Рубен Гальего - Я сижу на берегу

– Что у нас сегодня на ужин? – Миша спрашивает, хотя знает, что я не успел ничего приготовить и придется перекусывать наскоро.

– Ничего. Колбасы с хлебом поедим. Я чай сделаю.

Миша не спорит. Миша почти никогда со мной не спорит. Он понимает, что я не могу готовить каждый день. Колбаса так колбаса. Я включаю электрочайник.

Дверь в комнату открывается, входит нянечка.

– Вы еще не поели?

Вопрос странный, да и появление ее в это время странно и непонятно. Обычно нянечки после отбоя ужинают у себя в комнате и ложатся спать. Нянечка говорит быстро, суетливо. Платок на ее голове повязан не сзади, как обычно, а снизу, под подбородком. Одной рукой нянечка прижимает конец платка ко рту. В другой руке у нее – огромная тарелка с жареной картошкой.

– А я тут картошку жарила, подумала, куда мне столько, дай деткам отнесу. Хорошая картошка, с салом пожаренная. И огурчики, огурчики сама солила. Вы уж все съешьте, не отказывайте. Хорошая картошка–то.

Дверь за нянечкой закрывается. Я подъезжаю к тумбочке, беру из нее литровую стеклянную банку.

– Миша. Три огурца. Два сейчас съедим, а один на завтра, или наоборот?

– Полтора сейчас, полтора на завтра.

Миша отвечает автоматически. Он элементарно делит три на два, не задумываясь о вопросе.

– Слушай, Рубен, я ни черта не понимаю. Ты что делаешь? Картошку надо есть пока горячая. Убери банку. Останется – спрячем потом.

– Нет. Сначала спрячем то, что не съедим. Ты не слышал, что она сказала?

– Если честно, то не понял. Что это с ней?

– Приступ альтруизма. Ты действительно ничего не понял?

Я старательно разрезаю огурец на две части. Полтора огурца уже в банке. Картошка пожарена добротно. Крупные рассыпчатые куски вперемешку с огромными кусками домашнего сала. Это даже, скорее, не сало, а жирное свиное мясо. Настоящая, домашняя картошка. Я засыпаю ее ложкой в банку между солеными огурцами. Тороплюсь. Наконец банка с огурцами и жареной картошкой заполнена почти под горлышко. Я обнимаю ее двумя руками, старательно ставлю на сиденье коляски рядом с собой. Несколько оборотов колес коляски, еще одно усилие, банка кажется очень тяжелой, когда я ставлю ее в холодильник. Радостно возвращаюсь к столу и подношу к Мишиному рту первую ложку картошки. Мы едим. Едим молча и так быстро, как можем. Миша старается есть быстрее, так как чувствует мое настроение.

– Погоди, – просит меня Миша, – я не могу так быстро. Объясни, что происходит.

– Да ничего особенного. Я ее сглазил. Теперь она хочет порчу снять.

– Чушь какая–то.

– Не хочешь – не ешь. Видишь, полная тарелка картошки. Еще на завтра отложили. Чем тебе плохо?

Миша жует медленно, но это не мешает ему разговаривать.

– Я не понял.

– Чего тут непонятного, – я начинаю злиться. – Я ей в левый глаз смотрел и губами двигал. Все. Значит, сглазил. Теперь у нее или курица сдохнет, или мужик напьется. Магия. В «Науке и религии» была статья про обычаи отсталых народов. Там все подробно описано.

Мы доедаем картошку. Молчим. Я даю Мише в руки половинку огурца. Миша старательно откусывает от огурца помаленьку. Он растягивает удовольствие. Я свой огурец съедаю быстро.

– Курица у нее и без того сдохнет. Про мужика вообще полная ерунда. Если бы он пить бросил, тогда была бы магия.

– Если бы он пить бросил, это была бы научная фантастика, – не сдаюсь я. – А так – магия. Дистанционное воздействие.

– Дурдом на каникулах. Ты на самом деле во все это веришь?

– Я в это не верю. Тут главное, чтобы она в это верила. Гляди, волосы у меня черные, глаза карие. Я на цыгана похож. Да. У меня еще ноги разной длины и горб. Все сходится. Я для нее колдун. Но главное не это. Главное то, что она зевнула. Теперь она думает, что это я ее зевнуть заставил, чтобы зубы посчитать. Колдун, если посчитает зубы у человека, что хочет может с ним потом делать. Поэтому нянечки, когда зевают, рот крестят. А сегодня она сразу перекреститься не успела. Теперь все, теперь поздно уже. Крестись не крестись – без толку. У меня вся власть.

Миша мрачно смотрит в пол.

– Рубен, ты физику в школе учил?

– Учил. Я и химию учил, и биологию. Могу из Гете почитать на немецком. Какой мне сейчас от физики толк? Хотя нет, например, сегодня я как раз по физическим законам поступил. Третий закон Ньютона помнишь?

– Помню. Действие равно противодействию.

