Виктор Ерофеев - Страшный суд. Пять рек жизни. Бог Х (сборник)

Он очень сдерживался, чтобы не плеснуть французскому послу в морду красное вино — у него даже кишки свело — он говорил себе: успокойся, Сисин, не нужно обливать его красным вином — Сисин, лапочка, успокойся — но другой, сокровенный, Сисин говорил — плесни! — или ты не человек — хорошо — сказал Сисин — я плесну — успокойся! — он стиснул челюсти — моложавый посол с орденской розочкой в петлице — плавно разводит, разводит руками — большой лоб, распадающиеся на две стороны волосы цвета соль-и-перец— в бабочке — он всегда в бабочке — что-то несет о Баксте, о Сомове — вы, случайно, не родственники? — я не Сомов — я Сисин — ах, я не расслышал! — ничего — смеются — я пригласил его на дачу — он обещался — Ирма в ужасе: — что?! — посла в наш клоповник? — с ума сошел? — это ее любимое: с ума сошел? — держал лицо высоко, как на блюде — оно у него лучилось — несмотря на рабочиесиняки под глазами — чертовскитрудно в Москве — не удержался — так вышло — я плеснул вино ему в морду — посол, по дороге неловко выдергивая большой белый платок из брюк, быстро удалялся в свои апартаменты — возник французский мальчик-полицейский — Сисина просто-напросто выбросили за ворота — в Москве это выглядело опереточным бредом — его знали больше по стакану вина, чем по ВП— «тот, что облил французского посла красным вином» — я не мог не облить — объяснял он Маньке — не мог — она — естественно — его уважала за этот поступок — обожала — спускайте воду! — пусть все начнется заново — на каком основании? — голос Валентина — на основании вашего Божественного избранничества! — да нууу — просто я в детстве перечитал классики — никогда не читайте русские романы — если хотите жить — читайте лучше французские — английские — последнее время мы с Сисиным редко встречались — я свил свое гнездо — моя Соня оказалась замечательным человеком — страшно признаться, но я ей ни разу не изменил — зачем вы убили ее жизнелюбивого мужа? — кто это говорит? — вы все подстроили: с этой кассетой — да, мне хотелось поразвлечься — зачем я это сделал? — зачем? зачем? — захотелось! — не дай бог! — я увидел себя в телевизоре — толстого, с брюшком, с седоватыми, несимметрично висящими яйцами — с некрасиво возбужденным лицом — с удивительно замедленными движениями — время траха — особое время — с полосами от резинок и ремня на животе — когда в туалете кончалась бумага, Ирма приоткрывала дверь и говорила понуро: — неужели труднобыло положить бумагу? — Сисин простил бы ей все, если бы однажды она весело закричала: братцы, нечем вытереть жопу! — но он знал: — она не закричит — зачем подставили вы меня с этой кассетой? — это не мы — не вы — не вы — однажды повела себя странно — когда ему разбили голову — понять, почему он ее терпит, было сложно — с годами он все хуже переносил запах чужих людей — значение его книги сильно преувеличено — теперь это проходит — волна спала — на Западе Век Пиздырасхвалили исключительно по внешним признакам — успех книги был в ее некоторой неуловимости— я от дедушки ушел — я от бабушки ушел — это было знакомо тогдашней эстетике — это многих притягивало и раздражало — поскольку Манька кончала скорее головой, чем пиздой, Сисин рассказал ей массу историй из своей жизни — она умирала от мечты пописать в присутствии Сисина — но женский стыд сильнее мечты — она пописала только ночью — на огороде — где висели летние умывальники — где бегал петух, страшнее цепной собаки — отчего тоскует русский на Западе? — не видит себе, бессребренику, подходящего места — зачем я тебе? — спросила Манька — почему ты пришел ко мне? — удивлялась Воркута — американки похожи на мышек, которых можно убить щелчком — мне слышались по ночам какие-то обрывки — ты на меня дуешься за то, что я тебя трахнул? — мы так не договаривались — ну, трахнул и трахнул — ну, извини, я пошутил — ты и жену мою тоже трахнул — ну, извини! извини! — ты нас что, из пластилинаслепил? — рассвирепел Жуков — как вышло с Детьми? — она валялась — рукопись — сначала я ее вообще не показывал — потом американцы — печатай у