Пелам Вудхаус - Парни в гетрах. Яйца, бобы и лепешки. Немного чьих-то чувств. Сливовый пирог (сборник)
— Я ж вам говорю. Ну, я ему показала. Вы подумайте, циник! Идеалов нет.
— У кого?
— У Сильвера.
— То есть у вашего мужа.
— Ну!
— А… — понял Фредди. — Ясно, ясно.
По-видимому, мистер Сильвер изготовил чистый купорос, но как только ты попривыкнешь к тому, что макушка у тебя скачет, словно крышка кастрюли, он даже приятен. Быть может, у мистера С. нет идеалов, но он знал, что делать с перегонным кубом и картошкой.
— Он разбил мне сердце, — сказала хозяйка.
— Что?
— Сердце.
— Кто?
— Сильвер.
— Мистер Сильвер разбил вам сердце?
— Ну! Своими низкими подозрениями.
Фредди был шокирован:
— Он вас подозревал?
— А то!
— Мистер Эд Сильвер?
— Он самый.
— Тут не обрадуешься.
— Золотые слова.
— Бедная вы, бедная, — сокрушился Фредди и прибавил, — миссис Сильвер.
— Может, руку мне погладите?
— Поглажу, — согласился он и погладил.
Мало того, он сжал эту руку. Судя по его словам, он относился к ней, как брат — к несчастной сестре.
Тут дверь распахнулась, и ввалились тяжелые тела, все как одно — в котелках.
Фредди испытал странное чувство, словно все это уже видел. Врачи полагают, что дело — в полушариях мозга, которые не очень хорошо стыкуются. Словом, он испытал такое чувство. Быть может, он видел котелки в предыдущей инкарнации.
— А? — спросил он. — Что надо?
И туг мозги его прояснились, полушария встали на место, и он узнал субъекта, прервавшего его беседу с Майрой Дженнингс.
Правда, в тот раз главный субъект смутился. Он растерялся. Но сейчас глядел веселее, словно достиг цели.
— Порядок, ребята, — сказал он.
Остальные субъекты кивнули. Один из них заметил: «То-то и оно!», другой — «Чтоб мне лопнуть!»
Главный субъект пристально вглядывался в Фредди.
— А черт! — вскричал он. — Опять этот тип! Ребята, — почтительно сказал он, — взгляните на него. Глядите, глядите. Чемпион! Какой прыткий, а? Куда ни придешь, он тут. Даже без велика.
Фредди ощутил, что самая пора поставить субъектов на место.
— Разрешите объяснить… — начал он.
Субъект нагло хмыкнул:
— Что, опять мы не в той квартире?
— И да, и нет, — ответил Фредди.
— То есть как? Это — 4А.
— Верно, — согласился Фредди. — Не спорю. Это — 4А. Но, слово джентльмена, с этой леди мы не… знакомы.
— Не знакомы?
— Ни в малейшей степени.
— Вот как? — сказал субъект. — Тогда что она делает у вас на коленях?
С немалым удивлением Фредди понял, что он прав. Когда она туда села, он сказать не мог, но догадался, что именно поэтому не мог величественно встать.
— Ах ты Господи! — воскликнул он. — Вы правы.
— А то!
— Ай-я-яй! — заметил Фредди. — А-я-я-яй!
Он был очень удивлен, в чем и признался.
Тут в беседу вступила хозяйка.
— Слушайте, — сказала она, — как Бог свят, я его в жизни не видела.
— Что же он у вас делал?
— Открывал окно.
— Оно закрыто.
— Знаю.
— Странно… — сказал субъект. — А, ребята?
— Ну! — сказал второй субъект.
— Ха! — сказал третий.
Первый сурово смотрел на миссис Сильвер.
— Стыдитесь! — сказал он. — Я потрясен. Да. По-тря-сен. И они тоже.
Теперь Фредди мог бы встать, и встал, и кинулся бы на субъекта, но тот по случайности был корпулентен.
— Вы оскорбляете даму! — сказал он.
— Э?
— Не кричите, — продолжил Фредди, высокомерно глядя на субъекта, — не финтите. Вы оскорбляете даму и, что хуже, в шляпе. Снимите ее!
Субъект смотрел на него. Видимо, он хотел сообщить, что сыщики шляп не снимают, но Фредди, на мой взгляд — зря, ловко дал ему в правый глаз.
После этого, по его словам, все пошло кувырком. Вроде бы поступил правильно, а глядь — ты в камере, и одно твое ухо обрело размеры некрупной цветной капусты. Прибавьте синяки под глазами и шум в голове.
Когда он вручил наутро клерку 50 долларов, вышел на улицу и купил газету, он увидел, что вчерашние события занимают полстраницы в том самом органе, который читает лорд Бодшем за кофе и яичницей.
Как видите, он до того растерялся, что забыл выдумать псевдоним. Мало того, он назвал свое второе имя, «Фотерингей»; но мы его не осудим.
Тем все и кончилось. Резонно или нет, Фредди решил не ждать реакции. Он отплыл вечером, не потрудившись узнать, что думают о происшествии Бодшем и Мэвис. Чуткий человек, этот Фредди. С него хватало догадок.
Теперь он здесь, в Англии, достаточно скорбный и суровый. Сегодня утром он говорил не очень приятные вещи о женщинах.
Мне известно, что уже в Саутхемтоне необычайно хорошенькая девушка уронила сумочку в воду. А Фредди сложил руки и мрачно уставился вдаль. По его словам, девы в беде должны искать других рыцарей, ибо с него хватит.
© Перевод. Н.Л. Трауберг, наследники, 2011.
Переплавленные в горниле
Ежегодный концерт клуба «Трутни» только что кончился, и небольшая группа, собравшаяся напоследок в баре, признала, что жемчужиной программы был шестой номер, конкретней — комический диалог Сирила Фотерингей-Фиппса, именуемого Чайник, и Реджинальда Твистлтона-Твистлтона, alias Мартышки. Сирил с рыжей бородой и Реджинальд в прекрасных зеленых баках играли бесподобно. Их блистательные реплики поистине очаровали публику.
— И что странно, — сказал один Трутень, — они лучше, чем в прошлом году. Как-то глубже.
Другой Трутень умудренно кивнул.
— Да, я тоже это заметил, — сказал он. — Но есть причина. Недавно они прошли через испытания, преобразившие их душу. Правда, из-за тех же испытаний номер мог сорваться. Известно ли вам, что они чуть не отказались выступать?
— Быть не может!
— Может. У них испортились отношения, а могли и вообще рухнуть. Одно время они почти не разговаривали.
Слушатели усомнились. Они напомнили, что эта дружба вошла в поговорку. Образованный Трутень сравнил Ч. и М., ну, с этими самыми, как их.
— Однако, — возразил главный Трутень, — я говорю чистую правду. Две недели назад если бы Чайник сказал Мартышке: «С какой это дамой я тебя видел?» — тот не ответил бы: «Это не дама, а моя жена». Он просто поднял бы брови и отвернулся.
Конечно (продолжал Трутень), поссорились они из-за женщины, некоей Анджелики Бриско, дочери преподобного П.П. Бриско, пасшего души в Мейден Эгсфорд (Сомерсетшир). Расположена деревушка в десяти — двенадцати милях от морского курорта Бридмут, где в магазине Торпа и Уиджера неразлучные друзья увидели прекрасную даму.
Поехали они в Бридмут отчасти ради гольфа, отчасти — ради отрешения от суеты, необходимого при подготовке диалога. Тем утром, о котором я веду речь, они зашли к Торпу и Уиджери, чтобы купить то и се, и там увидели девушку неслыханной красоты, которая только что заплатила за пять фунтов бекона. Пока они стояли и смотрели, она сказала приказчику:
— Ну вот. Пошлите, пожалуйста, в Мейден Эгсфорд, дом викария, мисс Анджелике Бриско.
И ушла; а Чайник с Мартышкой, словно опаленные молнией, нервно купили сардин, а также кусок хорошего масла. Потом они притихли, а после обеда Мартышка сказал Чайнику:
— Вот что, Чайник…
А Чайник сказал:
— Да?
— Вот что, — продолжил Мартышка, — ты уж прости, но мне надо съездить в Лондон денька на два. Дела, понимаешь! Ничего, что я тебя брошу?
Чайник с трудом скрыл радость. Увидев эту девушку, он сразу понял, что надо заехать в Мейден Эгсфорд, и гадал, куда же деть тело, то есть Мартышку.
— Ну что ты! — сказал он.
— Вернусь, как только смогу.
— Не торопись, — сердечно сказал Чайник. — Диалогу это пойдет на пользу. Любой актер знает, что хуже всего — слишком много репетировать. В общем, не торопись.
Наутро (конкретней — в субботу) Мартышка сел в поезд, а попозже Чайник, собрав вещички, перебрался в Мейден Эгсфорд, где поселился в «Гусе и кузнечике». Устроившись в номере, он пошел в бар освежиться, и его влюбленный взор тут же различил Мартышку, беседующего с девицей, продающей напитки.
Оба не столько удивились, сколько смутились.
— Привет! — сказал Чайник.
— Привет! — сказал и Мартышка.
— Значит, ты здесь?
— Да. И ты здесь?
— Да.
Они немного помолчали.
— Не поехал в Лондон? — спросил Чайник.
— Нет, — ответил Мартышка.
— Ы… — сказал Чайник.
— А ты не в Бридмуте?
— Нет.
— Ы…
Они помолчали снова.
— Сюда приехал? — спросил Мартышка.
— Да (Чайник). И ты, я смотрю, тоже.
— Да. Какое совпадение!
— Чудеса.
— Ну, ваше здоровье.
— Пип-пип!
Чайник осушил бокал по возможности браво, но душа его скорбела. Он мог помножить два на два и понимал, что Мартышку привела сюда любовь. Это было неприятно. Позже он говорил мне, что именно тогда подумал, не сбежать ли, махнув рукой на диалог. Какие диалоги, какие остроты с таким низким изменником?