Анхела Бесерра - Музыка любви
Сама не зная почему, Аврора не стала звонить мужу и рассказывать ему о происшедшем. Любезно попрощавшись с Ульядой, который долго и тщетно настаивал на том, чтобы проводить ее, она направилась прямиком к дому матери.
Сумерки не спеша опускались на Борн. Багровые лучи заката словно застыли на старых фасадах, в то время как ноги сами несли Аврору к дому ее детства. Туристы, как всегда в летнее время, наполняли оживленным шумом улицу Монкада. Уличные музыканты на каждом углу наигрывали кто южноамериканские мотивы, кто Моцарта, кто Вивальди, настраивая народ на ночное гулянье.
Случаю было угодно, чтобы, проходя мимо дворца Дальмасес, Аврора услышала, как из какого-то бара на нижнем этаже раздается та самая мелодия, которую она только что исполняла для матери. Понимая, что таким образом делает крюк, она специально выбрала путь подлиннее, чтобы пройтись в толпе чужих людей с этим новым для себя чувством одиночества. В голове у нее царила мешанина из сомнений и воспоминаний. Она спускалась по Лайетана, не замечая, что на безопасном расстоянии за ней следует Ульяда.
Старая мансарда встретила ее ароматами детства, только на этот раз мама не вышла поздороваться. Вечерние сумерки уже пробирались в помещение.
Откуда начать? Где искать то, что она непременно должна найти? На обеденном столе обнаружилась вырезка из газеты. «Интервью с врачом, рассказывающим об отравлении газом. В статье перечислялось порядка двадцати отдельных случаев со смертельным исходом. Аврора не стала читать ее целиком, но сунула в сумочку, чтобы как следует изучить на досуге. В глубине ее души зашевелилась обида: мать не подумала о ней, когда сделала то, что сделала. Аврора отправилась в спальню, чувствуя себя так, будто оскверняет святыню, и принялась шарить по всем ящикам и ящичкам, заглядывая в каждую сумку, в каждый мешочек. Ничего. Над изголовьем кровати висели четки работы мастеров с острова Мурано, купленные в Ватикане во время свадебного путешествия, которые мать никогда не выпускала из рук. На ночном столике стояла фотография отца, глядящего в объектив с видом киноартиста. «Солита, к тебе стремятся мои мечты, ты озаряешь мою жизнь надеждой. Всегда твой, Жауме». И дата: 24 июля 1949 года — мамин день рождения. Сегодня исполнилось ровно пятьдесят шесть лет с того момента, когда он это написал, подумала Аврора, ставя фотографию на место.
Только сейчас она задумалась о разнице в возрасте между своими родителями. Принялась подсчитывать, получилось — двадцать четыре года.
— Слишком много, — произнесла она вслух.
Внимание ее привлек секретер, который, сколько она себя помнила, всегда был накрепко заперт. Аврора попыталась открыть его, но безуспешно. Найдя связку ключей, она каждый по очереди попробовала вставить в замок, но ни один не подходил. Чувствуя, что здесь кроется что-то важное, она вознамерилась открыть дверцу во что бы то ни стало. В то время как она силилась отомкнуть замок, ломая одну за другой шпильки для волос, ей послышался какой-то шум в квартире. Она выглянула в коридор, но не обнаружила ничего странного. Зато, отвлекшись от своих трудов, наконец заметила, что уже поздно.
Ночь опустилась на город черным покровом. Луны не было видно. Аврора посмотрела на часы: скоро десять, а она все еще не дома. Пора все-таки позвонить мужу и рассказать, что произошло.
В тот же вечер Андреу Дольгут готовился присутствовать на званом ужине. Придя домой, он как раз успел быстро принять душ и настроиться на досужую болтовню и приглушенные взрывы смеха. Образ мертвого отца в льняном пиджаке стоял у него перед глазами, пока он одевался, но процесс выбора галстука помог отвлечься. Андреу остановился на «Версаче» — самом подходящем из тех сорока, что он еще ни разу не надевал. Тита Сарда, его жена, вышла из своей комнаты в воздушных шелках. Глубокое декольте подчеркивало ровный загар подправленной силиконом груди. Благодаря ежедневным упражнениям на тренажерах ее тело не утратило стройности и упругости. И хотя ее красота не нуждалась в дополнительных ухищрениях, безупречный макияж — целый арсенал от Шанель — дополнял ее вечерний туалет.
— Ну как тебе? — Раскинув руки, она покрутилась перед мужем.
— Все умрут от зависти, — откликнулся Андреу, даже не взглянув на нее, но зная, что после такого ответа она отстанет.
