Ясутака Цуцуи - Мой гранпа
— Гранпа, я не пойду той дорогой, — сказала Тамако, опасаясь, что дедушка начнет разбираться с мальчишками.
— Да ладно тебе. Все в порядке, — улыбнулся Кэндзо.
— Гранпа, не связывайся с ними, — чуть не плача сказала Тамако, — они ничего не понимают. Они еще дети!
— Знаю, знаю.
— О, бывший заключенный! Круто!
— Конкретный старикан!
— Если убиваешь людей, сиди тихо и не высовывайся!
Подростки отчаянно демонстрировали свою смелость, задирая взрослого человека, отсидевшего срок. Поравнявшись с ними, Кэндзо остановился и с улыбкой сказал:
— Вы что, хотите со мной подраться?
Они замолчали.
Кэндзо обратился к одному из них:
— Ты ведь сын Токунаги из лавки вывесок? Передай отцу, чтобы он позвонил мне. Скажи, что Годакэн вернулся.
Главарь компании Хироси Токунага озадаченно кивнул. Все молчали. Возможно потому, что Кэндзо говорил на удивление спокойно. А может быть, они опасались, что и об их семьях ему известно что-то такое, чего они и сами не знают. Однако когда Тамако с дедушкой прошли мимо, Токунага, должно быть, разозлился на себя за проявленную слабость, и, чтобы не ударить в грязь лицом перед товарищами, вскочил и начал громко ругаться, вслед за ним затявкали и остальные.
— О чем это ты собираешься говорить с отцом? Тоже мне, начальник!
— Не выпендривайся, убийца!
— Отсидел-то всего один срок!
— Нечего тут из себя изображать!
Тамако изо всех сил тянула за руку пытавшегося обернуться дедушку. Наконец они повернули к дому.
— Не надо. Пожалуйста, — со слезами в голосе сказала Тамако. — Если ты им что-нибудь сделаешь, то издеваться будут надо мной, в школе.
— Значит, над тобой все-таки издеваются?
— Главное ничего им не делай, ладно?
— Хорошо, не буду.
— Гранпа, откуда ты знаешь Токунагу-куна[13]?
— Когда ждешь своей очереди в парикмахерской, люди часто рассказывают о школьниках, проходящих мимо по дороге, — кто чей сын и все такое.
Тамако обратила внимание, что дедушка постригся под бокс, и что эта стрижка очень ему идет.
«Дедушка следит за собой», — отметила она про себя.
Вечером, выходя из дома, Кэндзо, против обыкновения, надел пиджак и прихватил с собой фотоаппарат. Старый, купленный заведомо более десяти лет назад пиджак был отлично сшит и хорошо сохранился, так что Кэндзо, повязавший простой, но элегантный галстук, не был похож на служащего или пенсионера: скорее его можно было принять за предприимчивого бизнесмена или свободного художника.
— Куда это он отправился фотографировать на ночь глядя? — спросил у Тамако отец, знавший от жены, что Тамако ладит с дедушкой. — Уже девять часов.
— Откуда я знаю. Может, на собрание общества любителей ночной съемки?
* * *Прошло четыре дня. Тамако возвращалась из школы. На дороге перед ее домом стояли двое парней. События происходили еще до того, как лопнула экономика «мыльного пузыря» [14], да и само выражение «мыльный пузырь» в ту пору еще никто не употреблял. Некий предприниматель собирался, скупив несколько домов в окрестностях, включая дом семьи Годай, построить на их месте многоквартирную многоэтажку, и по его поручению члены хорошо известной в местном торговом квартале небольшой банды занимались добровольно-принудительной скупкой земельных участков, всячески угрожая владельцам домов. Эти двое были как раз из числа скупщиков. Тамако их лица были уже знакомы.
— Здравствуй, девочка, — один из парней преградил Тамако дорогу.
— Идешь из школы? Мы звонили в дверь, но твоя мама не вышла. Но мы-то знаем, что она дома.
— Наверное, она не хочет выходить, — Тамако гневно посмотрела на смуглого парня. — Отойди с дороги.
— Вот как? Значит, она не хочет с нами повидаться, — сказал второй парень в темных очках, обхватив Тамако сзади обеими руками, — теперь-то, думаю, наверняка захочет.
Мать, встревоженная криком Тамако, выскочила из дома и завопила:
— Что вы делаете с моей дочерью?! Отпустите ее!
— Ну вот. Мы же говорили, что она дома, — засмеялся парень в темных очках, отпуская Тамако.
— Хозяйка, просто послушай, что мы скажем.
— Гранпа дома? — спросила Тамако, вбегая в дом.
— Дедушки нет. И хорошо, что нет. Если бы он был дома, уж и не знаю, как бы все обернулось.
