Лишний в его игре - Филипенко Алена Игоревна
Наивный, я думал, что мы могли бы сдружиться… но не будет никакой дружбы, как и уютных домашних посиделок втроем с его мамой. Пожалуй… хорошо, что он так поступил и показал свое настоящее лицо.
Вот же обидчивый параноик! Вздумал угрожать мне и указывать, что делать, а что нет. Не дождется! Назло ему буду вести себя с его мамой еще любезнее. И так же назло теперь специально при ней ткну его носом в промахи. Он думает, что я выставил его за ужином куском говна, ха! Он еще не знает, что будет, когда я действительно сделаю это.
Но все равно. Так тоскливо и досадно… Не такого я ожидал.
* * *
В понедельник утром, выходя из квартиры, вижу приоткрытую соседскую дверь.
— Мам! Дай денег на столовку! — раздается изнутри.
— Так… Сейчас посмотрим, что тут у нас с бухгалтерским учетом… Хм… Что-то дебет с кредитом не сходятся, Ярослав. Ты в минусе на сто пятьдесят рублей.
— Что? Но я три последние домашки на четыре сдал! — возмущается Ярослав.
— Значит, где-то в другом месте в минус ушел, — невозмутимо отвечает Катерина Николаевна. — У меня все четко.
— Ну, мам! А что мне есть в школе?
— Я тебе положила с собой, вот, возьми контейнер. Там йогурт, фрукты и печенье. По-моему, это отличный выход!
— Это дерьмовый выход!
— Минус десять рублей! — строго говорит Катерина Николаевна.
— Я не хочу один сидеть в классе, хочу со всеми ходить в столовку! — ноет Ярослав. — Я не возьму это!
— Ну не хочешь, не бери, дело твое.
Я закрываю дверь и спускаюсь на улицу. Жду Катерину Николаевну у ее машины: она теперь всегда, когда ей нужно утром в универ, подвозит меня до школы. Это стало очередной традицией, которая мне очень нравится.
Когда мы садимся в машину, Катерина Николаевна протягивает мне небольшой пакет с чем-то квадратным внутри.
— Держи, я там завтрак собрала, — говорит она.
Умалчивает, что завтрак предназначался Ярославу, а, впрочем, мне-то все равно. Я принимаю его и благодарю. У меня сразу появляется план, как отомстить Ярославу за диск.
В школе я сталкиваюсь с ним у раздевалки. Он обгоняет меня, намеренно больно задев плечом.
После третьего урока одноклассники, как обычно, собираются в столовую. Ярослав просит друзей одолжить ему денег, но лишних ни у кого не оказывается. Маша отвечает, что у нее вообще ничего нет, за нее платит Никитин. У остальных еле-еле хватает «только на пирожок».
В итоге в кабинете на перемене мы с Ярославом остаемся одни. Я открываю свой контейнер, принимаюсь за яблоко. А Ярослав роется по карманам в поисках мелочи, но ничего не находит.
— У меня завтрак с собой, — говорю я со злобным торжеством. — Присоединяйся!
Ярослав смотрит на контейнер сначала растерянно, потом удивленно и, наконец, сердито и обиженно.
— Это мой завтрак! Какого черта?
— Не знаю, — усмехаюсь я. — Мне его дали с собой.
— Но он мой!
— Но дали его мне ! Повторяю: хочешь — присоединяйся. Вот, возьми яблочко.
Я протягиваю Ярославу второе яблоко. Он рычит, выбивает его у меня из рук и выбегает из кабинета. А я, довольный, доедаю все один.
На физике Ярослав мне мстит. У нас лабораторная работа, которую мы делаем в парах: нужно на практике проверить закон Бойля — Мариотта. Каждой паре выдают оборудование — тонкий стеклянный сосуд с длинной трубкой.
Ярослав вынимает изо рта жвачку и умудряется затолкать ее в трубку, да так плотно и глубоко, что не выковырнешь. Вся лабораторка насмарку: в трубку должна поступать вода, а теперь ей мешает жвачка.
Наш учитель, Валентин Петрович, — молодой выпускник пединститута, очень обидчивый и нервный. Тот еще параноик — если что идет на уроке не по плану, всегда думает, что это мы сделали, чтобы над ним поиздеваться. Доходит до крайностей: недавно был сильный ветер, и неплотно закрытое окно отлетело в стену. Удар вышел жуткий, хорошо, что не разбилось. Бумажки с учительского стола разлетелись по всему классу. Так Валентин Петрович снова подумал, что это мы виноваты, орал страшно.
