Остин Райт - Тони и Сьюзен
Званием автомобилиста он гордился и на дороге был склонен к фарисейству. Он старался держаться 65 миль в час. На длинном подъеме он увидел две пары задних фар рядом друг с другом, они закрывали оба ряда. Одна машина пыталась обогнать другую, но не могла, и ему пришлось убавить скорость. Он перестроился в левый ряд за обходящей. Пробормотал: «Давай, поехали», — ибо как автомобилисту ему была присуща и невыдержанность. Тут ему пришло в голову, что левая машина не пыталась обогнать другую, а вела с нею беседу — и действительно, обе машины ехали все медленнее.
Черт, уйди с дороги. Одним из его фарисейских правил было никогда не сигналить, но он все же дал один короткий гудок. Машина перед ним вырвалась вперед. Он прибавил скорости, проехал мимо другой и вернулся в правый ряд, чувствуя себя несколько неловко. Самая медленная машина отстала. Машина перед ним, ушедшая было вперед, снова сбавила ход. Он подумал, что ее водитель дожидается второй — продолжить свои игры, и поменял полосу, чтобы проехать, но машина перед ним вильнула влево, и ему пришлось тормозить. Потрясенный, он понял, что водитель собирается играть в игры с ним. Машина еще замедлилась. В зеркале он увидел далекие фары третьей машины. Счел за лучшее не сигналить. Они ехали тридцать миль в час. Он хотел перейти в правый ряд, но передняя машина опять его подрезала.
— Ой-ой-ой, — сказал он.
Лора шевельнулась.
— Неприятности у нас, — сказал он.
Теперь передняя машина ехала чуть быстрее, но все равно медленно. Третья оставалась еще далеко. Он посигналил.
— Не надо, — сказала Лора. — Он этого и хочет.
Он ударил по рулю. Подумал и вздохнул. Сказал:
— Держись, — нажал на газ и ушел влево. На этот раз удалось. Другая машина погудела, и он погнал вперед.
— Дети, — сказала Лора.
— Вот уроды, — проговорила Хелен с заднего сиденья. Он не знал, что она не спит.
— Мы оторвались? — спросил Тони. Другая машина ехала немного позади, и ему стало легче.
— Хелен! — сказала Лора. — Нет!
— Что? — спросил Тони.
— Она показала им палец.
Другой автомобиль был большой старый «бьюик» с помятым левым крылом, темный — синий или черный. Он не посмотрел, кто в ней. Они догоняли. Он поехал быстрее, восемьдесят, но их фары не отдалялись, висели у него на самом хвосте, впритык.
— Тони, — тихо сказала Лора.
— О боже, — сказала Хелен.
Он поддал еще.
— Тони, — сказала Лора.
Они не отставали.
— Пожалуйста, веди нормально, — сказала она. Третья машина была очень далеко, ее фары надолго пропадали на изгибах и появлялись, когда дорога шла прямо.
— Когда-нибудь им надоест.
Он сбавил скорость до прежних шестидесяти пяти; другая машина держалась так близко, что вместо фар он видел в зеркале лишь яркий свет. Машина посигналила и сместилась обходить.
— Пропусти его, — сказала Лора.
Машина поехала рядом, прибавляя ходу, когда он разгонялся, и убавляя, когда убавлял он. В ней было трое парней, разглядеть их как следует он не мог — только одного, на сиденье рядом с водителем; у него была борода, и он ухмылялся.
Он решил ехать ровно шестьдесят пять. По возможности не обращать на них внимания. Парни рывком оказались перед ним и притормозили, вынудив притормозить и его. Когда он попытался объехать их, они рванулись влево и загородили ему дорогу. Он вернулся в правый ряд, и они дали ему поравняться с ними. Они обогнали его и мотнулись между рядами. Потом перешли в правый, вроде как уступая ему, но когда он хотел проехать, они вильнули в его сторону. В приступе ярости он не пустил их; звучное металлическое громыхание, встряска — и он понял, что он их стукнул.
— Вот черт! — сказал он.
Другая машина шарахнулась, словно от боли, и он прошел. «Так им и надо», — сказал он, — сами напросились, но еще он сказал: «Вот черт», — и поехал медленнее, раздумывая, что делать; медленнее поехала и машина за ним.
— Что ты делаешь? — спросила Лора.
— Мы должны остановиться.
— Папа, — сказала Хелен. — Нельзя останавливаться!
— Мы их стукнули, надо остановиться.
— Они нас убьют!
— А они останавливаются?
Он думал покинуть место аварии и гадал, отрезвит ли их происшествие с их машиной, можно ли это допустить.
