Ролан Топор - Принцесса Ангина
Джонатан поставил здоровую ногу на пол и попытался шагнуть, наступая на больную. Получилось.
— Как тут зажигается?
— Подождите, сейчас я встану.
Он услышал, что она куда-то пошла, затем вспыхнул свет. Ровный свет исходил от лампы, стоявшей за грудой мебели, покрытой чехлами. Бледное личико Ангины и круги под глазами выдавали ее недомогание. Постель была вся запачкана. Ангина виновато смотрела на Джонатана.
— Я объелась мороженым?
— Вероятно. Помогите мне сменить белье. Куда деть грязное?
— Положите на травку. Завтра Маркиз постирает.
— А чистое у вас есть?
— Должно быть в комоде.
Джонатан сменил белье. Девочка чрезвычайно внимательно и серьезно наблюдала за тем, как он суетится. Когда все было сделано, она спросила:
— А как ваша настоящая фамилия?
— Она непроизносима.
— Ну скажите, Джонатан…
— Пжесчирадло. А теперь на бочок.
— Красивая фамилия. Но у меня ведь тоже необычная, правда?
— Правда. Не желаете раздеться и лечь в кровать?
— Я не разделась перед сном, потому что вы были рядом.
— Я могу выйти, если вы стесняетесь.
— Не надо! Теперь это не имеет значения, потому что я вас знаю.
— Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Она погасила свет, разделась в темноте и нырнула в кроватку. Джонатан ощупал свою щиколотку. Она раздулась и горела. Понадобится немало времени, чтобы он смог нормально ходить.
— Джонатан…
— Что?
— Хотите сигаретку?
— О, да, — вздохнул он.
— Подождите, сейчас принесу.
И действительно, спустя некоторое время она подошла к его кровати.
— Откройте рот, я вам ее попробую вставить.
Он быстро закрыл глаза, чтобы навечно не остаться слепым. Кончик сигареты сначала воткнулся ему в левую ноздрю, затем проехал по щеке, подполз к волосам… Девочка нетерпеливо сопела.
— Я заблудилась. Где ваш рот?
— Вы забрались слишком высоко. Идите на звук.
— Сюда?
— Нет, это уши.
— Сюда?
— Нет, нет, ниже.
Внезапно сигарета воткнулась в рот и уперлась в горло. Он чуть не задохнулся и вынужден был встать, чтобы прокашляться. Ангина хохотала как безумная.
— Извините, я не нарочно.
Джонатан зажег сигарету. В отблеске пламени он разглядел тоненькую фигурку, скользнувшую под одеяло. Он докурил, аккуратно затушил окурок и моментально уснул.
Проснулся он от сильной тряски. Грузовик пофырчал и замер. Дневные лучи проникали через распахнутую дверцу. Джонатан затравленно оглянулся. Вокруг царил неописуемый беспорядок. На полу валялась старая одежда, кухонные принадлежности соседствовали с рваной обувью. В буфете среди клочьев пыли покоился надкусанный батон. В темных углах ему чудилась какая-то возня. Девочка со стариком, судя по всему, перебрались вперед.
Джонатан с трудом оделся: мешала больная лодыжка. Он даже не мог прыгать на одной ноге, малейшее движение причиняло ему боль.
Тут показалась голова Канцлера.
— Прокол, — произнесла голова. — Вам случайно не попадалось запасное колесо?
— Нет.
— Значит, я его еще куда-то положил.
Голова исчезла. Настал черед Принцессы. Достоинство и грация больше говорили о ее высоком происхождении, чем бумажная корона, которая, кстати, вид имела весьма плачевный. По выражению лица никак нельзя было догадаться о событиях прошедшей ночи. Принцесса лукаво улыбнулась.
— Я запомнила вашу фамилию. Писрадло.
— Не совсем, но почти.
— Прокол, — сказала она обиженно. — Маркиз меняет колесо. Знаете, что он мне заявил позавчера? Что не желает больше есть жареную курицу, а только мокрую. Хотите поехать с нами на переднем сиденье?
— С удовольствием, но я не могу передвигаться, очень распухла нога.
— Немного скромности вам бы не повредило. Угадайте, что мне сегодня приснилось?
— Не представляю. Мороженое?
Она прыснула.
— Какой вы противный! Ничего мне не снилось, по-моему, ежику понятно.
Она потянулась к нему, будто для поцелуя.
— Посмотрите, правда, у меня зеленые глаза? А когда мне что-нибудь снится, они ярко-гранатовые. Все очень просто. Проголодались? Тогда у меня для вас сюрприз.
Канцлер поменял колесо и помог юноше выбраться из грузовика, стоявшего на обочине дороги. Поблизости журчала река. Коровы на лугу созерцали слона с мрачным любопытством. В чистом небе солнце сияло, но не грело.