нас — я не знал, что это ловушка — свалка провинциального тщеславия — Сисин был умненьким московским приплодом — перегнавшим свое время лет на двадцать — по ночам, заперевшись в сортире от родителей, он читал запоем «Тайм» и «Ньюсуик», с шестигранником на обложке — ворованные драгоценности с письменного стола Романа Родионовича — он написал Детей, которые Рожнову тоже отчасти понравились — мама учила его, что он самый плохой — вокруг росли вундеркинды — особенно обиделись друзья Романа Родионовича — все-таки вместе ели лимонный пирог — предложили Роману Родионовичу отказаться от сына хотя бы формально — хотя бы на время — хотя бы в секретном письме — Роман Родионович, содрогнувшись от предательской книжки, что-то там написал — невразумительное — утратив ясность стиля — но достаточное — по ахматовским меркам, он вел себя на три с плюсом— Сисин сказал: — я самая неудачная из возможных кандидатур — Евангелие до конца не осилил — посланий не читал — но мне понравилось, что ихчетыре — они терпеливо молчали — в обычной жизни они работали кто кем — Валентин служил в безопасности — чудеса, по крайней мере, прошу отменить — это совсем уж как-то безвкусно — да ведь и — Отец был против чудес! — чудеса ему навязали — но политически пос услим дикарям — почему так поздно мне об этом сказали? — и потом: — вы не очень, ну, вы не совсем из моего круга — вы какие-то — а я все-таки скорее богема — я сосал ее менструальные ватки в доказательство верной любви — Манька стеснялась, закрывалась ручонками, ножками — Жуков! — упивается! — сказала Ирма подружке, когда Сисин и подружкин муж втащили на кухню дюжину глянцевых, разноязычных Веков Пизды— Манька сказала ему: — попроси у мамы семейный альбом — Сисин под благовидным предлогом — для иностранного телевидения — вынес альбом из разоренного семейного очага — детские фотографии навели Сисина на мысль, что он вовсе не Бог — глядя на дедушку в пенсне и тюбетейке — дедушка возится возле самовара с трубой — из трубы течет белый дымок — бабушка, наклонясь, ищет грибы — я всегда был сутулый — на горшке с раздвинутыми ногами — какая прелесть! — сказала Манька — а это что? — Маляхaxa— прочитала — вместо Малаховки — кто там? — аи— вместо свои — аи— растроганно повторила она — это бабушка записывала за мной — никто на свете не заставил бы Маньку хохотать над чужой Маляхахой— как она рассматривала мои фотографии! — так никто не рассматривал — и ее нет рядом со мной — Рыжий Крокодил стала однолюбкой — они развернули Бормотуху задом — кстати, ты знаешь о метастазах? — Бормотуха работала над их гениталиями — она строила памятник из сисинского хуя — не может быть, огорчился Сисин — засунь ей пальчик в жопу — я предложила пусечкежениться на мне — призналась Крокодил — ведь кто-то должен проводить его в могилку — да-да, это мило с твоей стороны — подумав, согласился Сисин — но он женат — вспомнил он — ааа — поморщилась Крокодил — это не считается — авангардисты не умеют умирать — улыбнулся Сисин — почему? — отозвалась Бормотуха — они считают себя бессмертными — разъяснил ей Сисин — Спиридонов, блин, не такой дурак! — Крокодил сердито подергала коротко-стриженую пизду Бормотухи — та смачно чавкнула — обнявшись, смотрели — ну, и где тут разврат? — ни-ни разврата, хихикнув, заверила его Крокодил — замечательно, сказала Бормотуха — с другими словами у нее напряженно — он собрал Крокодила и Бормотуху в охапку — бабы — объявил он торжественно — я сын Иисуса Христа! — иииии! — сделала авангардный Крокодил — замечательно— обрадовалась Бормотуха — поклоняюся Тебе, очищающему вся беззакония моя — запела Крокодил хорошо поставленным ангельским голосом — когда-то она пела в церковном хоре — помилуй мя — озорно вывела Бормотуха — поклоняюся Тебе, знающему страстное естество мое и слабость — звенел петербургский голос — помилуй мя! — девки попадали на колени — кровать затрещала — втроем они грохнулись на пол — не болтай глупостями! — заливалась Крокодил, тыча пальцем в опрокинутого Сисина — Бормотуха, рыдая от смеха, еще долго ползала по полу — дуры, я серьезно — нахмурился Сисин.

