Давид Гроссман - Кто-то,с кем можно бежать
И так, с пиццей в руке, он пересекал в то утро переулки и улицы на красный сигнал светофоров. Никогда ещё он так не гонялся по улицам, никогда не нарушал так много правил сразу, со всех сторон ему сигналили, на него натыкались, ругались и кричали, но через короткое время это перестало его волновать, и шаг за шагом он освобождался от злости на себя, так как совершенно неожиданно стал абсолютно свободен там, за пределами душного и скучного кабинета, свободен от малых и больших проблем, тяготивших его все последние дни, неукротимый, как звезда, сошедшая с орбиты, которая проносится по небосводу во всю длину, оставляя за собой искрящийся хвост. Вскоре он перестал думать, перестал слышать гул мира вокруг себя и весь обратился в топот ног, стук сердца и ритмичное дыхание, и хотя не был искателем приключений по природе, скорее наоборот, он стал наполняться новым таинственным чувством – наслаждением от бега в неизвестность; внутри него, как хороший мяч, упругий и накачанный, запрыгала ликующая мысль, что хорошо бы, хорошо бы, чтобы это никогда не кончалось.
***За месяц до того, как Асаф и собака встретились – точнее, за тридцать один день до этого – на извилистом боковом шоссе над одной из окружающих Иерусалим долин вышла из автобуса девушка.
Маленькая девушка, хрупкая. С лицом, почти скрытым гривой чёрных кудрявых волос. Спустилась по ступенькам, сгибаясь под тяжестью огромного рюкзака. Водитель с сомнением спросил, не требуется ли ей помощь, и она, испуганная его обращением к ней, слегка сжалась, сомкнула губы и мотнула головой: нет.
Потом ждала на пустой остановке, пока автобус удалится. Продолжала ждать даже после того, как он исчез за поворотом дороги. Стояла, не двигаясь, смотрела налево и направо снова и снова, и колокольчик света вспыхивал каждый раз, когда послеполуденное солнце падало на синюю серёжку у неё в ухе. Возле остановки валялась ржавая бочка для горючего, вся в дырах. К электрическому столбу было привязано выцветшее картонное объявление: "На свадьбу Сиги и Моти", и стрелка, направленная в небо. Девушка в последний раз посмотрела по сторонам и увидела, что никого нет. Даже машин не было на узкой дороге. Медленно повернулась и обошла навес остановки. Теперь смотрела в долину у её ног. Старалась не двигать головой, но её глаза бегали по сторонам, обследуя местность.
Кто посмотрел бы на неё беглым взглядом, подумал бы, что девушка отправляется на небольшую прогулку. Именно так она и хотела выглядеть. Но если бы там проехала машина, водитель также мог бы на долю секунды поразится тому, что девушка одна спускается в эту долину. И, возможно, промелькнула бы у него ещё одна тревожная мысль, почему девушка, которая выходит на небольшую послеобеденную прогулку в долину так близко от города, тащит на спине такой большой рюкзак, как будто отправляется в дальний поход. Но ни один водитель не проезжал там, и в долине не было никого. Она спустилась среди жёлтых цветов горчицы, между тёплыми на ощупь камнями и скрылась в чаще фисташковых деревьев и колючих кустов бедринца.
Она быстро шла, оступаясь из-за рюкзака, который бросал её вперёд и назад. Буйные волосы развевались вокруг её лица. Рот был сжат так же твёрдо и непреклонно, как тогда, когда она сказала "нет" водителю автобуса. Очень скоро её дыхание стало частым и тяжёлым. Стук сердца участился,
в голове закружились скверные мысли. В последний раз она приходит сюда одна, подумалось ей, а в следующий раз, в следующий раз...
Если будет следующий раз.
Она как раз спустилась вниз, на дно пересохшего русла реки. То и дело бросала рассеянные взгляды на склоны, словно наслаждаясь видом. Зачарованно следя за полётом сойки, внимательно осмотрела с её помощью всю линию горизонта. Этот отрезок дороги, например, отлично просматривается. Если сейчас кто-то случайно стоит на шоссе возле остановки, он может её увидеть.
И может случайно обратить внимание, что вчера и позавчера она тоже спускалась здесь.
По меньшей мере, десять раз за последний месяц.
И сможет даже поймать её здесь в следующий раз...
Будет, будет следующий раз, напряжённо повторяла она, стараясь не думать, что произойдёт с ней до того.
Присев в последний раз, как будто поправляя пряжку сандалии, она не двигалась целых две минуты. Каждый камень был осмотрен, каждое дерево и куст.
И тут, словно по волшебству, она исчезла. Просто растворилась. Даже если бы за ней кто-то следил, он не смог бы уловить, что случилось: ещё минуту назад она сидела там, наконец-то сняв с плеч рюкзак, откинувшись на него и отдуваясь, а сейчас ветер колышет кусты, и долина пуста.
Она бежала по нижнему скрытому руслу, пытаясь догнать рюкзак, который катился впереди неё как мягкий камень, подминая овёс и чертополох. Он остановился только у ствола фисташкового дерева, и дерево покачнулось, сбросив сухие орешки, которые раскрошились на красновато коричневые осколки.
