Владимир Спектр - Русский жиголо
– Ага, – бормочу я, – ты меня утомляешь.
Мой приятель, детка, принадлежит к тому многочисленному виду жиголо, что подкупают богатых женщин своим яростным, возведенным в состояние высшей религии мачизмом, своей мужиковатостью, помноженной на алкоголизм и холостяцкую домовитость, на мракобесие истинно мужских ценностей. Он цепляет тех, что всю жизнь пронянчились с неуверенными в себе кретинами, пусть даже последние и владели крупными пакетами акций каких-нибудь горно-обогатительных комбинатов или еще какой лажей в том же духе. Последняя его подружка, симпатичная загорелая тетушка под полтинник, снимает для него апартаменты в сталинском доме на Фрунзенской набережной, оплачивает его увлечение экстремальными видами спорта, пьянки в самых дорогих барах, содержание Subaru WRX и все остальное…
– Ну? – ноет Макар.
Я не отвечаю. Мне становится скучно. Одновременно я вспоминаю, что Вероника не звонит мне уже второй день. Вот это действительно хреново. Как бы она не собралась подслиться от меня. Откладываю в сторону вилку, с отвращением отодвигаю тарелку с остывшей дрянью и верчу в руках телефон, думаю, как славно было бы иметь Vertu, а не этот стандартный Nokia, хоть и лимитированной серии Sirocco, в общем, меня так и подмывает набрать ее номер, но я держу себя в руках. Пока еще держу себя в руках…
– Женщина любит в мужчине самца. Это природа, – похоже, Макар разошелся не на шутку. – Мальчики их не интересуют, им нужны опытные, немного усталые, немного даже пропитые, тертые такие… – Он на мгновенье замолкает в поисках подходящего определения. – Калачи. Понимаешь? Мало того, телки любят, когда их берут силой, – он кивает в подтверждение своих же слов. – Это в них природой заложено, – настаивает он. И ждет, что я вступлю в полемику.
Вообще-то мне есть что возразить. Сказать, к примеру, что все женщины разные. И очень многие из них жаждут отношений «мама – сын». Особенно это касается тех, кто преуспел в жизни, сделал головокружительную карьеру, а заводить детей было как-то недосуг. Или, к примеру, та, что вовремя схапала себе олигарха и полжизни сама проходила у него в дочках. Время бежит, лолита взрослеет, и ей дают отставку. Дети-то, как правило, остаются при папаше. Ну да, конечно, богатство покупает себе все что угодно, даже сыновью любовь, такие дела. А бедной изможденной крошке бальзаковского возраста необходимо реализовывать свои материнские инстинкты.
И вот тогда мое время выходить на сцену.
Что касается секса, детка, то и здесь все не столь однозначно, как принято считать в среде потрепанных городских мачо во главе с моим другом.
Немало женщин жаждут заботиться о своем любовнике, опекать его, как собственное дитя, а еще немало и таких, которые любят, когда мужчина им подчинен, находится в их власти, зависит от них, служит им. Сначала они только испытывают неясное влечение к доминации, читают первые книги по теме или шарят по Интернету, подглядывая за другими, стыдясь своей внезапной страсти.
Потом, когда естество, наконец, вырывается наружу, приходит пора первых опытов, первых тематических игр. Первый вскрик унижаемой и мучаемой жертвы, свист хлыста, жар раскаленного воска, первые отметины и слезы на глазах, страх и трепет, сперма, пот, сладкая боль, истома, превращающаяся в пытку.
Подавлять и причинять страдания. Звериные инстинкты просыпаются, смешиваясь с материнскими. Это ли не извечный лейтмотив родительской любви? Покопайтесь в своих воспоминаниях, вспомните детство. Естество сильнее, чем любой наркотик, здесь вряд ли поможет доктор Маршак, из этой страсти нет выхода, с этой подсадки не соскочить до самой смерти. Та, что хоть раз в жизни испробовала физическую власть над мужчиной, никогда уже не станет прежней. Она всегда и всюду будет искать таких отношений. Лишь методы становятся все изощреннее, на смену воску приходят опыты с электричеством, иголки, японский бандаж.
Настает черед философии, изучая ее постепенно, шаг за шагом, женщина утверждается в темной, ведовской, оккультной ее основе. Религиозные ищут спасения в Церкви и не находят. В конце концов, они начинают ненавидеть даже этот институт. Со временем они и сами становятся городскими… Кем? Я размышляю над подходящим определением. Пожалуй что ведьмами, точнее и не скажешь. Печальными городскими ведьмами с кучей комплексов и ранимой душой. Точно. Половина гардеробной в моей квартире занята подаренными мне женщинами игрушками. Наручники, стеки, кляпы, страпон… Специалисты называют их девайсами…
– Если у нее нет детей, – вместо всего этого обширного крамольного текста только и произношу я, – или есть, но под крылом у папаши, который ее, свою экс, на дух не переносит…
– Еще бы, – мой друг понимает меня с полуслова, – стерва, развела мужика на кучу лавэ!
