Ион Деген - Рассказы (публикации 2009-2010 годов)
Из соседнего кафе, метрах в пяти от него, вышел седеющий мужчина. Пружинящая легкость, невероятная при такой массе. Почти до пояса распахнутая рубашка обнажала широкую грудь, густо заросшую шерстью. С бычьей шеи, весело играя солнечными зайчиками, на цепочке свисала золотая шестиконечная звезда Давида.
Сумасшедший пижон! Выставлять напоказ свою неудобную национальность здесь, где арабов больше, чем киприотов. Неужели этот циркач считает, что советские пули недостаточно тверды, чтобы продырявить его дурную голову?
Богатырь посмотрел в его сторону. Наглые озорные глаза, с неизвестно как затаившейся в глубине древней грустью, застыли от неожиданности. В то же мгновение, как из катапульты, их толкнуло друг к другу. Хрустнули кости. Потом, в гостинице, когда протрезвеет, выкованная годами самодисциплина отчитает его за сохраненную в подсознании способность к порыву. Нет, нет, он не будет раскаиваться в том, что так обрадовался встрече. Просто импульс для объятий должен был исходить из сознания, а не возникнуть независимо от него, самопроизвольно.
Они продолжали держаться за руки, обращая на себя любопытные взгляды сидящих за столиками, боялись отпустить друг друга, потерять физическое ощущение реальности происходящего.
– Исак, Исак!
– Гошка, Игорек!
– Исачок! Это ты?
– Я, Игорек, я!
– Жив?
– Как видишь. И здоров, чего и тебе желаю.
– Обалдеть можно... Тридцать лет! В дивизионе считали, что ты погиб. В бригаде, правда, поговаривали...
– Ты сейчас получишь полный отчет. Как ты? Что ты делаешь в этой... Никосии?
– Советский торгпред на автомобильном салоне.
– Как говорил мой друг Игорь Иванов, обалдеть можно. Я тоже здесь из-за автомобильного салона. Частное лицо. Предприниматель. Капиталист.
Недолгий путь к автомобильному салону, сбросив робу и фраки годов, прошли два старших лейтенанта.
– А помнишь?..
– А помнишь?..
Игоря поразило, что Исак помнит чуть ли не всех курсантов их батареи. А ведь училище они окончили еще в сорок третьем году. Потом стали вспоминать товарищей по фронту. Исак спрашивал об оставшихся в живых. Игорь редко бывал в Союзе. Даже с немногими москвичами встречался раз в несколько лет в День Победы. Почти не имел представления об иногородцах. Исак ничего не сказал по этому поводу, но Игорь ощутил его осуждение.
В салоне шли приготовления к открытию. «Форды», «Фольксвагены», «Фиаты», «Рено» швыряли деньги без счета. Подлые плотники обнаглели и заламывали немыслимые цены. Ему выделили жалкие копейки, чуть ли не ниже обычной стоимости работ на Кипре. Где уж там говорить о деньгах на представительство. Он торговался с плотниками, взывал к их сознательности, уговаривал, Но подрядчик объяснил, что финансовые интересы рабочих не подлежат обсуждению. Исак нетерпеливо следил за торгом. Внезапно из туго набитого бумажника он извлек стодолларовую купюру, швырнул ее подрядчику, по-русски сказал: «Давись!» – и потащил Игоря к выходу.
– Ты что, опупел? Обалдеть можно. Ты зачем швыряешься долларами?
– Каждая минута общения с тобой для меня бесценна, а ты мудохаешься с этими паразитами.
– Исачок, ты ставишь меня в неудобное положение. Как-никак, я – представитель великой державы.
– Во-первых, полезно получить наглядный урок от товарищей по классу. Во-вторых, я уже видел, как великая держава снабжает деньгами своих представителей. Зато мы сейчас с тобой надеремся, как в последнюю зиму на фронте. Помнишь? Хотя израильтяне, как правило, не пьют ничего, кроме соков и легких напитков.
К самому фешенебельному ресторану их нес поток воспоминаний. А параллельно ему, вызванный брошенной стодолларовой купюрой и болью нищенского представительства, Игоря подхватил другой поток, и в водоворотах хотелось схватиться за крепкую руку друга – никогда не было у него более близкого друга – ни до училища, ни после весны сорок пятого года, когда Исака считали погибшим. Сейчас он снова почувствовал его таким же – верным, сильным, щедрым, безрассудным. Но ведь он из другого мира. Как рассказать ему, что одновременно можно получить строгий выговор в ЦК и премию – трехмесячную зарплату – у себя в министерстве внешней торговли...