Смуглый парень, озадаченный словами Тиэко, пробормотал из-за входной двери, которую она поспешила закрыть перед самым его носом:
— Что это еще за дедушка такой?
Похоже, они ничего не знали о Кэндзо, поскольку были слишком молоды и недавно приехали в город.
— Ни в коем случае не рассказывай об этом дедушке, — со страхом сказала Тиэко дочери.
— Почему?
— Бабушка же говорила. Если он начнет с ними разбираться, беды не оберешься.
Тамако подумала, что теперь-то дедушка, возможно, разобрался бы, не прибегая к насилию, но промолчала.
В тот вечер родители снова затеяли громкую ссору у себя в спальне, от их криков едва успевшая заснуть Тамако проснулась.
— А что я мог сделать? Меня же не было дома.
— Но когда они снова позвонят, ты уж договорись с ними. Они ведь запросто могут изнасиловать Тамако.
— Что ты несешь!
— Так ведь неизвестно, что они в следующий раз выкинут.
— Мы ничего не можем сделать. К тому же дом принадлежит отцу. Придется с ним посоветоваться.
— Я же тебе сказала, нельзя с ним советоваться! Что, если начнется поножовщина? Потом на судебных расходах разоримся.
— Ну и что ты предлагаешь?
— Придумай что-нибудь. Неужели на тебя хотя бы в этом нельзя положиться?!
Перепалка длилась часов до двух ночи.
На следующее утро дедушка остановил в дверях собравшуюся в школу Тамако.
— Тамако, послушай-ка, мне показалось или вчера вечером Кэйити и Тиэко ссорились?
— Ага. Значит, и внизу было слышно? Ругались допоздна.
— И часто они так?
— Да уж, нередко.
Перепалки происходили не только в те дни, когда появлялись бандиты. Мать высказывала отцу всевозможные претензии, используя скупщиков как повод, и потом оба они по два-три дня бывали не в духе. Дедушка, разумеется, тоже это заметил, но, не понимая причины их разногласий, казалось, находился в растерянности.
* * *В понедельник, когда закончился последний перед большой переменой урок, Тамако, отметив про себя, что сегодня над ней никто не издевается, взглянула в сторону Томоми. Томоми ответила ей мрачным взглядом. Тамако устало подумала, что, видимо, мучительница как раз собирается приняться за нее, как вдруг та сделала ей знак глазами — призыв выйти в коридор. В коридоре никого кроме них не было.
— Ты простишь мне, что я над тобой издевалась? — сказала Томоми, растягивая слова и устремив на Тамако умоляющий взгляд. — Хотя, если вспомнить, что я делала, тебе, наверно, будет трудно меня простить.
От неожиданности Тамако какое-то время молчала, не зная, что сказать.
— Раз ты извиняешься, я все забуду, — как только Тамако произнесла эти слова, тревога исчезла с лица Томоми, но потом она, словно испугавшись чего-то, быстро сказала:
— Пожалуйста, никому не показывай ту фотографию. Прошу тебя.
— Какую фотографию?
— Ты не знаешь? — Томоми удивленно всмотрелась в лицо Тамако. — Спроси у своего дедушки, — и ничего больше не сказав, она вернулась в класс.
Что натворил дедушка? Что за фотография? Должно быть, он что-то сфотографировал своим новым фотоаппаратом, но что? Что такого он мог заснять, чтобы так напугать Томоми? Всю вторую половину дня Тамако пребывала в раздумьях и на занятиях была очень невнимательна. Как только уроки закончились, она со всех ног побежала домой. Дедушка был дома.
— Гранпа, что ты сделал Томоми?
Кэндзо, сидевший, по своему обыкновению, на краешке деревянного настила веранды, глядя на сад, ответил, не оборачиваясь:
— A-а, Томоми — это внучка Кидзаки, державшего малярную мастерскую? Ничего особенного я ей не делал.
— Но… — Тамако рассказала о разговоре с Томоми, — что за фотографию ты ей показал?
— Вот эту, — Кэндзо поднялся, зашел в комнату в шесть татами с буддийским алтарем — бывшую комнату жены, где теперь жил сам, и вернулся с цветной фотографией в руках, — хотя это и не для детских глаз.
На фотографии была мать Томоми, Сидзука, — Тамако несколько раз видела ее и запомнила лицо. Женщину сфотографировали за стойкой бара, где она работала. По обе стороны от нее, крепко к ней прижавшись, сидели двое типов, по виду приезжие из деревни, а за спиной пристроился третий, похоже, продавец одного из магазинов в районе. Он поил уже изрядно захмелевшую Сидзуку саке из стакана; мужик справа засунул руку в глубокий вырез ее розового платья и тискал ее грудь; а тот, что слева, задрал подол и, запустив руку в крошечные трусики, трогал ее между ног. Сидзука с улыбкой смотрела в потолок затуманенным от выпитого взглядом.
