Альфред Кох - Отходняк после ящика водки
– Это все слова. А факты говорят о том, что у тебя над правой бровью – серьезный белый шрам. На кулачный удар не похоже – по рисунку и размаху это скорее монтировка или кастет. Так?
Горшков задумался и отхлебнул вина.
– Скажешь, что это на почве личной жизни?
– На почве личной.
– Ну что, может, не вторгаться в твое privacy? Мы же не «Компромат. ру» в конце концов… Хотя нет – ты ж не воспитанница института благородных девиц, а руководитель известного сайта. Давай все-таки расскажи про этот шрам!
– Ты, конечно, прав. Кто не имеет права на privacy? Публичные люди. Если человек пошел в бизнес, связанный с публичностью, то публика имеет право знать про его личную жизнь; это ее право и законное желание.
– Каким таким законом это право прописывается? Что за закон такой?
– Ну, законность я тут не в том смысле упоминаю, в котором все ее понимают.
– А в каком?
– Ньюсмейкеры пишут законы, которые им удобны. А у публики есть моральное право все про публичных людей знать.
– А, понял: ты хочешь противопоставить букву закона духу закона?
– Да-да!
– И все-таки: какая у тебя была самая большая неприятность по бизнесу?
– У меня не было неприятностей.
– Да ладно! Что, ни миллиона с тебя не выбивали, ни бандиты тебя на стволы не ставили?
– У меня так все построено, чтоб неприятностей не было. Я сам не влезаю в конфликты. Участникам информационных войн на меня обижаться не за что. Я ведь третья сторона. Я стараюсь все делать нейтрально.
– А по суду максимум сколько с тебя стребовали?
– 150 долларов. Но за ними человек даже не явился. Это в ходе лесных войн было… А так, конечно, угрозы бывают. Против меня постоянно пытаются возбудить дело по клевете. Помню, я на этот Новый год в Финляндию поехал на лыжах кататься. Только сделал шаг в зеленый коридор, тут же ко мне подошли и говорят: «У нас есть информация, что вы везете с собой ноутбук, а в нем сведения, содержащие гостайну». И забрали у меня ноутбук. Говорят, он теперь на экспертизе.
– А с чем это было связано, как ты думаешь?
– Кому-то хотелось почитать, что там у меня.
– И какое дело конкретно могло заинтересовать кого надо?
– Я пытался выяснить… Возможно, это связано с информацией о том, что меня якобы вербует американская разведка. Враги распространили…
– А в Финляндию тебя таки выпустили?
– Да.
– Так откуда шрам?
– Производственная травма.
– Так ты с бандитами дискутировал о литературе? Чем ямб лучше хорея?
– Нет.
– Слушай, сначала ты говоришь, что не имеешь права на privacy, раз публика имеет право знать, а после требуешь, чтоб от тебя отстали. Некрасиво.
– Ну… Я раньше занимался финансовым рынком. Акции так колебались, что упали. И вот от них шрам. Шутка. На самом деле там просто было жарко, плюс 35…
– А потом температура упала – и прям тебе на голову?
– Да нет, кондиционером надуло. Нарыв был. Я уж подыхал, но тут нашелся хороший врач и сделал мне зубилом дыру в голове…
– У меня это вызывает аналогию со вмененным налогом. Сперва тебя зубилом по голове, а после клевещи и не знай забот. Шутка. Слушай, а ты один вообще работаешь?
– Ну есть помощники.
– То есть если тебя убьют, то бизнес не умрет?
– Не умрет, естественно…
– Да это я просто так интересуюсь…
КОНЦЕПЦИЯ САЙТА– А какова концепция сайта? Ты можешь ее сформулировать?
– Она, вообще говоря, простая: мой сайт – площадка, на которой люди выясняют отношения. А я стою в стороне. Я не журналист, не пиарщик, не участник процесса. У меня нет интереса. Но есть некие правила поведения, постановки и снятия материалов с сайта. Они такие. Первое: материалы, если они появились на сайте, не убираются ни на каких условиях. Прецедентов не было. Только вместе с сайтом! Цена снятия – цена сайта. Если продам, то не вернусь в этот бизнес. Он меня уже затрахал. Ну вот, например, был у меня такой случай. Напечатал я аэрофотосъемку секретных объектов. Мне позвонили откуда надо и попросили снять. Я потребовал официальное письмо о том, что это гостайна.
– И чем кончилось?
– Материал так и стоит. Поскольку они выступили с устным обращением, а мне нужно письменное.