– Ну вот, – подытоживаю я, нехотя вновь принимаясь за еду, – вот она и хочет обратить на своего избранника материнскую заботу. Она может и пожурить, и приласкать, и так далее. Фишку надо рубить. Они разводят своих папиков, а мы разводим их, своих мамочек.
– Бред все это, – категорично заявляет Макар. – Я, например, никого не развожу, что я, шлюха, что ли?
– Интересно, милый, а то, чем ты живешь, как, по-твоему, называется?
– Никак не называется, – режет Макар. – Если у моей подруги денег немерено, она может со мной поделиться, не обеднеет. Знаешь мой принцип по жизни?
– Приятель, я думал, что такого понятия как «принцип» в наши дни просто не существует.
Мимо нашего столика проходят молодые модели, они сплошь в поддельном DsQuared2 и D&G, я морщусь, а Макар провожает их долгим взглядом и цокает языком.
– Так вот, – спохватывается он, – мой принцип – никогда ничего ни у кого не просить.
– Да что ты! – издевательски хихикаю я. – Не может быть! – И делаю круглые от удивления глаза.
– Вот именно, – говорит Макар, – я ни у кого ничего не клянчу, хочет – дает, не хочет – не дает.
– Видно, чаще всего хочет, – усмехаюсь я, – да к тому же ты общаешься только с богатыми…
– И что с того? – кривится мой друг. – Хочет – не хочет. Да плевать мне на это, на моральный этот аспект. Я бизнесом занимаюсь, по крайней мере, пытаюсь, а не разглагольствую вхолостую о славе великого недоумка-промоутера.
О да, это правда. Макар действительно занимается бизнесом. За то время, что я его знаю, он разорил уже несколько мелких лавочек, подаренных любимыми женщинами. Последнее предприятие, какая-то дикая биллиардная на улице Рылеева, презент одной прославленной актрисы советских еще времен (Макар ласково называл ее «моя тетя Валя»), продержалась на плаву удивительно долго и сгинула в тартарары только пару месяцев назад.
– Короче, все равно все они хотят только одного…
Он ждет от меня ответа, а я думаю о девайсах, всех этих хлыстах и стеках, масках и наручниках… При этом я не знаю, нравятся ли эти игры мне самому.
– Все хотят только одного, – повторяет Макар.
И он умолкает, ожидая от меня, наивного, вопроса, чего именно хотят все женщины мира, но я молчу, делая вид, что увлечен этой сраной капустой, и ему не остается ничего другого, кроме как вернуться в самое начало диалога.
– Ладно, забудь, – говорит он.
– Я уже это сделал, приятель.
– Так вот… – говорит Макар и смотрит мне в глаза с усмешкой.
Я отворачиваюсь.
– Представь, что тебе предлагается сделка, – не отстает он. – Представь, что ты живешь вон с тем толстым, – он снова кивает в угол ресторана, и мне все-таки приходится оторваться от диетпитания и посмотреть.
– С тем лысым, что ли, в сером костюме? – уточняю я.
– Ага, – кивает Макар, – короче, ты живешь с ним в его шикарном загородном доме, заботишься о нем, ведешь хозяйство…
– Судя по этому костюму, у него как раз нет ши-кар-но-го загородного дома. В лучшем случае – простой двухэтажный коттеджик.
– Да полно, неужели мало примеров по-настоящему богатых придурков, совсем не заботящихся о своей одежде. Возьми, к примеру, Степанова.
– Это верно, старый жмот одевается, как малоимущий пенсионер.
– Вот именно, – Макар важно кивает. – Сколько там у него миллионов? Он всем врет, что и шести не наберется, а я так думаю, эту сумму можно смело умножать на десять.
– Ну, оперирует-то он только единичкой. Остальные лежат себе в разных банках.
– А скорее даже надежно зарыты, где-нибудь в родной деревне.
– Какие у тебя точные данные! Что, все общаешься тихонечко с его дочуркой?
– Нет уж, увольте! – Макар выразительно вертит пальцем у виска. – Идиотка конченая. Малахольная и недоразвитая. С ней и сам таким станешь. И потом, ты рожу ее видел?
– Зато какой тесть… – тяну я мечтательно.
– Да ладно тебе, у него зимой снега не допросишься, он и дочке своей жидится. Когда я к ней подкатывал, он ей как раз первую машину купил. Знаешь, какую?
