Слава Сергеев - Москва нас больше не любит
При этом мы болтали про всякие московские дела, и это было немного странно, идти здесь, в Зурбагане, с людьми, которых я встречал и помню в московских интерьерах и координатах. Например, Анька со своим Сашей теперь живет на Белорусской, Андрей у Китай-города, и когда мы шли и разговаривали, я вспоминал эти московские места и пейзажи и спросил: а как там Москва?
Они стали смеяться и снова спросили: да давно ли мы здесь?
Я перестал выпендриваться и рассказал, что все получилось случайно, а не потому, что я такой смелый и супер-свободный человек. Приехали-то всего на две недели, в зимний отпуск, а потом в журнал, в котором я работал, пригласили нового главного редактора, совсем молодого мальчика с очень большими амбициями, но недостатком образования или вкуса, или уж я не знаю, чего еще, и эта “новая метла” со значением сказала мне по телефону, что теперь все в журнале будет по-другому, и писать про книги Александра Грина или фильмы Георгия Данелии мы больше не будем даже иногда, - они, мол, никому здесь и теперь не интересны.
- Устарели! - энергичным дискантом и нажимая на “а”, сказал мне новый редактор.
Особенно мне понравилось его “здесь и теперь”, и я, после некоторых колебаний, решил, что все очень удачно складывается и хорошо, что я заранее позвонил и мне не стоит менять весенний Зурбаган с зацветающими деревьями на слякотную серую Москву с этим молодым придурком в придачу…
Тем временем пришли, и мы с женой были очень горды квартирой, в которой мы жили, - большой светлой комнатой в дореволюционном доме с большими окнами и видом на маленькую площадь и цветочный базарчик, и все пошли на наш огромный балкон, на котором, наверное, когда-то сидели дамы в длинных платьях и смотрели вниз, на гуляющую публику, и все тогда было совсем-совсем другим, как на старых черно-белых открытках, но и сейчас вечером отсюда сквозь деревья был виден мигающий глаз маяка, а во время штормов доносился шум моря.
И мы, возможно, подражая дамам в длинных платьях, вынесли на балкон стол, а пластмассовые кресла там были, их притащила из какого-то закрывшегося летнего кафе наша хозяйка, откупорили вино и коньяк и шумно подняли тост: за встречу московских друзей в Зурбагане!
Дальше все было довольно сумбурно, после первых тостов мы с Анютой разговаривали о том, как они здесь устроились (оказалось, что в их доме отдыха за совершенно советский двухместный номер пятнадцать метров с них берут по 40-50 долларов в день), и об общих московских знакомых; ее Саша задумчиво смотрел с балкона на улицу, ее Андрей кокетничал со своей новой женой, их дочка смотрела наши книжки, а их коллега - финансовый директор Аниной и Сашиной фирмы, почему-то пошедший с нами, флегматичный, даже немного неестественно спокойный блондин, - помогал моей жене делать чай.
Где-то часа через полтора они собрались уходить. По видимому, все немного опьянели, потому что Саша (он вообще-то по первому диплому филолог) вдруг стал читать Бродского, естественно, “Письма римскому другу”, причем немного перевирая слова, а Андрей, совершенно не обращая внимания на присутствие жены и дочки, вдруг сел на колени финансовому директору, изрядно того сконфузив.
Вообще, конечно, не могу удержаться - милый коктейль в голове у этого Андрея, причем, как мне почему-то кажется, довольно типичный. “Славное советское прошлое”, которого он, естественно, не помнит, куча денег в кармане, “враги России, митингующие на Майдане”, жена, вышедшая замуж за близкого друга, и теперь вот еще финансовый директор… Может, он, конечно, и случайно сел к нему на колени, не имея ничего в виду, но выглядело это как-то… как-то довольно грустно, я бы так сказал. Дочка его, во всяком случае, сильно напряглась и сказала: пап, пошли домой! Но он все не слезал с колен финдиректора, а тот пытался шутить и делать вид, что ничего не произошло, ничего особенного в смысле. Аня выразительно на меня посмотрела, а ее Александр очень развеселился и снова стал читать Бродского, кажется, “Пилигримы”. Причем он читал их с балкона, и проходящие мимо редкие прохожие задирали головы. Единственный человек, который мне однозначно понравился в этой ситуации, это была вторая жена Андрея. Она вообще не реагировала ни на что. Как сидела невозмутимо с чашкой цейлонского чая и знаменитым зурбаганским эклером в руках, так и продолжала сидеть.
