Аля Аль-Асуани - Дом Якобяна
Ночная тьма отступала, обещая новый день. Из окна привратника аль-Шазли струился слабый свет. В комнате всю ночь не спал от волнения его сын Таха. Совершив утреннюю молитву и два дополнительных коленопреклонения по сунне[8], Таха присел в белой галабее на кровать и начал читать Книгу обращений к Аллаху с мольбами. Его слабый шепот нарушал тишину комнаты: «О Аллах, поистине, я прошу Тебя о благе этого дня и прибегаю к Тебе от зла его, зла того, что он в себе несёт. О, Аллах, следи за мной своим всевидящим оком и помилуй меня могуществом своим. Не пропаду я, Ты моя надежда. Ты, о Обладатель величия и Почитаемый! К тебе обращаю свое лицо, обратись ко мне твоим благородным ликом, даруй мне щедро свое доброе прощение и будь доволен мной своей милостью».
Таха повторял свои мольбы до тех пор, пока утренний луч не проник в помещение и в железных комнатушках не закипела жизнь: голоса, крики, смешки, покашливания, скрип открывающихся и закрывающихся дверей, кипение чайника, запахи чая, кофе, угля и табака… Для жителей крыши это было началом обычного дня, а Таха аль-Шазли думал о том, что сегодня раз и навсегда решится его судьба. Всего через несколько часов он должен был пройти комиссию в полицейской школе. Последнее препятствие на пути долгой надежды. С детства он мечтал стать офицером полиции и прилагал неимоверные усилия, чтобы осуществить свою мечту… Он учил все наизусть в средней школе и получил 89 баллов по гуманитарным предметам, не пользуясь услугами репетиторов (не считая нескольких консультаций, с трудом оплаченных отцом). В летние каникулы Таха записался в молодежный центр в Абдине и (за десять фунтов в месяц) выкладывался на занятиях физкультурой, чтобы добиться хорошей спортивной формы, — это упростило бы его поступление в полицейскую школу. Таха подружился с офицерами районной полиции, кроме тех, кто служил в отделении Каср ан-Нил на пункте Кутсика. От них он узнал все тонкости вступительных экзаменов в полицейскую школу, а еще то, что богатые дают взятку в двадцать тысяч фунтов за зачисление своих детей… (Как он хотел бы иметь столько денег!) Ради осуществления своей мечты Таха Аль-Шазли, помимо всего прочего, терпел заносчиво-подлое обращение обитателей крыши. С детского возраста он помогал отцу прислуживать. А когда проявились его способности, соседи по крыше восприняли это по-разному: одни поощряли его зубрежку и вовсю предсказывали ему блестящее будущее, других, и их было большинство, раздражала сама мысль о «преуспевающем сыне привратника», и они пытались убедить отца отдать мальчика после школы учиться ремеслу… «Получив профессию, он поможет и тебе, и себе» — так они, сочувствуя, советовали престарелому дядюшке аль-Шазли. А когда Таха перешел в старшие классы и стал одним из лучших учеников, они, зная, что ему сдавать экзамен, поручали непосильную работу, занимающую много времени, часто для соблазна давали карманные деньги и таили злую мысль помешать его образованию. Таха брал столько работы, сколько денег ему требовалось, и самоотверженно продолжал заниматься, порой даже проводя бессонные ночи. Когда стали известны результаты экзаменов, оказалось, что он набрал гораздо больше баллов, чем многие другие ребята в их доме. И тогда соседи стали выражать недовольство открыто. Встречаясь у лифта, один язвительно спрашивал другого, поздравил ли тот привратника с успехами его сына, затем, смеясь, добавлял, что сын привратника скоро поступит в полицейскую школу и окончит ее с двумя звездочками на погонах. Второй заявлял, что ему неприятна эта тема, но, похвалив нравственность и усердие Тахи, все же с серьезностью отмечал (имея в виду принцип, а не конкретного человека), что к должности в полиции, суде — ко всем ответственным должностям — нельзя допускать детей сторожей и прачек. Мол, придя к власти, они воспользуются ей, чтобы получить то, чего были лишены, и избавиться от своих детских комплексов. Разговор заканчивался проклятиями в адрес Насера[9], который сделал образованием бесплатным, и упоминанием хадиса Пророка Мухаммеда, да благословит его Аллах и приветствует: Не обучайте детей недостойных!