***...Ни в Москве, ни даже в Дели на первых порах нельзя было представить себе, что командировка окажется такой трудной. Сначала, казалось, все беды были связаны с конкуренцией. Но шведов удалось вышибить ловкой аферой с патентами. Немцы прочно стояли на цене, зная о несомненном преимуществе своей электростанции. Было ясно, что индийцы не купят за такую цену. Американская электростанция тоже на несколько миллионов долларов дороже советской. И, конечно, лучше. Но тут сказались политические симпатии, или, вернее, конъюнктурные соображения премьер-министра и ее окружения. Казалось, дело уже на мази. И вдруг неожиданная заминка. Оказывается, станцию покупают для штата Утар-Прадеш. Предстояли переговоры с губернатором – обстоятельство, невероятное в его практике. Ни в посольстве, ни в торгпредстве эти дубы не имели ни малейшего представления о губернаторе. Почему-то на дипломатическую работу назначают либо опальных бонз, либо других идиотов из аппарата ЦК.
Он помнит, какой хохот оглушил Леопольдвилль, когда, по просьбе посла-кретина, советское правительство прислало голодающему населению Конго корабль с пшеницей. Но в Конго не только не было голода, в Конго не было ни одной мельницы. А этот идиот попросил прислать зерно пшеницы.
Здесь посол на вид умнее советского в Леопольдвилле, и премьерша его побаивается. А толку?
Зато корреспондент «Известий», отличный выпивоха, матерый разведчик, по-дружески снабдил его необходимой информацией. Обалдеть можно. Мальчики пасутся на каждом шагу, а ценные сведения получишь у них только частным путем, если ты с ними в приятельских отношениях. Можно подумать, что они – собственное государство внутри Советского Союза. Как бы там ни было, но он узнал, что губернатор – прожженный пройдоха. Пройдохой он был еще тогда, когда служил военным летчиком. В ту пору нынешняя премьерша была его любовницей. Он и сейчас из нее веревки вьет. Короче, если губернатор захочет, центральное правительство проглотит любую покупку.
Губернатор встретил его в Агре. Даже сейчас, уже не первой молодости и явно располневший, он все еще был красавцем мужчиной. К тому же светскость его была сплавом английского аристократизма с утонченной французской фривольностью. Он оказался чрезвычайно интересным гидом. Показывая Тадж-Махал, губернатор, походя, демонстрировал недюжинную эрудицию. Когда они оказались на приличном расстоянии от свиты, губернатор на полуслове оборвал побочный экскурс в итальянский ренессанс и неожиданно произнес:
– Мистер Иванов, о деле мы могли бы поговорить за обедом. Я был бы рад услышать, что вас не обременит мое приглашение в уютный ресторан, где нет не только подслушивающей электронной аппаратуры, но даже электричества.
Приглашение не обременило мистера Иванова.
В тропической ночи то, что губернатор назвал уютным рестораном, оказалось видением из «Тысячи и одной ночи». Стол был сервирован на двоих. В колбах из прекрасного цветного стекла едва заметно дышало пламя свечей. Беглого взгляда на стол было достаточно, чтобы понять, что губернатор интересовался Ивановым не меньше, чем он губернатором. В серебряном ведерце, которое могло быть выковано только в Агре, в лед упряталась бутылка смирновской водки. На свежее сорванных лотосоподобных листьях мерцала зернистая, паюсная и кетовая икра. Ломтики семги слезились на дольках лимонов в окружении диковинной зелени. Жирные балыки...
***...Жирные балыки принесли к смирновской водке, заказанной Исаком в никосийском ресторане. Надо же, чтобы именно сегодня, когда он увидел в газете заметку о выдающемся артисте, сбежавшем на Запад, Исак рассказал ему о событиях весны сорок пятого года.
Первую они выпили из фужеров. Потом рюмка за рюмкой сопровождала их неторопливый обед.
Метрдотель и свободные официанты с интересом наблюдали, как их коллеги с почтением не по долгу наполняют рюмки уже из второй бутылки водки.
– Прости, Исак, может быть, мой вопрос покажется тебе обидным, но именно сейчас мне очень важно выяснить правду. Я должен все понять до конца.
Скажи, не то ли, что тебе так и не дали Героя за Балатон, не обида ли заставила тебя уйти на Запад?
– Не знаю, Игорек. Боюсь соврать. Обид хватало и раньше. Помнишь, и за Днепр мне не дали Героя.