— Вот, — закричала Ангина, указывая на коров, — молоко и мясо на завтрак. Разделайте нам любую. Мы вас дожидались целое утро и умираем от голода.
Она протянула Джонатану кухонный нож.
— Вы хотите, чтобы я убил корову?
— Вы проголодались или нет? Сказали же, что да. Тогда что вас смущает? Думаете, мясо жесткое? На мой взгляд, оно должно быть нежным. Как вы считаете, Канцлер?
— Полагаю, оно отменного качества. Если приготовить говяжью вырезку как следует, на это дивное блюдо набросятся даже мухи. А ведь мухи — твари исключительно разборчивые! Прошу заметить, Принцесса, животные могут оказаться ядовитыми. В нашем положении мы обязаны проявлять особую бдительность.
— Было бы разумнее поесть в ресторане, но все равно рискованно. У некоторых поваров даже меню пропитано ядом. Впрочем, у нас нет денег. Ну, Джонатан, решайтесь. Уже начало первого.
— А разве сегодня не пятница? — неожиданно спросил Канцлер.
Все дружно посчитали на пальцах. Предположение подтвердилось.
— По пятницам мясо пахнет рыбой, — объяснил Канцлер, — а я рыбу терпеть не могу.
Компания удовольствовалась сухим молоком и тунцом в масле. Еды достало бы на десять человек. После этого все разместились на переднем сиденье и двинулись в путь.
Места хватило всем троим. Сиденье было вполне удобным, хотя и не слишком уютным: резина вся потрескалась, и на грязно-зеленом покрытии проступали белесые проплешины.
Пол был устлан мусором разной степени затоптанности. Когда грузовик подпрыгивал на ухабах, внизу перекатывались предметы цилиндрической формы: бутылки, консервные банки и алюминиевые кружки.
Невыносимо пахло бензином. Постепенно привыкли и к запаху, и к тарахтению мотора.
Малышка сидела между водителем и Джонатаном. Она, видимо, недавно вымылась, поскольку на ушах еще не высохла мыльная пена, и причесалась, о чем свидетельствовала не такая взлохмаченная, как накануне, рыжая шевелюра, однако в сущности девочка не слишком изменилась. Платье напоминало жеваную тряпку, а носочки — замызганные бинты. Порванный ремешок на сандалии никто не починил.
Старик выглядел не лучше.
Отросшая щетина немного сгладила рытвины на лице, зато покрыла его неопрятной тенью. Он тоже не очень изменился. На нем по-прежнему были надеты коричневый костюм в тонкую светлую полоску, белая хлопчатобумажная рубашка и черный вязаный галстук. То есть еще угадывалось, что когда-то его одежда была именно такой.
Канцлер вел машину поразительно неровно. Он то гнал как бешеный, то без всякой видимой причины тащился, словно ожиревший пешеход. Иногда он резко тормозил, а порой круто поворачивал, якобы объезжая препятствия. Каждый раз, переключая скорости, он отпивал из горлышка бутылки, стоявшей по правую руку.
Все это изрядно изматывало нервы.
— Куда вы едете? — спросил Джонатан, не сводя глаз с дороги.
— К моему дяде, — ответила Ангина. — Поскольку вы задали мне один вопрос, я имею право на семь. Если не ответите, я вас высажу.
— Нельзя ли отложить вопросы на попозже, я немного устал.
Принцесса заговорщицки взглянула на Канцлера, а он в свою очередь ей подмигнул, что оказалось весьма рискованно: грузовик занесло влево, и он чуть не задел несшийся навстречу автобус.
— Отвечать на какие-то жалкие семь вопросов он, видите ли, утомился, хотя самому придумывать и задавать вопросы у него сил хватает! Между тем гораздо сложнее сочинять вопросы, чем на них отвечать!
За тирадой последовало долгое обиженное молчание. В конце концов Джонатан сдался.
— Я отвечу, если Канцлер будет смотреть на дорогу.
— Не волнуйтесь, он не станет за нами подглядывать. Я завяжу ему глаза.
— Нет, нет, не стоит. Я и так отвечу.
— Первый вопрос: воняют ли копыта у кентавров?
— Только если они не моются. Кентавры, соблюдающие правила гигиены и ежедневно принимающие ванну, не издают никакого неприятного запаха.
— Слышите, Канцлер? И бросьте рассказывать сказки, будто вы кентавр! Второй вопрос: сколько времени в часах?
— В зависимости от обстоятельств. Чтобы узнать точное количество, следует обратиться к часовым, которые на них стоят. У них самые верные сведения.
— Третий. Какой масти была белая лошадь Генриха Четвертого, а заодно скажите, каков цвет лица всадника?
— Генрих Четвертый позеленел от страха, а его конь покраснел от стыда. Или наоборот.