Узнав об итогах экзаменов, соседи стали задирать Таху. Они отчитывали его по малейшему поводу: он вымыл машину, но забыл положить коврик на место, опоздал на несколько минут, вернувшись издалека, купил на рынке десять предметов по списку, но забыл одиннадцатый. Они нарочно хотели унизить его при всех, заставить его отвечать на оскорбления, но этому «зазнайке» все было ни по чем. Они ждали звездного часа, когда смогут высказать ему всю правду: здесь он простой привратник — не больше и не меньше, и если ему не нравится его работа, пусть отдаст ее тому, кому она нужна… Однако Таха не давал им даже шанса. Он встречал их нападки молча, опустив голову и кротко улыбаясь. В этот момент на его красивом смуглом лице было написано, что его обвиняют напрасно, что он вполне может ответить обидчику, но не делает этого из уважения к старшим… Это была только одна из масок, одна из форм защиты, к которым прибегал Таха, чтобы одновременно сохранить самообладание и избежать проблем. Сначала он вел себя наигранно, но вскоре такое поведение стало для него естественным. Например, он старался не сидеть на скамейке привратника, чтобы не вставать перед каждым жильцом в знак почтения. А уж если садился на лавку, то, замечая приближающегося жильца, делал вид, что чем-то занят и не может встать. Он привык разговаривать с жильцами уважительно сухо, как чиновник со своим начальником, а не как слуга с господином. Что касается его ровесников из их дома, то с ними он вел себя как равный: дурачился как с лучшими друзьями, обращался к ним запросто, одалживал учебники, и не потому, что ему были нужны книги, а чтобы напомнить им, что он, хоть и привратник, все же учится вместе с ними… Такой была его жизнь: бедность, изнурительный труд, грубость жильцов, вечно свернутая пятидесятифунтовая купюра, которую отец давал ему по субботам и которую он тысячами разных способов исхитрялся растягивать на всю неделю. Изнеженная рука кого-то из жильцов лениво протягивает из окна автомобиля чаевые. В ответ на это он обязательно должен поднять руку, громко и от всего сердца поприветствовать и поблагодарить своего благодетеля. Тот то ли нахально-злорадный, то ли таящий снисхождение взгляд, который он, смущаясь, замечал в глазах одноклассников, зашедших к нему в гости и обнаруживших, что друг живет на крыше в «комнате привратника»… Гости задавали ему этот противный, ставящий в тупик вопрос: «Ты что, привратник?!» Его тяготило, что жильцы, входя в здание, ожидали, что он поспешит принять их ношу, в том числе и мелкую… Так в унижениях проходил день, а когда поздно ночью он ложился в постель, совершив омовение перед вечерней молитвой, молитвами Аль-Шафаа и Аль-Витр, он долго лежал в темноте с широко открытыми глазами, потом потихоньку погружался в мечты, где видел себя уже офицером полиции, горделиво вышагивающим в красивом мундире. На плечах блестят медные звездочки, с пояса свешивается табельное оружие, вселяющее страх. Он представлял, что уже женился на своей любимой Бусейне и они переехали в приличную квартиру в престижном районе подальше от шума и грязи крыши. Он твердо верил в то, что Аллах осуществит все его мечты, во-первых, потому что он пребывал в страхе божьем, исполнял все предписания, остерегался совершить грех, ибо Аллах сказал почитающим его рабам в священном аяте: «Если бы жители селений уверовали и стали богобоязненны, Мы раскрыли бы перед ними благодать с неба и земли», во-вторых, потому что он вверил себя Аллаху, о всемогуществе которого сказано в священном хадисе: «Как раб божий думает, так и получает: на добро — добро, на зло — зло». Всевышний благоволил к нему и помогал в старших классах, и, слава Аллаху, он успешно сдал экзамены в полицейскую школу. Теперь ему оставалось только пройти комиссию. Сегодня, с божьего соизволения, он преодолеет и это.
Таха проснулся, совершил два утренних коленопреклонения и еще два на удачу, вымылся, побрился и стал одеваться. К комиссии он заранее купил новый костюм серого цвета, ослепительно-белую рубашку и симпатичный голубой галстук. Когда он в последний раз бросил взгляд на свое отражение в зеркале, то показался себе элегантным. Он поцеловал мать на прощание, та положила ему руку на голову, пробормотала заклинание, а затем принялась так горячо за него молиться, что у юноши бешено забилось сердце. Выходя из дома, он увидел отца, сидящего на скамейке, скрестив ноги. Старик медленно поднялся, посмотрел на сына, положил руку ему на плечо и улыбнулся. Его седые усы задрожали, обнажив беззубый рот. «Заранее поздравляю, господин офицер…», — произнес отец с гордостью. Шел уже одиннадцатый час, и улица Сулейман-паши гудела от машин и народа. Большинство магазинов уже распахнуло свои двери, а Таха думал о том, что у него еще целый час до экзамена. Боясь испортить костюм в общественном транспорте, он решил взять такси. Оставшееся время Таха надеялся провести с Бусейной. Между ними была договоренность: он проходит мимо магазина одежды «Шанан», где она работает, а она, заметив его, отпрашивается у своего хозяина господина Таляля под предлогом принести что-либо со склада, а потом догоняет его в их любимом месте около нового парка на площади ат-Тауфикия. Таха сделал все, как условились, и вот уже четверть часа ждал Бусейну. С ее появлением его сердце забилось… Ему нравилась ее походка, то, как она медленно шла маленькими шажками, опустив взгляд. Казалось, она чего-то стесняется или в чем-то раскаивается, ступает осторожно, будто по хрупкой поверхности… Таха заметил, что Бусейна надела обтягивающее красное платье, облегающее фигуру, а из глубокого выреза виднеется ее пышная грудь. Он рассердился, вспомнив, что уже ссорился с ней из-за этого платья. Однако сдержал гнев, чтобы не портить важное событие. Она улыбнулась и обнажила ровный ряд ослепительно-белых зубов, на щеках нарисовались красивые ямочки, губы были накрашены темной помадой. Она села рядом с ним на выступ мраморной стены сада, повернулась в его сторону и удивленно посмотрела на него большими карими глазами: Какая элегантность! Он ответил ей горячим шепотом:
