Эдуард Тополь - В погоне за наваждением. Наследники Стива Джобса
– С чего ты взял? – спрашивал его Оглобин.
– Так они же гробы несли! – сказал Рахимов. – И на гробах надписи с нашими знаменитыми фильмами! Ты чё – сам не видел?
– Гробы я видел и надписи видел, – соглашался лысый и рассудительный Оглобин. – Но на похоронах гробы несут на кладбище, а эти шли на фестиваль…
От изумления Грущо, хлопая ресницами, даже остановился на пороге дежурки – как могли эти трое видеть его ночной сон?
– Я другого не понимаю, – продолжал рассудительный Оглобин. – С чего вдруг Шубин стал хозяином фестиваля, когда всеми нашими фестивалями командует вы же знаете кто…
Но тут содержательный разговор подчиненных прервался – Кустиков заметил шефа, вскочил из-за компьютера, вытянулся по стойке «смирно» и доложил, как положено по уставу:
– Товарищ майор, за время нашего дежурства никаких происшествий не произошло. Докладывал старший лейтенант Кустиков.
– Вольно, – сказал Грущо и пошутил: – Как же не произошло? А похороны?
– Какие похороны? – удивился Кустиков.
– Ну, ты ж только что рассказывал! Похороны кинематографа.
– А! – усмехнулся Кустиков. – Так то ж во сне, товарищ майор.
– В моем сне или в твоем? – уточнил Грущо.
– А вы тоже этот сон видели? – спросил Рахимов.
Телефонный звонок упредил ответ майора, Кустиков снял трубку.
– Тишинский отдел полиции, дежурный Кустиков… Что? Убийство Шубина? Ах, во сне! Ну, знаете, мы полиция, мы сны не разгадываем. А кто это говорит? Хорошо, я записываю: Юрий Богополов, кинокритик, видел во сне убийство Ростислава Шубина. И жена ваша видела. Она тоже кинокритик? Нет? А видит такие сны! – укорил Кустиков звонившего. – Хорошо, я записал, спасибо.
Но не успел он положить трубку, как телефон рвануло новым звонком.
– Тишинский отдел, дежурный Кустиков, – привычно отчеканил в трубку старлей и, видимо, по требованию звонившего тут же протянул ее майору Грущо. – Вас, товарищ майор. Бережных.
Грущо взял трубку, ведь звонил сам генеральный директор Дома кино – не то заслуженный, не то народный артист Матвей Бережных, чей старый «мерседес», нарушая все правила парковки, постоянно торчал на тротуаре перед входом в Дом кино.
– Слушаю, Матвей Аронович, – сказал Грущо.
– Здравствуйте, Станислав Егорович, доброе утро! – вкрадчиво ответила трубка мягким баритоном, знакомым по сотне дублированных фильмов. – Как ваше драгоценное здоровье?
– Спасибо, Матвей Аронович, все в порядке. – И Грущо жестом приказал Кустикову освободить кресло.
– Приятно слышать. А супруга? Сынок?
– Тоже все хорошо, благодарю! – И Грущо поудобнее уселся в кресле, зная по опыту, что Бережных – это надолго.
– Вы знаете, дорогой, – льстиво продолжала трубка, – у нас в Доме тоже начинается кинофестиваль, будут очень хорошие фильмы. Конечно, не зарубежные, а наши, но все равно я вас приглашаю. Сколько вам билетов?
И в этом был весь Бережных. По какому бы поводу он ни звонил в милицию, он никогда не начинал с просьбы или заявления. Даже если в ресторане Дома кино случался пьяный скандал или нужно было выставить из кинозала какого-то хулигана, Бережных сначала обязательно что– то предлагал – билеты на иностранный фильм, контрамарки на концерт или свою протекцию на съемку в очередном телесериале. Вот и теперь он приступил к делу только после обещания майора прислать дежурного за десятком билетов на весь Тишинский отдел. А затем:
– Я к вам по делу, Станислав Егорович.
– Слушаю вас.
– Дело, правда, несколько странное и даже необычное…
– Я весь внимание.
– Понимаете, дорогой, мне уже с утра человек двадцать буквально оборвали телефон! Причем звонят из самых разных городов – из Питера, Вологды, Иркутска, даже из Киргизии позвонил Болот Шамшиев, лауреат Берлинского кинофестиваля! И почему-то все звонят по одному и тому же поводу – все видели во сне убийство нашего дорогого Ростислава Сеевича Шубина. Вы понимаете?
– Значит, долго будет жить, – дипломатично сказал Грущо.
– Я тоже так отвечаю. Больше того: по настоятельной просьбе Шамшиева я лично позвонил только что Ростиславу Сеевичу и убедился, что никакого убийства не было, он себя замечательно чувствует и уже завтракает с голливудскими звездами, прилетевшими на фестиваль. Но… Вы не находите, что это очень странно – чтобы разным людям в разных городах вдруг приснилось одно и то же?
– А гробы им тоже снились? – поинтересовался Грущо.
– Как? – изумился Бережных. – Неужели вы… вы тоже видели этот сон?
