Мы Бреннаны - Лендж Трейси
Арест и приговор не только стоили ему самой лучшей работы, какая у него только была, они еще и затормозили его в живописи. Он брал уроки и работал с наставником, проводил долгие часы в галереях, даже продавал кое-что по мелочи на местных ярмарках. По большей части это была туристическая ерунда: безмятежный Гудзон, мирные Катскильские горы. Но он делал успехи в портретах и пейзажах посложнее, часто бросая сам себе творческий вызов и разжигая чувство прекрасного.
Однажды он в последнюю минуту принял приглашение провести вечер в малознакомой компании накаченных пацанов, звавших его «Мальчик Джеки». Ребята, с которыми он всегда умел ладить, но которых обычно избегал. Кончилось все вечеринкой в доме какой-то безымянной личности. Джеки в ту ночь был трезв, поскольку (как оказалось, не без умысла) был назначен в водители.
Где-то чуть позже часа ночи он уже развез всех, и до дома ему оставалось меньше пяти минут, когда после съезда с Таконика его остановили на пункте проверки трезвости, созданного по случаю выходных в День поминовения. Джеки не удивился, когда полицейский предложил ему пройти тест на наличие алкоголя: от машины за версту несло пивом, полбанки которого кто-то по пути домой пролил на заднее сиденье. Он даже дал разрешение на осмотр машины, произнеся: «Будьте как дома». Тест на трезвость он прошел, но под одним задним сиденьем полицейские обнаружили большой пакет на молнии, доверху набитый травкой. Кто-то из этих мудаков оставил свой тайник в машине, а поскольку автомобиль принадлежал Джеки, то его буквально взяли с поличным: пакет весил более чем достаточно, чтобы повысить обвинение в хранении для личного потребления до уголовного дела. Естественно, все парни, кого он перевозил в машине, отрицали какую бы то ни было причастность к наркотикам.
Джеки только-только подал двум фанатам бейсбола по очередной кружке, когда в паб вошел отец и направился к бару.
– Здорово, Мик! – окликнул его один из мужиков, махнув рукой.
– Ребятки!
Отец поболтал с ними пару минут. Они, видимо, были знакомы со времен работы Микки на стройке.
Сколько Джеки себя помнил, отца всегда хорошо знали в городе. Когда бы и куда бы семья ни направлялась: в церковь, в ресторан, на парад 4 июля, – всегда и всюду вокруг слышалось: «Привет, босс!» и «Как дела, Микки?». Люди останавливали их на улице, чтобы пожать отцу его мозолистую лапищу. Он был прорабом в подрядной компании, поднявшейся на волне строительного бума в Нью-Йорке 1990-х и продолжавшей расширяться. Отец любил свою работу и свою команду, проводя на стройках больше времени, чем дома.
Микки всегда был трудягой. До того как уехать из Ирландии, он помогал содержать семью из двенадцати человек, вкалывая на ферме и водя грузовики. С годами во время наездов к родственникам в Ирландию, когда виски развязывал Микки язык, Джеки улавливал фразы, в которых отец назывался себя «другом ИРА» и вспоминал, что ему пришлось поспешно бежать с родины. Трудно было понять, чему верить. Ирландцы склонны все драматизировать, но с другой стороны, они вечно жили по незыблемому правилу: не болтай попусту.
Впрочем, Джеки был вполне уверен, что похороненных тайн у отца хватало. Когда Джеки был маленьким, то, играя в прятки, он нашел в родительской кладовке превосходное укрытие. Недостатком было то, что приходилось долго сидеть внутри, дожидаясь, пока его найдут. От скуки он заинтересовался отогнувшимся в углу ковром и нашел под ним, под половой доской, небольшую полость размером с обувную коробку. Находка эта на короткое время возвысила его в глазах брата и сестры. В тайнике лежали какие-то документы, грин-карта Микки и какие-то фотографии. Несколько потертых черно-белых снимков грозных на вид мужчин и женщин (и Микки в том числе), одетых по моде 70-х, на фоне, судя по всему, одной из стен в Белфасте, отделявших католические кварталы от протестантских. Стояли они плечом к плечу, скрестив руки, с суровыми лицами. У каждого через плечо было перекинуто ружье.