У Льва Семеновича славная улыбочка: нас не наебешь— он вошел и сразу заспорил — кухонная культура в тот вечер коснулась и моего дома — кухня в цветах — моя культурная мама — с секретом— как можешь догадаться — Жуков покраснел — все-таки Жуков простоват для этой истории — Лев Семенович — к книгам: — хорошие книги читаем — к тому же, не зная почти ничего, склоняюсь скорее к теософии — Блаватской балуюсь — мечтаю о новом единении — видя в христианстве лишь мутные знаки — как тут умирать? — да — кильки хорошие — за кухонным столом чувствую нарастающую симпатию — Роман Родионович — я всегда не очень верил, что он мой отец — недоволен — в тот вечер я возненавидел его оптимистическую бородавку на лбу — Вера Аркадьевна готовит помфрит — во фритюрнице — по-нашему (семейное слово) фритнице — когда Вера Аркадьевна кушает, у нее пища часто падает изо рта на кофточку — жареная картошка, куски яблока, конфеты, мясо, кильки, салат — все кофточки в пищевых пятнах — Сисин тоже все роняет изо рта — пошел в мать — свинячится — особенно, когда жадничает — Сисин снимает с голубой рубашки упавшую пищу щелчками — зоркий глаз Льва Семеновича все подмечает — наверное, тоже сочиняете? — вспыхиваю — мне безличностный бог почти симпатичен — но жалко растаять бесследно — при езь ко мне — приплод — поговорим — г ур-г ур! — трется персями сизый голубь — на Клязьму — там сборы элиты — в Тарусу — там все так и кипит — из одного дома в другой — бывалый каторжник делится пережитым — бабы попадали в снег, говорят надзирателям: — пока не выебете, работать не будем! — прямо так и сказали? — весь перекуренный — все ненавидят Сталина — вода пенится за бортом — подвыпившие диссиденты, доспоривая о том, насколько Сталин был верным учеником Ленина, расходились — Сисин знал, что умрет в развороченной биографии — вначале он бредил американским десантом на Красной площади — Роман Родионович, из лучшей в мире газеты, покуривая голландские сигарки, стучал на машинке статьи, проклинающие Общий рынок — я написал Век Пизды— прославился — меня выбрали во внуки — я сам вас выбрал — Я БОГ! Я — Путь, Истина и Жизнь! — такое утверждение — ты чего это, Жуков, читаешь? — уже поддается проверке — перед нами либо душевнобольной с манией величия — либо величайший жулик всех времен, либо действительно Бог — на дворе дождь — сирень машет зелеными ветками с гроздьями сирени — все никак не желтеет, не жухнет — вечно молодая, как Кафка — продрогла на октябрьском ветру — Жуков — я — внук командарма Вселенной — мне дали неделю срока — времени нет — в преддверии катастрофы она каждый день мерит температуру — засовывая себе в попу градусник — думаешь, меня это трогает? — возбуждает? — они не посмеют — но все-таки мало ли что — Лев Семенович встречает меня на деревянной пристани — прохладный чмок-чмоксреднерусского речного прибоя — на закате лезем в гору — скользя по желтой грязи — я трепещу — ведет в дом — там пахнет драматическим трудом — не дают писать, буду строить дом — писатели — богатые люди — ездят в такси, даже если всем недовольны — к ним снисхождение непонятного свойства — Маркс говорил: — они нежные — там на днях рождения Окуджава поет песни оригинальным голосом — там евреи говорят нехорошее о русском народе в ее присутствии — сначала стесняясь — потом все увереннее, все крикливее — его будущая вдова ебется в Институте под лестницей со старшими научными сотрудниками — потому что блядь — среди женщин немало блядей — с чем трудно, конечно, не согласиться — особенно среди русских — особенно среди тех, кто уходит от мужа — он бьет ее за минутные опоздания после работы — она вытирает за ними — лишь бы подышать общим воздухом мировой культуры — они поэты в стоптанных ботинках (летом: в сандалиях с носками) — носят антисоветчину в коробках из-под ботинок — не зная других мелодий, Лев Семенович насвистывал По долинам и по взгорьям— он обычно выигрывал, но когда я выигрывал, мрачнел — он ввел меня в царство пишущей машинки — драматург поделился творческими планами — вот пишу пьесу о падении нравов у приплода — там есть одна сцена в подъезде — грудь можно щупать — а ниже нельзя — не дает — молодой бог, не знающий о своем предназначении, ест сардельки — она его баловала цыплятами-табака — пиццами — салатиками — ну как? — съел без усилий— улыбался довольный Лев Семенович — так чт о, ее бывший муж работает в ЦК? — Сисин (в восторге доносительства): — хуже! хуже! — хуже? — Лев Семенович (с улыбочкой нас не наебешь): — гут! я так и знал — получит, блядь, свое — а как ты относишься к существующему строю? — плохо — не любишь Сталина? — Сисин (с улыбкой): — я всех их — покраснев — густо — в сардельке торчат куски сала — мечтаю об автомате — веером от живота! — Лев Семенович улыбается, но спохватывается — хмурится — автоматом не надо — насилие порождает плохой приплод — драматург высказал мнение, что завтра нравственности будет больше, чем сегодня — подо мной ночной московский двор — сардельки разрывают мне внутренности — в наших семьях любят импрессионистов, которые привили мне любовь к искусству — ты спишь, Жуков? — уже пять утра — это кто тут стены расписал? — что за медведь с глазами зэка? — генеральская дача — водопроводные трубы расписаны под березки — с золотыми кольцами — не уезжай, Жуков — я бы сделал импрессионистам поблажки — пустил бы в рай — несмотря на отдельные недостатки их душ — не важно, обладал ли Иисус Христос полным набором Божественности или был обделен как наследник, но на Земле он выглядел приплодом — актерствовал: — плевался — засовывал пальцы в уши убогим — поглубже — я знаю, Жуков, почему ты оживился — ты любишь, когда я недолюбливаю евреев — это случается редко — ты любишь — запахло хвоей — пол убрали еловыми лапами — она вырыла огромную могилу — как защитникам родины — похороны Льва Семеновича прошли с авторской песнью и красной рыбой — за икру не ручаюсь — но водки залейся — я с радостью мчался в Тарусу, когда он умер — событие все-таки — Лев Семенович обозначил меня напоследок: — дно у тебя двойное — вроде бы свой и не свой — к автомату зовет — приплод слишкомрешительный, чтобы было похоже на правду — веером от живота, а не вышел — он ценил тех, кто вышел на Красную площадь.