Александр Мелихов - Испытание верности
В следующую секунду он уже был в дверях, в два бесшумных прыжка одолел семь ступенек, на улице перемахнул через мусорный бак. Одеваться ни к чему. Такая легкость на душе – тело восхитительно слушается его. В будке на всякий случай щелкнул выключателем – и вдруг вспыхнул свет. Исправно! Это тем больше радует, чем реже случается. Стало совсем уютно, особенно когда знаешь, что сейчас снова в тепло.
Диск визжит, как несмазанная телега. В трубке гудки, космическое откашливание.
– Здравствуйте, это ответственный дежурный? С вами говорит начальник городской пожарной охраны.
Молчание.
– Алло, алло! Света, это ты?..
Снова молчание.
И наконец брюзгливый надтреснутый бас.
– Нету твоей Светы. Током убило.
– Как убило?..
– Как убивает?.. У тебя там розетка есть? Вот разбери ее и возьмись за концы – узнаешь.
– Так как?.. Так что?.. Ее совсем, что ли?..
– Приезжай – увидишь, – немножко смягчился бас. – Может, еще успеешь проститься.
Ничего не соображая, Олег ринулся со двора на улицу. Морозец уже проникал сквозь рубашку, но было кощунственно обращать на это внимание. Однако, завидев мчащиеся по проспекту редкие машины, он сообразил, что без куртки обойтись можно, но без денег никак.
Взбежал по лестнице, задыхаясь как старик, трясущимися руками, осыпая себя страшными проклятиями, долго не мог попасть ключом в скважину.
Выгреб из всех карманов все, что было, до последней мелочи, – на такси хватит раза на три, не попадая в рукава, натянул куртку уже на лестнице, протолкнув сквозь рукав пригревшийся в нем шарф. Вытянул его на бегу, изо всех сил заставляя себя всматриваться под ноги: сейчас сломать ногу – и всему конец.
На мерцающем в туманных фонарях страшном проспекте, черно-серебрящемся среди ночных снегов, он отчаянно махал каждой проносившейся машине сначала просто рукой, потом трепыхающимися бумажками, но эти железные акулы с белыми огненными глазами, абсолютно безжалостные, как все в этом мире, равнодушно вжикали мимо.
Наконец он выбежал прямо навстречу какой-то пятой-седьмой из них и упал на колени, пригнув голову, чтобы не видеть, задавит она его или нет. На истерический визг тормозов он лишь что есть мочи зажмурился.
Открыл глаза. Радиатор скалился метрах в полутора, из дверцы выпрастывался лысый толстяк с каким-то поблескивающим стальным инструментом.
Опережая ругань, а может быть, и удар, Олег вытянул ему навстречу руки с мятыми бумажками и воззвал, словно к Господу Богу:
– У меня только что жену убило током! Отвезите меня, здесь недалеко, я все отдам, вот, возьмите деньги, у меня есть еще часы, куртка...
Толстяк колебался, кажется, опасаясь, что имеет дело с сумасшедшим, и Олег, стараясь, чтобы голос не срывался на визгливые нотки, изо всех сил изображал нормальность, чувствуя, что лед трогается.
– Не думайте, я нормальный человек, я работаю, у меня есть диплом, я просто сейчас так выгляжу, я здесь рядом живу, могу показать, клянусь, заходите завтра – я вам все покажу, возьмете все что захотите...
Он совсем забыл, что квартира эта съемная и ему там принадлежит лишь двухпудовая гиря да комплект пластинок «Бориса Годунова».
– Садись, – наконец бросил толстяк, и Олег не бросился целовать ему руки только потому, что тот сразу же двинулся к машине.
Олег пробрался с другой стороны, стараясь занимать как можно меньше места.
Они мчались по какому-то совершенно чужому страшному городу, и Олег безостановочно молился одними губами: «Господи, сделай так, чтобы она была жива – клянусь, я никогда больше, ни до кого не дотронусь, даже не посмотрю, клянусь, я Тебя больше никогда ни о чем не попрошу, никогда больше не буду говорить, что Тебя нет...»
* * *Светкин институт чернел страшным циклопическим кирпичом, поставленным на попа – горели только две вертикальные цепочки окон на лестничных клетках да бессмысленно сиял пустынный вестибюль за дюралевой застекленной дверью. С колотящимся в ушах и горле сердцем Олег лихорадочно нашаривал мечущимся взглядом звонок и никак не мог опознать его в белом квадратике на черном фоне.
Нашел, утопил его прыгающим пальцем – ледяная тишина. Подолбил остервенело – вестибюль безмолвствовал. Олег развернулся к стеклу правым боком и изо всей силы врубил локтем, словно в драке под дых. Сдавленно взвыл и ухватил себя за отшибленную руку, покачался, сдержанно мыча. Потом отступил на два шага и с разворота что было силы врубил по стеклу каблуком.
Звон посыпавшихся стекол был перекрыт пронзительнейшим нескончаемым электрическим звонком, заглушавшим любые человеческие звуки. Поэтому, когда в огромной косой звезде среди растрескавшегося стекла показалось перепуганное Светкино лицо, Олег был уже не в силах что-либо понимать. Он опустился на припорошенный снегом бетон, обхватил руками колени и разглядывал Светку так, словно собирался ее кому-то описывать.
* * *Однако к прибытию энергичного милицейского наряда они уже успели обо всем договориться. Дверь разбили хулиганы, она испугалась и вызвала мужа. Да, она знает, что посторонним здесь не место, но случай был исключительный. А потому не подбросят ли они его до дома, им же все равно нужно патрулировать.
Она подлизывалась, простодушничала, а Олег только тупо кивал. Наконец он тяжело, словно расслабленный дед, вскарабкался в воронок, и они куда-то тронулись. Может быть, домой, может быть, в тюрьму, может быть, на кладбище, может быть, на свалку, – Олег с беспредельной ясностью понимал, что случиться в этом мире может решительно ВСЁ.