– Мне кажется, многие думают: «Он нам рассказывает о неснимаемых материалах, чтоб поднять цену. Чтоб цену снятия поднять до полтинника, к примеру». Я говорю об общественном восприятии твоего бизнеса.
– Да мне уже и сотню предлагали. Я ж не согласился. Второе мое правило такое: сам я никогда ничего не пишу. С моей стороны инициативы нет. Объясняю. Там сверху написано: «Библиотека компромата Сергея Горшкова». Вот это и является слоганом. Я публикую не то, что знаю, а то, что озвучено кем-то. То есть я не могу пойти и сфотографировать человека в сортире и разместить снимки на сайте. Я не папарацци. Я такого не стану публиковать. У меня материалы либо уже слитые кем-то, то есть опубликованные, либо кем-то продвигаемые.
– То есть ты не знаешь, чему служишь. Но знать, чему служишь, ты не желаешь.
– Ну, это слишком сильно сформулировано. Я просто держу место, где люди выясняют отношения между собой. И в этом не участвую.
– То есть можно так твой лозунг сформулировать: «Риски ваши, прибыль моя».
– Это ближе. У меня задача – максимально выдержать нейтралитет.
– Поэтому у тебя идут исключительно перепечатки? Типа – это ж не ты писал.
– У меня есть перепечатки. Есть имитация перепечаток. Есть просто материалы без ссылок. Но я все-таки предпочитаю работать в ситуации, когда есть на что ссылаться. Когда можно, так сказать, перевести стрелки.
– Ты потому хочешь перевести стрелки, что тебе страшно. И ты хочешь, что называется, прикрыться.
– Ну, де-факто это спасает только от уголовного преследования. То есть если пытаются начать преследование по клевете и я показываю источник – это спасает от иска. А по чести и достоинству, понятно, это не спасает. Закон написан так, что если я возьму газету «МК» и повешу на заборе, а кто-то пройдет и прочитает статью, которая кого-то порочит, то буду соответчиком. Более того: если я сейчас скажу гадость про Чубайса, а официант пройдет мимо и зафиксирует это, а после выступит свидетелем, то по закону я буду признан распространителем порочащей информации. Факт распространения есть, статья 152 ГК. И я должен буду на суде отвечать за правдивость этой информации. Получается, что если я СМИ, то материальную ответственность могу перенести на источник. Но от обязанности публикации опровержения я не освобождаюсь. У меня сейчас такая проблема: параллельно идут два суда. Один соответчик – «Профиль», другой – «Версия». В обоих случаях речь идет о старых заметках, обе года три-четыре назад опубликованы. Одна – казахские разборки, а вторая – мелкий московский конфликт. Про них давно все забыли. Но это никого не волнует. А волнует людей то, что эти тексты сейчас висят у меня на сайте, и опровержения требуют с меня. И денег требуют – один истец полмиллиона рублей, другой 600 тысяч, солидарно (причем доля не оговаривается). Ну и заодно они пытаются получить опровержение также и от «Профиля» и «Версии». А ты говоришь – перепечатка. Я и денег должен, и опровержение…
– А что такое ООО «Верит»?
– Моя фирма, на которую зарегистрирован товарный знак «Компромат. ру». Название – производное от французского слова «la verite» – «правда».
– Я встречал в Сети сайты с похожими названиями. Некоторые путают. Что ты об этом скажешь? Пробовал с ними разобраться?
– Сайтов с похожими названиями в Сети уже нет. Видимо, разобрался.
– Сергей, наверное, не секрет, что некоторые считают тебя офицером ФСБ. Вообще логично было бы, чтоб спецслужбы завели себе такой инструмент. Может пригодиться. На эту версию хорошо работает факт твоей безнаказанности, между прочим…
– Нет. Использование сайта в качестве ведомственного инструмента погубило бы его, поскольку автоматически появляется слишком много сфер, закрытых для негатива. Я вполне допускаю, что иногда меня могут пытаться использовать втемную в каких-то комбинациях, но сделать из этого систему нереально.
ПРЕДЫСТОРИЯ– Сергей, сайт твой широкая публика знает, тебя самого – нет. Давай-ка ты коротко о себе расскажи!
– Я сам 1965 года. Декабрьский. Коренной москвич, можно сказать.
– А, ты с 1147 года ведешь родословную!
– Не, ну как – коренной? Во втором поколении. Дедушка из Рузы, бабушка из Сытькова. Прапрадед – купец первой гильдии. Благотворительностью занимался. Народ его помнит… Я ездил смотреть дом, который отобрали большевики.
– А как и при каких обстоятельствах ты решил, что тебе надо работать в журналистике?
