Надежда - Шевченко Лариса Яковлевна
Когда дело близилось к концу, ощутила боль внизу живота. Удивилась, но не придала значения такой мелочи. Вдруг чувствую: по ногам потекло что-то теплое и липкое. Бросила топор и думаю: «Перетрудилась, что ли? Как старуха, подмочила себя?» Расстегнула старые отцовские брюки, в которых обычно работаю во дворе, и в страхе замерла, увидев на одежде кровь. Первая мысль была: «Пупок развязался?» Так говорила мать, когда я поднимала что-то тяжелое — бревно ли, мешок с зерном или с цементом. Посмотрела: он в порядке. Что же случилось?
В панике замелькали глупые и бестолковые мысли: «Растянулись мышцы живота, как у отца при грыже? Но крови у него я не видела. Может, у меня болезнь какая-то появилась? Выживу ли?» Влетаю на кухню, а бабушки нет. Не с кем поделиться страхами. Входит мать, а у меня слезы градом, губы дрожат. Еле промолвила: «Мне белье сменить надо». На лице матери появилась улыбка. Я опешила, даже реветь перестала. «Наконец-то! Я уж волноваться стала. Ведь четырнадцать лет исполнилось. Не бойся. Это означает, что ты теперь взрослая. По три дня в месяц будешь немного болеть. Идем, я научу, как соблюдать правила гигиены. Дрова в такие дни не коли!» — заботливо сказала мать.
Я легла на кровать. В голове оставался туман. Я уже не думала о происшедшем со мной. Главное, что нет угрозы здоровью, а остальное — ерунда. Непонятное всегда пугает. Почему девчонки меня не просветили? Случай не представился? Думали, больше них знаю? Интересно, как мальчишки узнают, что стали взрослыми?
Ну и денек выдался! От работы я никогда не устаю, а от волнения вырубаюсь сразу. Даже не заметила, как уснула.
СТРАСТИ-МОРДАСТИ
Безмолвье ноября. Холодная осенняя заря. Наш класс на свекольном поле. Ночью мороз слегка прихватил землю. Туманная изморозь припудрила бурую траву. Дальний лес тронут сединой. Потом яркое солнце неожиданно побаловало. Но вскоре ветер прошумел вершинами сосен в лесополосе, сгреб в кучу дождевые тучи, небо заволокло серое литье постылых облаков и загрустила природа мелким, нудным сумрачным дождичком. Его дождинки не капельки надежды, а слезы прощания с летом, с теплом.
В голове побежали строчки: «Дождь барабанной дробью досаждает. Струится в сердце горькая тоска...» «Ох, что-то совсем раскиселилась», — одергиваю я себя.
Мы выкапываем пропущенную комбайном сахарную свеклу и переносим в бурты. Я с сочувствием гляжу на женщин. Глаз не могу отвести. Обвязавшись платками и кусками старых стеганок, они целыми днями обрезают ботву. Тяжелая явь. Мне впору плакать.
Дождь прекратился. Опять стынет дыхание. Школьников сзывают на обед. Я ем хлеб с салом и читаю рассказы Максима Горького. Передо мной будто тьма разверзлась, и я впервые увидела взрослую жизнь в целом, во всей ее сложности и неприглядности. Рассказы разбили мне сердце, повергли в пучину безысходной, жестокой жизни. Я захлебываюсь мыслями. В чем причина глупости, зависти в людях? Чего больше в них: добра или зла? Как помочь несчастным? Меня захлестывает волна жалости и бессилия. Голова пухнет от вопросов. Душа опрокинулась в бездну.
Я готова взорваться от эмоций, от обиды на людей, не понимающих, что жить надо достойно. Мир одновременно примитивен и сложен! Бедность, страх, слабость, злость делали души людей убогими? А ведь они верили в Бога! Но не равнялись на него, а только просили благодати. А он не давал. Наверное, хотел, чтобы сами ее добивались...
Рассказы потрясли меня своей жестокой жизненной правдой. Я думала о несчастных людях с горечью и печалью. В пьесах Островского тоже описана безрадостная жизнь людей. Но «Страсти-мордасти» Горького приводили в жуткое возбуждение, требовали искать выход из чудовищной жизни, призывали не мириться с несправедливостью!
Я задумалась о смысле жизни человека. Теперь меня больше задевали мировые проблемы. Благополучная школьная жизнь показалась детской игрой. Людская подлость, тупость терзали, вызывали ярость. Мне хотелось поделиться с кем-либо своим беспокойством. Особенно меня волновало, чем отличаются современные люди от тех, Горьковских?