И тут я, наверное, от раздражения, - все же мы немного отвыкли от всех этих московских штучек, от всего этого позднего Рима и неуловимо присутствовавшего во всем какого-то духа, душка даже, какого такого душка насилия и разложения, - я вдруг сказал Анюте: “Слушай, Ань, оба твоих мужа ужасно банальны! Где ты их берешь?!.”
И Анька вдруг мне ответила раздраженно (причем, знаете, я сразу, - ведь я ее давно знаю, - как только мы встретились на набережной, почувствовал, что она чем-то недовольна):
- Ну, так найди мне других.
А ведь у Саши-2, хочу напомнить, на следующий, то есть через полчаса, уже в этот день, был happy birthday, и согласитесь, даже имея некоторое чувство юмора, все-таки не очень приятно получать в день рождения такие message от собственной жены.
И плюс сидящий на коленях финансового директора первый муж на переднем плане… Можно как-то немного загрустить, правда?
Но - поскольку на жену он, по-видимому, пока обидеться не решался, а на Андрея ему обижаться вообще было бы грешно: кто знает, почему тот оказался на коленях финансового директора, не в результате ли развода?! - он решил обидеться на меня. Он замолчал и, подняв голову, гордо встал.
- Я ухожу, - гордо сказал он Ане. - Ты остаешься? - И добавил, обращаясь ко мне: - Спасибо…
Я немного растерялся, так как, повторюсь, немного отвык от людей вообще и московского способа отдыха и общения, в частности, а московский способ отдыха последние несколько лет обязательно подразумевает небольшой скандал во втором акте, но самих москвичей за это винить не стоит: что-то, по-видимому, витает в московском воздухе, - и плюс к тому замечу, что, возможно, это что-то витает не только в Москве, просто я в других местах не был. Мне кажется, это просто нервность и страх москвичей что-то потерять, и подозрительность, и неуверенность, и у большинства незащищенность, и отсюда комплексы, потому что некоторым есть что терять и от чего комплексовать: ведь все их добытое трудом и талантом благополучие подвешено на тоненькой веревочке, а что будет дальше, совершенно непонятно, и история последних лет это показала во всей красе… Такие ощущения кого хочешь сделают нервным и готовым скандалить по любому, даже мелкому поводу.
Впрочем, повторюсь, это все мои домыслы, а точно я не знаю.
Пока же я сказал Саше:
- Саня, ты что, с ума сошел? Это же шутка!
Но он все равно, уже гордо подняв голову, уходил, а за ним испуганно поднялась их дочка, и перед ней мне действительно стало неудобно: хоть и шутка, а это все же мамины мужья.
Но кто обрадовался возникшей неловкости, это Андрей. Он вскочил с колен финансового директора и, подбежав ко мне, сказал, что мне “спасибо” и что он тоже - не ожидал от меня такого - и радостно помчался за Сашей-2.
Какого, блин? Я было хотел за ними пойти и, может, как-то даже извиниться перед Сашей, - все-таки давно знакомы, - хотя и не очень понятно, за что, но Аня меня остановила и сказала, чтоб я не обращал на них внимания и что они оба совершенно пьяные, и ее неожиданно поддержала вторая жена Андрея, и моя жена тоже пожала плечами, и я остался. Может, зря, все-таки давно знакомы, повторяю.
А Аня, дочка и вторая жена Андрея медленно собрались, и пошли вслед за своими обиженными и нервными мужчинами. А я вдруг совершенно отчетливо подумал, что совсем-совсем не хочу возвращаться в Москву, где такие истории за столом происходят совершенно запросто и довольно часто (и за этими историями встает весь, что называется, контекст), и от этой мысли мне стало неуютно и грустно.
Разные реальности
Вечером следующего дня мы с женой, как обычно, пошли пройтись по набережной. Ветра уже не было, но похолодало, высыпали звезды, и море было тихим, с небольшим волнением. Людей на набережной почти не было и мы, немного постояв напротив маяка, в той части, где швартуются спортивные яхты, медленно пошли в сторону Ореанды, и в единственном работающем в этот поздний час кафе у самого берега увидели наших московских друзей. Они тоже нас увидели, и я подумал, что смешно, встретившись за полторы тысячи километров от Москвы, как дети дуться друг на друга, тем более из-за какой-то пьяной ерунды, и помахал им. Они ответили, но крикнули при этом что-то типа “вот идут местные жители!”, и жена спросила меня, а точно ли мы должны к ним подходить? Я сказал, что если мы не подойдем, это будет глупо и невежливо и очень по-московски, в современном понимании этого слова это будет значить, что мы тоже злимся, а этого же нет?
