Борис Шустов - Заполярная сказка
По проходу слонялись полузнакомые парни, останавливались у иллюминаторов, подолгу смотрели на воду, на крутую непропадающую волну и дымили сигаретами. Им надоел трюм, надоела палуба, надоел пароход, вообще все надоело, ведь мы плыли уже третьи сутки, миновали Казачинские пороги, Енисейск, Ярцево, Осиново, Верещагино, находились где-то между Туруханском и Игаркой, а до конечного порта, Дудинки, как говорили бывалые люди, еще пилить и пилить. В Дудинке нас, более пятисот парней и девушек, посадят в железнодорожные вагоны и повезут в загадочный, холодный Полярный. И опять без устали будет носиться по перрону ответственный за нас однорукий товарищ Назаров, будет ругаться, кричать, грозить, метаться по вагонам, его никто не будет слушать, но все в конце концов устроится, и опять дернется поезд, застучат на стыках колеса, и, глядя в окно на незнакомые места, я в который раз подумаю, как далеко меня занесло. А давно ли, кажется, провожали меня отец и мать из родного дома на учение в столицу. Стояли на большой дороге, махали, мать то и дело вытирала глаза ладонью, и, видя их, таких одиноких и маленьких, я жалел чего-то и у меня непривычно и сладко сжималось сердце. Так я и уезжал-то всего за тысячу верст, в Москву, куда с ближайшей от нас железнодорожной станции ежедневно идут поезда, да не по одному, и откуда в любой- миг можно вернуться домой – купил билет и приехал. А теперь вот плыву по широкой сибирской реке, и нет мне обратной дороги.
Получилось вес неожиданно и просто. Уже на Ярославском вокзале, только приехав в Москву, я увидел большую толпу. На путях стоял поезд, облепленный плакатами, какой-то парень в очках, взобравшись на деревянные подмостки, уверенно рубя рукой, что-то говорил, слышались крики «ура», играл аккордеон, обнявшись, пели парни и девушки, а их мамы стояли поодаль и улыбались, и плакали, звенела гитара, и в тесном кружке яростно и легко плясал кудрявый парень. «Куда вы?» – спросил я у одного из парней. «В Сибирь! Айда с нами!» Неожиданно повис в вечернем тепле утробный густой звук, и все, галдя и толкаясь, полезли в вагоны. Грянул оркестр, качнулись и поплыли вагоны, не обращая внимания на крики проводниц, висели на подножках молодые, как я, ребята, старательно дули в трубы серьезные музыканты, и все это, вместе взятое, было как провожание на фронт, смутно запомнившееся мне в далеком сорок первом. И я, захваченный чувством какой-то небывалой новизны, шел вместе со всеми за вагонами, улыбался незнакомым мне лицам, и мне тоже захотелось быть там, в вагонах с красными полотнищами, кричать, громко петь песню и чтобы меня тоже провожали. Пропал последний вагон. Люди начали расходиться. Ушел и я.
На небольшом семейном застолье, провожая меня в столицу, отец сказал: «Учись, Толька. Я не сумел, так хоть ты инженером станешь». Помня отцовские слова, я терпеливо сидел за учебниками, сдал экзамены без единой тройки и все-таки не прошел по конкурсу. Придя в общежитие, я долго смотрел в окно на шумную улицу и думал, как жить дальше. И вдруг припомнился мне Ярославский вокзал, очкарик, говоривший речь, красные плакаты на вагонах и то небывалое чувство, которое я тогда испытал. Побросав немудреные свои вещички в чемодан, я направился в ближайший райком комсомола. В большой комнате около огромной, во всю стену, карты стояла толпа. На карте краснели флажки, которыми были отмечены ударные комсомольские стройки. Он:; краснели всюду – на севере Европейской части, в Казахстане, на Дальнем Востоке, в Сибири, и даже на юге, недалеко от Сочи. Из разговоров, доносившихся до меня, я улавливал заманчивые, удивительные названия – Мангышлак, Усть-Илим, Полярный, слышал, как азартно уговаривал девушку невысокий парень ехать вместе с ним на Дальний Восток, а та, не отводя глаз от карты, отрицательно покачивала головой, как уверенный бас снисходительно объяснял всем кто пожелает обо всех стройках, что там есть и как там зарабатывают и вообще, стоит ли ехать в то или иное место. Я отошел в сторону. «Что, друг, голова закружилась?» – усмехнулся высокий парень, рядом с которым я оказался. «Закружилась», – признался я. «Так едем со мной?» – «Куда?» – «В Полярный». Я посмотрел на карту. Полярный лежал в середине большого полуострова на шестьдесят девятой параллели. «Там медведи. Белые, разумеется. Песцы, куропатки. Всего навалом», – все так же несколько усмешливо продолжал парень. «Едем», – сказал я. «Вадим, – представился парень. – Тебе сколько?» «Восемнадцать… скоро». – «Ну, а мне двадцать три. Так что сработаемся. Тут еще один сейчас подбежит. Миней зовут. Да вот и он». Миня оказался круглоголовым, разговорчивым пареньком, моим ровесником. Он сразу же начал говорить о какой-то хорошенькой девочке, которую ждет уже битый час и которая дала ему слово ехать вместе с ним в Полярный. он уже и с родителями ее переговорил, правда, по телефону, и вот, на тебе, целый час прошел, а ее нет… «Ладно, – прервал разглагольствования Мини Вадим. – Пойдем в кабинет». На следующий день нам вручили комсомольские путевки, а еще через день мы сели в вагоны с красными полотнищами. И были речи, и оркестр, и пляски, стояли на перроне чужие матери, и, разрывая воздух, несся наш поезд. За время пути мы подружились. Вадим оказался человеком серьезным, вдумчивым. Вот и сейчас, лежа на верхней полке, я краем глаза вижу его читающим книгу, а Мини в трюме нет. Он наверняка уже на корме, где каждый вечер танцуют под аккордеон, и наверняка с черноглазой татарочкой Лидой. Ту хорошенькую московскую девочку он успел уже позабыть. Я спустился с полки и на вопросительный взгляд Вадима ответил:
– Пройдусь по палубе.