– А вы? – спросил Грущо.
– Нет, что вы! – ответила трубка. – Я, дорогой мой, плачу налоги и сплю без всяких сновидений. Но я, как вы знаете, дублирую все эти голливудские «Трансформеры» и потому не могу отделаться от мысли про вторжение в наши сны каких-нибудь «и-ти» или марсиан.
А с другой стороны, я посмотрел в сонник моей жены, и там написано, что видеть во сне убийство означает печали, причиненные злодеяниями плохих людей, и даже насильственную смерть на ваших глазах. Поэтому я вам и звоню. Предупредить, понимаете?
– О чем?
– Ну как же! Если в разных городах разные люди видят во сне событие, которое случилось возле Дома кино и на Пушкинской площади, то есть на нашей с вами территории, и если расценивать это событие как предзнаменование…
– Я понял, Матвей Аронович, – перебил, нахмурясь, Грущо. – Спасибо…
И, отделавшись от вкрадчивого Бережных, не стал больше обсуждать этот сон с подчиненными, а ушел в свой кабинет и заперся в нем, выключив там все телефоны, даже мобильник. Потому что еще до окончания разговора с Бережных какое-то внутреннее чутье бывшего следака, переброшенного на Васильевскую с Петровки, 38, то есть из уголовного розыска, уже нашептало майору, что дело с этим сном пахнет, как говорится, керосином. И сильно пахнет, господа! Просто, я бы сказал, воняет…
И, будучи в прошлом весьма неплохим муровским следователем, Грущо в таких случаях любил замкнуться в себе, сосредоточиться и настроиться на интуитивную волну, которая почти всегда выводила его на нужный след.
Однако то ли эта июльская жара плавила мозги, то ли будничная ментовская мелочовка притупила прежнюю интуицию, но никаких озарений Грущо не посетило, и он стал размышлять по старинке, как его еще в юности учили в знаменитой Омской академии МВД, откуда вышли лучшие следаки угрозыска и даже три министра внутренних дел. Понятно, что версию старпера Бережных про вторжение инопланетян в его, Грущо, ночные сновидения нужно отбросить. На кой хрен инопланетянам устраивать похороны российского кинематографа да еще тащить ради этого с того света Утесова, Андреева, Раневскую и Раджа Капура? И зачем инопланетянам убивать Ростислава Шубина – замечательного режиссера, прекрасного артиста и друга первых лиц государства? Даже если он ездит по Москве с правительственной мигалкой – ну и что? Как это может мешать инопланетянам? Нет, инопланетяне тут ни при чем. Но тогда каким все-таки образом случилось, что десяткам людей в разных городах страны приснился один и тот же сон? Да еще какой!
Не найдя никакой лазейки к разгадке, майор вздохнул, погасил в пепельнице третий окурок «Парламента» и включил компьютер. Набрав в интернетском поиске «Толкование снов», он нашел в «Книге сновидений» не только с десяток толкований сновидческих убийств, но заодно и толкование увиденных во сне похорон и крови. Правда, ничего путного не вышло и из этого – по соннику получалось, что похороны в солнечный день (а день открытия кинофестиваля был, как мы знаем, и в самом деле еще какой солнечный – просто опаляющий!), так вот, увидеть во сне похороны в солнечный день предвещает, по соннику, свадьбу и счастливую судьбу. А кровь на одежде – препятствие в карьере со стороны врагов и предостережение от новых дружеских связей. А убийство, как и сказал Бережных, – печали и насильственную смерть. Но в совокупности из всего этого выходила такая неразбериха, что Грущо в сердцах вышел из Интернета и машинально включил радиоприемник, постоянно настроенный на «Полицейскую волну».
То, что он услышал, буквально оглушило его.
Оказывается, не только он, пара его сотрудников, кинокритик Богомолов и двадцать членов Союза кинематографистов, звонивших в это утро директору Дома кино, видели во сне эти треклятые похороны и немыслимое убийство лучшего режиссера России! Нет, оказывается, чуть ли не вся страна и даже жители ближнего и дальнего зарубежья видели сегодня ночью этот сон! Эфир не только «Полицейской волны», но и всех других радиостанций – от «Русских новостей» до «Эха Москвы» и «Радио „Дача“» – буквально захлебывался звонками радиослушателей, требовавших объяснить феномен этого всеобщего наваждения. По словам ведущих, даже в Америке и в Израиле русские эмигранты только об этом и говорили. Но никакие журналисты и никакие эксперты по психиатрии, включая знаменитых Владимира Шахиджаняна и Элину Ланго, не могли сказать ничего толкового, и единственное, что сумели сделать радиостанции для успокоения публики, – это взять интервью у самого Ростислава Сеевича и каждые пятнадцать минут повторять его по всем радиоволнам. В этом коротком выступлении Ростислав Шубин своим неподражаемым голосом и со свойственным ему чувством юмора сообщил слушателям, что слухи о его смерти весьма преувеличены, что он жив и здоров и, как заядлый любитель кинематографа, приглашает всех на Московский кинофестиваль.