От переполнявшего меня возбуждения я начала говорить вслух, и буквально наизусть повторяла страницы рассказов. Слушали ученики, слушали учителя. Мой голос дрожал от негодования. Я жестикулировала. Лицо горело. Я не могла остановиться, пока не доходила до финала. Потом будто в сознание приходила — и замолкала. Иногда меня заносило, и я начинала «рубить» воздух, рассказывая что-то свое, наболевшее или недавно увиденное.
А после перерыва всю злость на книжных врагов перенесла на «борьбу» со свеклой. Чтобы успокоиться, мне нужно или говорить, или работать физически. Я вгрызалась лопатой в мерзлую землю и думала: «Какие-то пассивные, смирные, робкие наши женщины. Разве такие они были в войну? Страну на своих плечах держали.
Данко! Буревестник! Вы не потонули в серости людской? Наши колхозники не серые! Не только скудная копейка гонит их в поля! Вера в светлое будущее страны и своих детей заставляет их преодолевать трудности! Простые сельские труженики — чистые светочи добра, подлинные сердца. Как я люблю вас, как понимаю и сочувствую. Вы наши корни, вы фундамент страны».
А в следующий перерыв ребята уже сами попросили меня пересказать прочитанное из Горького.
ПРЕДЧУВСТВИЯ
Лежу в районной больнице. У меня камень в почке. Доктор сказал, что в организме нарушен водно-солевой режим, а потом спросил мягко:
— Переохлаждалась?
— Нет.
— Что-нибудь очень печальное в твоей жизни случалось?
— Любимый дедушка умер, — ответила я тихо и опустила голову.
Доктор погладил меня по волосам и сказал:
— Не волнуйся, вылечу, будешь как новенькая.
Камень выходил медленно. Полтора месяца меня «сотрясали» приступы. Я устала от больницы и попросилась домой к бабушке. Доктор возмутился:
— Я за тебя отвечаю! Нечего иллюзий строить. Смена обстановки не лечит. Если камень застрянет, кто тебя дома спасать будет?
Я смирилась. Когда боль ослабевала, я бродила по больнице, знакомилась с детьми и взрослыми. Девочка одна понравилась. Света Шинкаренко, дочка главврача. Она часто к отцу забегает. Мы ровесницы. Как-то разговорились, и она с восторгом поведала мне о своей прекрасной жизни. И про то, как по садам лазала, как щука за ногу укусила, когда после танцев на пляж ходила с друзьями. Как нагишом купалась с подружками, чтобы родители мокрой одежды не видели, а ее младший брат караулил их. Потом на звезды смотрели, песни пели, истории рассказывали!
Раз мать узнала про ее ночные купания, запретила, купальник спрятала. Так Света за полдня себе новый сшила, и все равно сбежала к друзьям. Мать, конечно, лекции о девичьей гордости читала. Света не сердилась, понимала ее. Но ведь радостное детство огнем горело! И брат у нее — великолепный шутник. Поехали они на дюралевой лодке с мотором «Вихрь» кататься по реке вокруг острова, а он выпрыгнул из лодки, и Свете пришлось мотаться вокруг острова, пока бензин не закончился. Она не умела выключать мотор.
Случалось: с друзьями на середине реки выплывут и давай лодку раскачивать! Шум, крик, радость на всю округу! Как-то обнаружили на помойке списанную инвалидную машину. Брат Валера, он на два года моложе, вставил в нее мотор от мотоцикла, и они долго катались по деревне. Машина останавливаться не могла, так они на ходу из нее выпрыгивали. Потом в город поехали. Там милиция остановила. Брат мотор снял, чтоб не оштрафовали. А как машину отбуксировать? Пришлось папу вызывать. Он приехал, забрал их.
Еще похудеть пыталась. На кошке всякие составы испытывала. Подружка Зоя дозу превысила, отравилась и в больницу попала. Свете допрос учинили: где лекарства взяли? Зоя выручила, сказала, что во всем любовь виновата. Еще кошке рожать помогали, врачами себя представляли. С ребятами нашли блиндаж с оружием. Граната взрывалась. У одного мальчишка седая прядь после этого появилась. Хоть и страшно, а все равно весело было. А как-то летом они всей семьей в Одессу ездили. Не передать впечатлений!..