– Ну, ну. Пройдись, – насмешливо ответил Вадим.
2
И в этот вечер она вышла на палубу. На ней, как обычно, было голубое легкое платье с белым тонким воротничком. Она подошла к борту и стала смотреть на низкие, тихо плывущие вдали берега. Я верил, что она снова придет, и вот уже больше часа слонялся по палубе, придумывая, как подойти к ней и что сказать. Я твердо решил познакомиться с ней в этот вечер, но, когда она вдруг появилась и, легко ступая, подошла к борту, мне вновь захотелось, чтобы начался шторм или чтобы к ней начал приставать кто-нибудь из компании Сереги Червонца. Тогда бы я ее спас, и все разрешилось бы само собой. Но на реке было безветренно, тихо, лишь, по-детски вскрикивая, падали в воду чайки, а Серега с дружками после случая с купанием не появлялся на палубе.
Я знал, что с минуту на минуту на палубу выйдет представительный высокий мужчина с седой головой, встанет с ней рядом и будет курить, а потом возьмет ее под руку и они уйдут в ресторан. Может случиться и так, что вместе с мужчиной выйдет моложавая женщина, очень похожая на девушку, с таким же спокойным, чистым лицом, и издалека, да еще в вечернем свете они покажутся мне чуть ли не сверстницами, и лишь когда они пройдут мимо, я замечу печальные, понятливые глаза женщины, морщины на лбу и около губ и поредевшие на висках волосы. В ресторане они сядут за свободный столик, перед ними возникнет официант, запишет заказ и исчезнет, мужчина снова закурит, а девушка взглянет в окно и увидит меня, стоящего на палубе. Она посмотрит на меня мельком и сразу отвернется. Я поплетусь прочь, остановлюсь где-нибудь поодаль, но в месте, с которого хорошо разгляжу их, возвращающихся из ресторана. Они постоят немного на палубе, подышат свежим воздухом, а потом скроются в своем «люксе» и больше уже не выйдут. Когда стемнеет, окно их каюты мягко засветится, но сквозь него ничего нельзя будет рассмотреть, потому что оно будет зашторено.
Сейчас я подойду к ней и скажу… Что? Сказать ей надо о том, чтобы она не боялась меня, чтобы пошла вместе со мной на корму, где танцуют под аккордеон, где весело и шумно. И еще надо сказать, что я увидел ее утром, сразу после бестолковой посадки в Красноярском порту, три дня назад…
Внезапно я услышал смех, обернулся и увидел, что девушка идет прямо на меня. Она улыбалась, чуть приоткрыв яркие пухлые губы, и я совсем близко увидел ее ясные глаза, опушенные густыми темными ресницами, завитки густых волос, упавших на белый лоб, и длинные крутые брови. Я растянул рот в глупейшей улыбке, думая, что она остановится передо мной, но она прошла мимо и, проследив ее путь, я увидел, что она улыбалась не мне. Она шла к седому мужчине и моложавой женщине, стоявшим в дверях ресторана. Заходя следом за мужчиной и женщиной в ресторан, девушка оглянулась, посмотрела на меня и засмеялась. Мне сразу сделалось хорошо, а, когда она села за стол и посмотрела в светлое окно, я совсем осмелел и помахал ей рукой.
Возвращаясь из ресторана, они как обычно остановились около борта. Я видел, как Девушка что-то умоляюще говорила мужчине, как поддержала ее женщина и как мужчина, сердито швырнув горящую папиросу в воду, ушел. Женщина покачала головой и пошла за ним. Девушка осталась одна. Сначала она стояла неподвижно, потом оглянулась раз и второй. Я покинул свое укрытие, подошел к ней и поздоровался.