А сейчас — жвачка в трубке! Ведь понятно: ее намеренно туда засунули. Я, когда ее заметил, сразу напустился на Ярослава. Ворчу и втихаря пытаюсь ее вытащить. Безнадежно. Тогда, так же по-тихому, я пытаюсь одолжить у кого-то трубку, но никто не дает, всем нужно свои лабораторные закончить. И тут Валентин Петрович замечает, что я чем-то не тем занят, подходит к нашей парте и строго спрашивает, в чем дело.
— Ни в чем. Хотел линейку одолжить, — быстро вру я.
Учитель не отходит, смотрит подозрительно, глазами рыщет по парте. Я хочу незаметно прикрыть трубку тетрадью, но тоже неудачно… Его уши краснеют, и вот он уже орет. Итог — нам с Ярославом влепляют двойки. И мы позорно вылетаем с урока.
— Ты просто псих, себе же хуже сделал! — кричу я в коридоре. — Ты топишь наш «Титаник»!
— И пусть. Лишь бы ты потонул! — парирует Ярослав, довольно улыбаясь.
Гад! Впрочем, на истории отрываюсь уже я — когда Ярослав отвечает домашний параграф на тему «Переход к НЭПУ». В конце учительница, как всегда, спрашивает у класса, есть ли вопросы, и тут я, подняв руку, заваливаю Ярослава вопросами с подвохом. Параграф крохотный, там все по верхам, Ярослав поэтому и вызвался. Думал, быстро отстреляется. Как бы не так! Учительница всегда говорит: учебника недостаточно, читайте дополнительный материал. Я ее советам следую, а вот Ярослав — нет.
Являлось ли одной из целей НЭПа обобществление средств производства? Во сколько раз увеличилась численность рабочего класса к концу НЭПа? В чем причины роста бюрократизма в этот период? Я и по Госбанку прохожусь, и по Земельному кодексу, и по первому кризису НЭПа, и по многому другому. Ярослав отвечает сбивчиво, видно, ничего дополнительно не читал. Пол-урока мы развлекаемся: я задаю вопрос и в итоге сам на него отвечаю. Учительнице наша «дискуссия» нравится, слушает с удовольствием, не перебивает. Ярослав стоит весь красный и злой, а я все его мучаю.
В итоге ему ставят три, а мне — пять за активность. Ярослав, садясь, сталкивает меня на пол. За это я на следующем уроке обливаю его стул клеем. Он встает — слышен треск ткани. Весь класс хохочет. А Ярослав до конца учебного дня ходит с повязанной на поясе рубашкой.
* * *
Вторая половина марта непривычно теплая. Днем температура под плюс двенадцать, ночью — плюс восемь. Вообще синоптики говорят, что это аномально теплый март. Снег полностью стаял — но в апреле обещают новые морозы. Земля мокрая, много луж, пахнет весенним солнцем, сырой землей и молодой листвой. Я видел — уже верба распускается. Надо нарвать веток и подарить Катерине Николаевне, ей будет приятно.
Намечается конец третьей четверти, проходит череда контрольных и лабораторок. По всем предметам, кроме английского, у меня будут пятерки, несмотря на пакости Ярослава. И только с английским все плохо: оценка спорная между тройкой и четверкой. У меня никогда не было троек за четверть! Настроение подавленное, я жутко нервничаю. Англичанка никак не успокоится, все мстит мне за то, что я не занимаюсь с ней дополнительно. Но еще есть немного времени, чтобы исправиться. Я делаю все домашние работы, идеально пишу самостоятельные. Надеюсь, от этого будет польза.
Проходит лабораторная по химии — на этот раз не в парах. Нам раздают пробирки и реактивы, нужно вычислить, в каких пробирках содержатся стеариновая и олеиновая кислоты, а также доказать непредельность олеиновой кислоты и написать реакцию.
Я сразу понимаю, как это сделать: надо взять бромную воду и добавить в пробирку с одной кислотой и с другой. Бромная вода, растворенная в олеиновой кислоте, обесцвечивается: атомы брома присоединяются к молекуле олеиновой кислоты по месту разрыва двойной связи. Это и есть доказательство непредельности олеиновой кислоты.
Ярослав смотрит на пробирки растерянно и понуро. Потом искоса поглядывает на меня: что я буду делать? Хочу его запутать. Быстро беру разные реактивы, лью в пустые пробирки, верчу их в руках, как фокусник — стаканчики. Ярослав пытается повторить за мной, но не успевает. В итоге я добавляю в пробирки с кислотами бромную воду, а он льет что-то другое: у него все пенится и выливается на тетрадь. Я прыскаю. Он злится.