Из бокового кармана рюкзака вынула фонарь. Умелым движением отодвинула в сторону несколько сухих, вырванных с корнем, кустов и обнажила низкое, как вход в домик гномов, отверстие.
Два-три шага согнувшись. Уши и глаза распахнуты, готовы уловить каждый шорох и тень. Она принюхалась, как зверь, каждой клеткой кожи исследуя темноту: не приходил ли сюда кто-нибудь со вчерашнего дня. Не отделится ли вдруг одна из теней, не набросится ли на неё.
Пещера резко расширилась, стала высокой и просторной, можно было стоять и даже сделать несколько шагов от стены до стены. Слабый свет струился внутрь из прикрытого спутанными кустами отверстия где-то в потолке.
Быстро вытряхнула содержимое рюкзака на циновку. Банки консервов. Пачка свечей. Пластмассовые стаканы. Тарелки. Спички. Батарейки. Ещё пара брюк и ещё рубашка, которые решила захватить в последний момент. Сделанная из пенопласта ёмкость с водой. Рулоны туалетной бумаги, журналы с кроссвордами. Плитки шоколада. Сигареты "Уинстон"... Рюкзак опустел. Консервы она купила после обеда. Ездила в Рамат Эшколь, чтоб не столкнуться с кем-то знакомым, и, тем не менее, её там встретила женщина, которая работала когда-то с её мамой в ювелирном магазине в гостинице "Кинг Дейвид". Женщина тепло поговорила с ней, спросила, для чего она покупает такую кучу, и она, даже не покраснев, сказала, что завтра идёт в поход.
Быстро двигаясь, рассортировала и разложила принесённые вещи. В сотый раз пересчитала бутылки минеральной воды. Ёмкости из пенопласта. Главное – вода. Больше пятидесяти литров уже было у неё там. Этого хватит. Этого должно хватить на всё время. И на дни, и на ночи. Ночи будут особенно трудны, и ей понадобится много воды. Снова подмела, в последний раз, песок с каменного пола. Попыталась почувствовать себя в этом месте как дома. Давным-давно, миллион лет назад – примерно с месяц тому – это было её любимым убежищем. Сейчас мысль о том, что ей предстоит, переворачивала внутренности.
Расстелила более толстый матрац у стены и легла, проверить, удобно ли. Но и лёжа не позволила себе расслабиться. Мозг бубнил, не переставая. Как это будет, когда она приведёт его сюда, в свой необъятный лес, в ресторан на краю вселенной. И что ждёт её в этом месте. С ним наедине.
Со стены над ней сияли от счастья игроки "Манчестер Юнайтед", после того, как выиграли кубок чемпионов. Маленький сюрприз, который она приготовила, чтобы порадовать его. Если он вообще заметит. Рассеянно улыбнулась про себя, и вместе с улыбкой возвратились скверные мысли, и страх снова сжал свой кулак у неё в животе.
А вдруг я совершаю страшную ошибку, подумала она.
Встала и прошлась от стены к стене, с силой прижимая руки к груди; на этом матраце он будет лежать, а здесь, на складном пластмассовом стуле, будет сидеть она. Она приготовила тонкий матрац и для себя, но иллюзий не питала: она не сможет сомкнуть глаз ни на минуту в течение всех этих суток. Трое, четверо, пятеро таких суток. Об этом её предупреждал беззубый человек из Сада Независимости:
– Секунду не посмотришь за ним – убежит. – Она удрученно посмотрела в пустой ухмыляющийся рот, в глаза, пожирающие её фигуру и главным образом двадцати-шекелевую банкноту, которую она держала перед ним.
– Объясните, – потребовала она, стараясь скрыть дрожь в голосе, – что значит – убежит. Почему – убежит? – И этот, в замызганном полосатом плаще, с одеялом из свалявшегося меха, в которое он кутался, несмотря на жару, усмехнулся её наивности:
– Ты слыхала об этом фокуснике, сестрёнка? Который убегал из любого места, где его запирали? Точно так же будет и с ним. Посади его в ящик с сотней замков, в банковский сейф, в живот его мамы – обязательно убежит. Куда там! Он себе не хозяин, и никакой суд тут не поможет!
Как она выдержит, она не знала. Может быть, здесь с ним в ней пробудятся новые, неизвестные силы. Только на эти слабые надежды она и может сейчас полагаться. Так или иначе, всё шатко и безнадёжно, и если она начнёт думать о шансах, то заранее впадёт в отчаяние. В тревоге металась она по маленькой пещере. Не думать. Только не думать логично. Сейчас она должна быть слегка помешанной. Как солдат, отправляющийся на смертельное задание, не думая, что с ним может случиться. Снова проверила, в десятый уж раз, продукты. Снова рассчитала, хватит ли еды на все эти дни и ночи. Уселась на складной стул напротив матраца и попробовала представить, как это будет, и что он ей скажет, и как будет ненавидеть её всё больше и больше, час за часом, и что попытается с ней сделать. Эта мысль снова подбросила её. Она кинулась к нише в глубине пещеры и проверила там бинты, пластыри и йод. Не успокоилась. Отодвинула большой камень, обнажив плоскую деревянную доску. Под ней, в небольшой яме, выкопанной в земле, лежали рядом маленький электрический шокер и наручники, купленные в магазине походного снаряжения.
