Мария Донченко - Оранжевый туман
Листовки, переписанные от руки на клетчатых тетрадных листочках, постепенно ушли в прошлое к концу девяностых, уступив место листам формата А4, которые, греясь, натужно скрипя и жуя бумагу, медленно выдавливали из себя ксероксы и матричные принтеры. Но хриплые голоса оппозиционных бардов долго ещё рвались сквозь треск из динамиков кассетных магнитофонов на митингах и в квартирах активистов.
Виталик толкался среди народа у книжных и кассетных лотков в поисках новинок. Здесь торговали его давние знакомые, муж и жена Измайловы, Никита Максимович и Ксения Алексеевна. Они отдавали Виталику кассеты с большой скидкой, что было немаловажно — а когда денег не было совсем, могли и бесплатно, хотя и сами жили небогато.
Как и многие завсегдатаи митингов, они гораздо раньше узнали друг друга в лицо, чем по имени. В тот день, после концерта, Ксения Алексеевна впервые пригласила Виталика на чай к себе домой, и он охотно согласился, тем более что Сергей Маркин, вместе с которым они ехали сюда, ушёл ещё до перерыва. В отличие от Нецветова, он не очень любил подобные концерты, считая их пустой тратой времени.
В метро они ехали втроём. На плече у Никиты Максимовича висела огромная спортивная сумка с книгами и кассетами, но, когда Виталик порывался помочь, тот отвечал с улыбкой:
— Сейчас она лёгкая. Ты бы попробовал эту сумку поднять до концерта!..
Их маленькая квартира на восточной окраине Москвы чем-то напомнила Виталику его собственную, поразив только обилием книг — книжными шкафами были заставлены обе комнаты и даже прихожая. Библиотека Георгия Ивановича, вернее то, что от неё уцелело, не шла ни в какое сравнение.
За столом с ними сидела единственная дочь Измайловых, Люба, девочка-отличница лет тринадцати, с туго заплетёнными русыми косами и большими светло-серыми глазами. Она, подперев ладонью щёку, внимательно слушала политические беседы взрослых, к которым относила и Виталика постольку, поскольку он принадлежал к миру политических движений, жадно ловила каждое слово, но сама в разговор не вмешивалась.
Уже позже Виталик узнал, что на квартире у Измайловых периодически собирается «салон», как его в шутку называла Ксения Алексеевна — круг из двух-трёх десятков представителей разных оппозиционных организаций, которые независимо от своего руководства приходят поговорить на волнующие их темы и обсудить последние новости.
Но в тот вечер за столом сидели только хозяева и их единственный гость, молодой коммунист Виталий Нецветов.
— Чем тебе запомнилось двадцать третье февраля этого года? — спросил у Виталика Никита Максимович.
Ему не пришлось долго об этом вспоминать. На все митинги по красным датам календаря в девяносто восьмом и девяносто девятом в Москве стабильно собиралось не менее ста тысяч человек. Да, уже не было массовости начала девяностых, когда два раза, целых два раза, в марте девяносто второго и в мае девяносто третьего, столица видела полмиллиона под красными знамёнами — но уж сотня-то тысяч собиралась всегда, это считалось само собой разумеющимся, и, хотя праздничные шествия уже становились данью традиции, люди получали на них сильнейший эмоциональный заряд — что может сравниться с ощущением себя не одним из немногих, но одним из сотни тысяч?
В последний день девяносто девятого, передав полномочия премьер-министру, добровольно ушёл в отставку ненавидимый всеми президент Ельцин, который как бы олицетворял для многих то зло, которое уничтожило страну и разрушило их жизнь десять лет тому назад.
Он просто взял и ушёл.
И люди растерялись.
Это позже красная оппозиция разделится на тех, кто будет понимать полную преемственность власти, и тех, кому будет казаться, что наступила новая эпоха, причём вторых будет больше…
Но пока все растерялись.
Исчез символ того, против чего протестовали всё десятилетие — а для некоторых это означало всю сознательную жизнь.
И в первый советский праздник после этого события на красную демонстрацию вышло не более десятка тысяч человек.
В тот вечер (а двадцать третье февраля ещё было рабочим днём, и мероприятия начинались часов в пять-шесть, что отличало эту дату от остальных и придавало ей особый колорит вечерних демонстраций в темноте), выйдя из метро на Триумфальную площадь, Виталик вертел головой по сторонам, не понимая — а где же все? Он несколько раз пробежал вперёд и назад вдоль строящейся колонны, прежде чем, так и не отойдя от шока, занял своё место в рядах Альянса, которому на этот раз было отведено место почти в самом конце…
— Пришло очень мало людей, — ответил он, — действительно очень. Даже потом, первого и девятого мая, было больше. Мне сложно сказать, почему так случилось. Может быть, из-за проигранных выборов. А может, все понадеялись на Путина.
— Многие на него и сейчас надеются, — ответил Измайлов, — считают, что в ближайшее время произойдёт поворот к лучшему. Заметил, когда этим летом Путин начал говорить о патриотизме и культурных традициях, с каким энтузиазмом это восприняли многие из наших?
— Конечно, — кивнул Виталик, — болтать — не мешки ворочать. Меня это как раз и удивляет. Неужели ни у кого нет мозгов…
— Есть. Только у противника мозги тоже имеются, и не хуже наших. Нельзя недооценивать врага, Виталик.
— То есть Вы считаете, что такие речи произносятся специально? — уточнил Нецветов.
— Конечно.
— А знаете, я тоже об этом думал… Ничего ведь не изменилось, Никита Максимович, ничего! — воскликнул он.
— Я рад, что хотя бы кто-то из нашей молодёжи это понимает, — серьёзно ответил Измайлов, — Ты даже не представляешь, Виталик, насколько это важно…
«И лишь немногие, очень немногие…»
…Меньше чем через пять лет, светлым летним вечером, Люба Измайлова стояла вместе с весёлой компанией молодёжи на крыльце штаба Альянса, держа руки в карманах джинсов и прислонившись к кирпичной стене жилого дома, где на первом этаже, в одной из квартир, переделанной под офис, и располагалось помещение радикальных коммунистов. Большинство присутствующих курило. До начала еженедельного собрания оставалось ещё минут пятнадцать. Будучи некурящей, Люба участвовала в общих разговорах и сплетнях, смеялась над анекдотами вместе со всеми, только изредка, чтобы никто не заметил, поглядывая в сторону троллейбусной остановки, откуда с минуты на минуту мог появиться Виталик Нецветов. Она знала, что после работы и перед собранием он обычно успевает забежать в тир и расстрелять хотя бы десяток мишеней из пневматики, однако на собрания он старался всё же не опаздывать.
Измайлова Любовь Никитична. Восемнадцать лет. Жительница Восточного административного округа столицы. Студентка второго курса Московского Авиационного института.
…Собрание Альянса обычно начиналось с выступления Маркина и состояло в основном из него. Лидер говорил, как правило, минут сорок, сначала об общей обстановке в стране, потом о планирующихся акциях на ближайшую неделю, затем отвечал на вопросы, после чего каждый член организации мог выступить с объявлением или предложением, которые Сергей обязательно комментировал от себя. За общим собранием следовала отдельная беседа с новенькими, если таковые были, которую он проводил в дальней комнате штаба в отсутствие других бойцов Альянса.
Сегодня Маркин говорил долго. Большая часть его речи была посвящена президенту Путину, проправительственному форуму на озере Селигер и вновь недавно оказавшемуся в фокусе новостей бывшему премьер-министру Касьянову, да ещё случившемуся на этой неделе ночному пожару в магазине левой литературы «Фаланстер» в центре Москвы. Оппозиционеры подозревали в поджоге магазина членов проправительственных молодёжных организаций, об этом говорили открыто, но фактов ни у кого, разумеется, не было.
Виталик слушал вполуха. Маркин никогда не блистал глубиной анализа, а факты были ему давно известны из новостей. Люба, вступившая в ряды организации позапрошлым летом, когда Виталик служил в армии, сидела рядом с ним, вдвоём на секции из трёх стульев, какие бывают в кинотеатрах и домах культуры, слегка теребя пальцами тонкую ткань своей ветровки, и в её облике Виталик увидел несогласие со словами лидера организации. Однако возможностью выступить на собрании Люба не воспользовалась и вопросов Маркину не задала.
После политинформации Сергей перешёл к обзору событий на ближайшее время.
— Через две недели, — говорил он хорошо поставленным ораторским голосом, — в Москве состоится крупная акция под лозунгом «Россия без Путина». Вероятно, акция будет несанкционированной — так она даст больше информационного эффекта. Её место и время ещё уточняется и будет объявлено дополнительно. Но мы уже сейчас должны развернуть листовочную кампанию и агитацию в Интернете. Помимо общего сбора своих, следует привлечь людей со стороны. Эта акция должна собрать максимально широкий спектр оппозиционных сил — от коммунистов и национал-большевиков до либералов. Мы должны продемонстрировать единство всех против Путина. Да, и не надо бояться того, что мы выходим на один митинг с либералами, — подчеркнул он, предвосхищая вопросы из последних рядов, где сидели Виталий, Люба и их друзья — Андрей Кузнецов и Дмитрий Серёгин, — сегодня тот этап, когда нужно поддержать общедемократические требования — свободы слова, собраний, печати. Режим душит их так же, как и нас, поэтому они — наши первые тактические союзники…