Никто из детей никогда не расспрашивал отца об этих фото и, насколько было известно Джеки, никто из них больше в тайник не заглядывал.
Отец закончил болтать с посетителями, хлопнул их по спинам и направился к сиденью на другом конце барной стойки.
– Не знал, что ты сегодня придешь, – сказал Джеки, наливая отцу ирландского пива.
– Время от времени мне надо выбираться из дома.
– Что-то случилось?
– Может, ты мне расскажешь? Или ты в таком же неведении, как и я?
Джеки подал пиво.
– Ты про что?
– Спасибо. – Отец сделал глоток. – Твой брат сегодня на взводе, а до этого утром у него была встреча с адвокатом у нас дома. Тереза уже месяц как уехала. Твоя сестра в последнее время напоминает ходячего мертвеца. Шейн спрашивал меня, не собирается ли она снова уехать. А Кейл к нам больше не заходит.
Для человека с ухудшающейся памятью Микки отлично вспомнил все что нужно.
– Что за дьявольщина творится, Джеки? – Микки насупил брови и смотрел на Джеки пронзительным взглядом. Когда дети низвели его до хлипкого старичка, который целый день читает газеты и не ведает, что творится в его собственном доме? – Скажи мне, сын. Я хочу помочь.
У Джеки в груди защемило от тона, которым это было сказано, – требовательного и в то же время просительного. Отцу хотелось чувствовать, что он нужен, только в этих вопросах от него не было никакого прока.
– По-моему, пап, все перенапряглись с новым заведением. Там потекли трубы и открытие отсрочилось. Все подорожало…
Отец шлепнул ладонью по стойке:
– Так я и знал, что дело в деньгах! Я об этом думал. Я мог бы взять небольшую ссуду под залог дома. Наверняка это будет выгодно, и я ссудил бы Денни с Кейлом наличными, пока они не решат все свои проблемы. – Лицо отца светилось такой надеждой, что Джеки пришлось отвести взгляд. – Ты как думаешь? Это разрядило бы напряжение.
В первый раз отец советовался с ним по существенному семейному делу. Жаль только, что Джеки приходилось ему врать.
– По-моему, они и так справятся, пап.
– Если даже и так, небольшое количество поможет им чувствовать себя спокойнее.
Пришлось Джеки задушить этот план в зародыше, пока отец не взялся за его исполнение. Джеки не знал, будет ли отец больше разъярен или унижен, узнав, что Денни у него за спиной уже получил ссуду под залог дома.
– Давай я поговорю с ними, прощупаю почву. Со мной братья будут честны. Если они одобрят твою идею, я дам тебе знать.
Отец прищурился:
– Не думай, что я не замечаю: ты стал чаще помогать нам по дому. Это приятно видеть. – Он поднял бокал и подмигнул.
Джеки наконец перестал нервничать, и они с отцом еще минут пятнадцать говорили о пустяках вроде политики, нового ресторана и кельтского футбола. Но в глубине сознания у Джеки назревало решение. Ему надо помочь Санди противостоять ее давним проблемам, и придется сделать это сегодня же вечером.
Его семья рушится под грузом тайн, и так или иначе все они в конце концов вылезут на свет божий.
* * *– Давай я кое-что тебе покажу? – предложил Джеки.
Они с Санди заканчивали мыть посуду после ужина.
– Что еще?
– Кое-что у меня в студии. – Последнее слово он произнес с нажимом. Студией была его спальня.
Он повел ее наверх в свою комнату в конце коридора. Отказ от квартирки два года назад стал для него ударом, но он всегда любил свою комнату в доме. Там был скошенный потолок и мансардное окно. Санди посмотрела на кровать, на гардероб, а затем ее взгляд переместился в ту часть комнаты, что стала студией. Рабочий стол был доверху завален холстами всех размеров, многие холсты стояли у стены, а пара из них была закреплена на мольбертах. Пол в той части комнаты был покрыт защитной пленкой. На полке стопкой лежали палитры, заляпанные радугами смешанных красок, вокруг как попало стояли несколько банок с кистями. Санди улыбнулась этому красочному хаосу, словно гордая мать. И она имела право на гордость, ведь это она с самого начала поддерживала его увлечение живописью. Остальные члены семьи подсмеивались над Джеки, когда он был ребенком, но позже стали относиться к живописи как к хобби.