Потом он услышал Лору. Хотя он и гордился своими добродетелями, за более состоятельными этическими суждениями он обычно обращался к ней, а она говорила:
— Тони, пожалуйста, не останавливайся. — Ее голос был глух и тих, и он запомнил его надолго.
Так что он ехал как ехал.
— Ты можешь свернуть на ближайшем повороте и сообщить в полицию, — сказала она.
— Я видела их номер, — сказала Хелен.
Но другая машина опять его догнала, она ревела слева, бородатый парень высунул руку в окно и то ли махал ему, то ли грозил кулаком, то ли куда-то указывал и кричал, и их машина, выехав вперед, сошла с прямой и потеснила его, намереваясь столкнуть с дороги.
— Господи, — сказала Лора.
— Тарань их! — закричала Хелен. — Не давайся, не давайся!
Деваться ему было некуда; еще удар, несильный, со скрежетом, в левое переднее колесо; он почувствовал, что что-то вышло из строя, по рулю прошла судорога; другая машина придержала его. Его машина трепетала, как смертельно раненная, и он сдался, съехал на обочину, готовясь остановиться. Другая машина остановилась перед ним. Третья, та, что отстала, показалась и пронеслась мимо.
Тони Гастингс начал открывать дверь, но Лора коснулась его руки.
— Не надо, — сказала она. — Сиди в машине.
2
Это конец главы, и Сьюзен Морроу прерывается поразмышлять. Все серьезнее, чем она ожидала, и она испытывает облегчение, радуется уверенности письма, тому, как хорошо Эдвард освоил писательское дело. Она втянулась и тревожится за Тони и его семью, оказавшихся на этом пустынном шоссе перед лицом такой угрозы. Будет ли он в безопасности, если не отопрет дверь? Она сознает: вопрос не в том, что он может сделать, чтобы их обезопасить, а в том, что уготовано ему по сюжету. Тут власть принадлежит Эдварду: все зависит от того, что он придумал.
Ей нравится, что Эдвард относится к Тони с иронией, — это говорит о зрелости, о способности смеяться над собой. Ее осаждают запретные вопросы, например: не Стефани ли с рождественских открыток так нежно положила руку на шею Тони? Не из семейной ли жизни Эдварда взялась Хелен? Она одергивает себя: не путать Тони с Эдвардом, вымысел есть вымысел. И все-таки фамилия Тони заставляет ее задуматься — нарочно ли Эдвард назвал его в честь городка, где они с ним выросли.
Интересно, как Стефани находит Эдварда-писателя. Она помнит, что, когда Эдвард сказал ей о своем желании бросить учебу и писать, у нее было чувство, что он ее предал, но признать это она стыдилась. После развода она прослеживала отказ Эдварда от этой мечты по реляциям своей матери. И, констатируя постепенное превращение Эдварда-поэта в Эдварда-капиталиста, сочла свои сомнения оправданными. От стихов — к спортивной журналистике. От спортивной журналистики — к преподаванию журналистики. От преподавания журналистики — к страхованию. Он был кем был и не был кем не был. Деньги восполнят утрату грез. Стефани, похоже, будет ему во всем опорой. Так Сьюзен предполагала — но, по всей видимости, заблуждалась.
Она прерывается, чтобы устроиться поудобнее. Кладет папку на диван рядом с собою, поднимает глаза на две картины, пытаясь увидеть их заново — абстрактный пляж, коричневые геометрические фигуры. Монопольный торг на полу в кабинете; у друга Генри Майка грубый смех. На сером ковре в гостиной Джефри вздрагивает во сне. Марта подходит к нему, фыркает, запрыгивает на кофейный столик, подвергая опасности фотоаппарат Дороти. Что?
Грозное неопознанное чудовище, возникшее в ее сознании, когда она собралась приняться за чтение. Усыпила его книга или нет? Читай дальше, и все. Абзацы и главы о пустынном ночном шоссе. Она думает о Тони: длинное худое лицо, на нем — крючковатый нос, очки, мешки под грустными глазами. Нет, это Эдвард. Тони носит черную бороду. Она должна помнить про черную бороду.
Ночные животные 2Передняя дверь старого «бьюика» открылась, и вышел водитель. На руке Тони Гастингса лежала рука его жены Лоры — то ли чтобы сдержать его, то ли чтобы придать ему храбрости. Он ждал. Другие мужчины в машине смотрели на него через окна. Разглядеть их он не мог.
Водитель подошел не спеша, вразвалочку. На нем была расстегнутая донизу бейсбольная куртка, руки в карманах. У него был высокий лоб с глубокими залысинами. Он посмотрел на перед машины Тони и встал у его окна.