Наконец они собрались, и Тита, чтобы не размазать помаду, послала воздушный поцелуй сыну, которого все равно было не оторвать от игровой приставки, и еще три — своим любимым далматинам.
Окруженные ореолом изысканности и утонченности, супруги прибыли пообщаться с себе подобными. Смакуя гусиный паштет и потягивая «Сотерн», они обсуждали предстоящий отпуск. Сошлись на том, что совершат круиз вдоль побережья Хорватии, останавливаясь в акваториях, где стоят на причале моторные яхты знаменитостей — в этом сезоне там будет, помимо прочих, «Паша III» Каролины, принцессы Монако. Тита кокетничала напропалую, ее звонкий смех обволакивал собеседников, дряхлые, страдающие одышкой кавалеры осыпали ее шутливыми комплиментами, завидуя ее законному мужу. Последний тем временем принял решение даже не упоминать о кончине отца. Было бы безумием ворошить у всех на виду свое прошлое, особенно сейчас, когда он вращается в самых привилегированных кругах. Осталось только отдать распоряжения по поводу тела и организовать все так, чтобы не привлечь внимания к своему сомнительному происхождению.
— Говорят, папарацци застукали их втроем, прямо на палубе яхты, — рассказывал кто-то из присутствующих.
— Да хоть бы и впятером, — откликнулся самый пожилой. — Обидно не то, что они этим занимались, а то, что нас там не было.
Его супруга не сумела скрыть гримасу раздражения, как ни старалась.
— Милый... что с тобой? — Тита обращалась к Андреу.
— Устал немного, — с отсутствующим видом отозвался тот.
— Ты его слишком изматываешь, — вмешался старик, лукаво поглядывая на Титу. — Слушай, Андреу, если тебе нужна помощь... друзья всегда рядом.
Еще через час все начали расходиться. Обнимаясь на прощание, договорились, что в следующий раз соберутся в пригороде Льяванерес, на вилле Андреу и Титы.
Когда Аврора Вильямари вернулась домой, дочка в расстроенных чувствах бросилась ей на шею. Бабушка была для нее самым чудесным человеком на свете, и она не могла смириться с ее смертью. Девочке глубоко в душу запали бабушкины волшебные рассказы о далекой стране, где зелень отливает изумрудом, где кудрявые облака венчают горные отроги. Она чувствовала себя приемной дочерью этой страны. Сколько раз в школе она предавалась фантазиям, воображая себя настоящей колумбийкой. И сердце подсказывало ей, что отчасти это правда. Ее темные глаза, осененные пушистыми ресницами, выдавали южную кровь. Она всегда смягчала звуки «з» и «с», стараясь подражать благородному и необычному акценту бабушки, который так и не исчез с годами.
Аврора и сама горела желанием показать дочери тот цветущий край, о котором ей столько рассказывала бабушка, но из-за нехватки средств они до сих пор так ни разу и не съездили в Колумбию. Семья жила только на свой скромный заработок: муж Авроры заведовал производственным отделом в крошечной фирме, торгующей всякой мелочевкой, а сама она давала уроки игры на фортепьяно на дому. Каждый месяц они едва сводили концы с концами, и то только благодаря дополнительным часам музыкальных упражнений с особо ленивыми и непослушными детьми.
Из фамильного имущества Авроре в наследство от матери досталось чувство собственного достоинства, а также хорошие манеры и славная кровь семьи Урданета. Все остальное пропало за прошедшие десятилетия — по крайней мере, так говорила Соледад. И это, скорее всего, была правда, поскольку предки Авроры на старых фотографиях выглядели в высшей степени солидными и состоятельными людьми.
Аврора провела все детство, листая фотоальбомы, навевающие грезы о роскоши и грандиозных праздниках. Но по-настоящему важно ей было только одно: незнакомый дедушка оплачивал ее уроки музыки, и этого с избытком хватало для счастья. Каждый вечер она просила у Бога, чтобы дедушка здравствовал вечно, потому что без фортепиано она не сможет жить. Когда он все-таки умер, она уже достигла высокого мастерства. Трепетная утонченность ее исполнения пленяла сердца даже самых черствых слушателей.
Вот поэтому-то инспектор Ульяда, послушав в квартире Дольгута, как играет Аврора, почувствовал, что пальцы пианистки не просто пробивают барьер его суровости, но, словно ласковым прикосновением, согревают душу. Он жаждал послушать ее еще раз, сам толком не понимая, зачем ему это нужно.
Мариано Пла пытался как мог утешить жену и дочь, когда внезапно зазвонил телефон. Ульяда просил разрешения поговорить с Авророй. В половине третьего ночи.