– Видишь? Они тебе больно сделали, я ее сглазил. Жалко, вторая убежать успела.

Миша молчит. Миша обдумывает ситуацию. Молчать Миша может долго, час, два, три.

– Миша.

– А?

– Почему ты молчишь?

– Я, по–твоему, сейчас петь должен?

– Зачем петь? Все ведь хорошо. Сейчас чаю попьем без сахара.

– У нас есть сахар.

– Сахар у нас есть, но чай мы будем пить без сахара. Так надо.

Миша делает вид, что ему неинтересно. Миша спрашивает как бы между прочим:

– И почему без сахара?

– Она же колдуна задобрить решила. То есть, вроде как задобрить. На самом деле колдуна задобрить нельзя. Но если с ним вместе соли поесть, тогда либо колдун сердиться перестанет, либо сглаз все равно не подействует после соли. Поэтому она картошку с салом пожарила. И посолила покруче. Да еще огурец соленый. Все сходится. Только для верности она еще сахару должна была мне дать. Вдруг она зайдет сейчас, а мы чай с сахаром пьем. Получится, что я на нее все еще сержусь и противоядие против соли принимаю. Поэтому и на поминках конфеты раздают. Чтобы дух покойного задобрить.

Нянечка толкает дверь, дверь с силой бьется о стену. Нянечки всегда так заходят в комнату. Имеют право.

Быстро оглядывает тарелку.

– Все съели.

– Все, – говорю я радостно и улыбаюсь. – Очень вкусная у вас картошка. И огурцы тоже вкусные.

Я улыбаюсь так, как обычно улыбается Миша. Миша не улыбается. Миша грустно смотрит в пол. Но на Мишу нянечка не обращает никакого внимания. Миша ее не интересует.

– А чай попили?

– Нет. Как раз собирались.

– Тогда вот. – Нянечка достает из кармана халата четыре шоколадные конфеты. – С чаем попьете.

Она забирает пустую тарелку и уходит так же быстро, как и появляется. Дверь закрывается за ней с грохотом. Кажется, что после ухода нянечки дверь еще долго вибрирует.

– Конфеты спрячь, – командует Миша, – мы уже достаточно поели сегодня.

– Нельзя. Она утром фантики считать будет. А разворачивать и заворачивать в бумагу мне их лень. Давай с чаем конфеты пить.

Миша не возражает. Мы пьем чай с конфетами.

Миша молча жует конфету. Миша не хочет со мной разговаривать. Он смотрит мимо меня, грустно и едва заметно улыбается.

– И что мне теперь с тобой делать?

Миша спрашивает тихо, очень тихо, но я слышу.

– Ничего со мной не надо делать. Нормально все. Картошкой тебя кормлю. Что тебе еще надо?

– Мне надо, чтобы ты думать учился. У тебя и так в голове каша, а тут еще ведьмы с колдунами. Ты и без того достаточно глуп, а магия – это боковой вариант рассуждений. Изучая магию, ты уходишь в тупиковом направлении.

– Да не изучаю я никакой магии. Так, несколько правил всего запомнил.

– А сегодня что делал?

– Ничего я сегодня не делал. Сглазил ее, и все. Скажешь, она этого не заслужила?

– То есть ты решил применять в жизни познания в магии?

– Нет, конечно. Скорее, в этнографии.

Миша не улыбается. Ему не хочется шутить. С ним всегда так. Только все начнет складываться хорошо, он задумывается и все портит.

– Миша, – тихо зову я.

– Что?

– Миша. Ну я–то ладно, я дурак. С дурака какой спрос? А сам? Расскажи, как ты учительницу сглазил.

Миша все еще смотрит в пол, но по его голосу уже понятно, что он не сердится. Миша никогда не говорит об этом, но я точно знаю, что ему нравится вспоминать, каким он был раньше.

– Не было этого, выдумываешь ты все. Учителя – люди образованные, их так просто не сглазишь.

– Но ты же сглазил!

– У меня глаза какого цвета? И ноги одинаковые.

Миша смотрит на меня. Веснушки у него на лице не проходят даже зимой. На цыгана он совсем не похож.

– И все–таки ты ее сглазил.

– Горб у меня, конечно, побольше твоего, – продолжает Миша спокойно, – но горб не главное. Что там в твоих журналах про горб пишут? Одного горба достаточно, чтобы человека сглазить?

Миша шутит. Шутит Миша редко. Шутит Миша, только если у него почти ничего не болит и настроение не такое плохое, как всегда.

– Да при чем тут горб? Ты учительницу сглазил. Об этом вся школа говорила. Она тебя из класса выгнать решила. Дернула коляску, ты упал. Ты ей пожелал, чтобы она ногу сломала, она и сломала.

– Не так все было. Я сказал, что если бы она сломала ногу, то поняла бы, что такое сидеть в коляске.

– Вот видишь! – Я радуюсь так же сильно, как если бы это я сам сглазил учительницу. – Получается, ты ее сглазил.