Джоанн Харрис - Ежевичное вино
— Ну, не знаю, — начал он. Клермон ухмыльнулся.
— Посмотрите. Полюбите, — объявил он, выпрыгивая из кабины. Джей заметил бутылку вина у него в руках. — Это чтобы поправить вам настроение, э? А потом и о деле поговорим.
Не было спасения от его настойчивости. Джей мечтал о ванне и тишине. Вместо этого придется битый час торговаться на кухне, пить вино, которое ему даром не нужно, а потом думать, как избавиться от objets d'art[81] Клермона и притом не оскорбить его чувства. Джей смирился.
— За дело, — произнес Клермон, разливая вино по бокалам. — Мое и ваше. — Он усмехнулся. — Займусь антиквариатом, э? На антиквариате неплохие деньги делают в Ле-Пино и Монтобане. Купишь задешево сейчас — получишь большой куш, когда налетят туристы.
Джей пригубил вино, которое оказалось хорошим.
— Вы можете построить двадцать летних шале на этом вашем винограднике, — бойко продолжал Клермон. — Или гостиницу. Как вам понравится иметь собственную гостиницу, э?
Джей покачал головой.
— Мне и так нравится, — сказал он. Клермон вздохнул.
— Вы и La Païenne[82] д'Апи, — вздохнул он. — Никакой хватки у обоих. Эта земля — целое состояние в правильных руках. Безумие оставлять ее как есть, когда всего несколько шале могут…
Джей наконец разобрал слово через густой акцент.
— La Pai'enne? Безбожница? — неуверенно перевел он.
Клермон дернул головой в сторону второй фермы.
— Безбожница и есть. Сперва мы называли ее La Parisienne[83]. Но это имя ей больше подходит, э? В церковь не ходит. Ребенка не крестила. Не говорит. Не улыбается. Цепляется за свою землю исключительно из злобы и упрямства, когда все остальные… — Он пожал плечами. — Bof. Это не мое дело, э? Но на вашем месте я бы запирал двери, мсье Джей. Она сумасшедшая. Годами точила зуб на эту землю. Она бы изувечила вас, если б могла.
Джей нахмурился, вспомнив лисьи капканы вокруг дома.
— Как-то раз чуть не сломала нос Мирей, — продолжал Клермон. — Всего лишь потому, что та подошла к малышке. С тех пор в деревню не суется. Ездит в Ла-Першери на своем мотоцикле. В Ажене ее тоже видели.
— А кто присматривает за дочкой? — спросил Джей.
Клермон пожал плечами:
— Да никто. Наверное, она просто бросает ее одну.
— Странно, что социальная служба не…
— Bof. В Ланскне? Им бы пришлось приехать из Ажена или Монтобана, а то и из Тулузы. Кому охота? Мирей пыталась, и не раз. Но она хитрая. Путает следы. Мирей удочерила бы ребенка, если бы ей позволили. У нее есть деньги. Семья помогла бы. Но в ее возрасте, да к тому же глухого ребенка, видимо, они считают…
Джей уставился на него.
— Глухого ребенка?
Клермон удивился.
— Ну да. А вы не знали? С самого рождения. Считается, она знает, как за ней ухаживать. — Он покачал головой. — Вот что ее тут держит, э? Вот почему она не может вернуться в Париж.
— Почему? — полюбопытствовал Джей.
— Деньги, — коротко ответил Клермон, допивая вино.
— Но ферма чего-то да стоит.
— О да, — согласился Клермон. — Но ферма ей не принадлежит. А почему, вы думаете, она так старалась завладеть Фудуином? Она арендует ферму. Ее выкинут, когда аренда закончится, если она не сумеет продлить договор. А шансов мало, после того, что случилось.
— Почему? У кого она арендует землю?
Клермон осушил бокал и довольно облизал губы.
— У Пьера Эмиля Фудуина. Человека, который продал вам дом. Внучатого племянника Мирей.
После этого они отправились изучать товар Клермона. Плохие предчувствия Джея оправдались. Но думал он о другом. Он предложил Клермону пятьсот франков за все про все: глаза строителя на мгновение расширились, но он быстро согласился. Лукаво подмигнул:
— Чутье на хороший товар, э? — Банкнота исчезла в его мозолистой ладони — фокус-покус. — Не переживайте, э. Я вам еще привезу!
Он уехал, выхлопная труба громко фыркнула, взметнув розовую пыль из-под колес. Джей принялся разбирать мусор.
Даже сейчас воспитание Джо не отпускало: Джею по-прежнему тяжело было выбрасывать то, что, возможно, еще могло пригодиться. Уже решив отправить все скопом в печку, он обнаружил, что внимательно изучает то одно, то другое. Застекленная дверь с трещиной посередине могла бы стать сносным парником. Банки, если перевернуть их вверх дном, защитят ростки от поздних заморозков. Мало-помалу барахло Клермона расползлось по полю и саду. Джей даже карнавальную голову пристроил. Осторожно отнес ее на границу между виноградниками и водрузил на столбик забора, развернув мордой к ферме Маризы. Из разверстой драконьей пасти свисал длинный креповый красный язык, желтые глаза мерцали. Джо назвал бы это симпатической магией, вроде установки горгулий на крышу церкви. Джей гадал, как La Païenne расценит его выходку.
32
Пог-Хилл, лето 1977 года
Воспоминания Джея о последних днях того лета путались, как никогда прежде. Тому было несколько причин — хотя бы тревожное бледное небо, что заставляло его щуриться, вызывало головные боли. Джо как-то отстранился, а присутствие Джилли означало, что долгих бесед, какие они вели в прошлом году, больше не будет. И сама Джилли… пока июль превращался в август, Джилли не выходила у него из головы. Джей обнаружил, что думает о ней все больше. Его радость от ее общества была подпорчена неуверенностью, ревностью и другими чувствами, которые он не мог толком понять. Он постоянно пребывал в замешательстве. Он часто почти злился, не понимая почему. Он все время ссорился с матерью, которая тем летом сидела у него в печенках словно бы глубже, чем когда бы то ни было, — все сидело у него в печенках в тот год; он будто лишился кожи, каждый его нерв постоянно был обнажен. Он купил «Где-то витаем» «Секс Пистолз» и крутил его у себя в комнате на полной громкости, к ужасу дедушки с бабушкой. Он мечтал проколоть себе уши. Они с Джилли ходили на Край, воевали с шайкой Гленды, набивали мешки полезным хламом и оттаскивали их к Джо. Иногда они помогали Джо на огороде, и время от времени старик говорил с ними о своих путешествиях и о том, как жил в Африке с масаи или переходил через Анды. Джею чудилась в этих рассказах небрежность, необязательность, словно Джо думал о другом. Ритуал обхода границы тоже усох — минута или две, не больше, окуривание ладаном и размахивание кропилом. Тогда Джею не приходило в голову спрашивать почему, но позже он догадался. Джо знал. Уже тогда он принял решение.
Как-то раз Джо отвел Джея в заднюю комнату и снова показал ему комод с семенами. Прошло уже больше года с тех пор, как он в последний раз открывал его перед Джеем, расстилая перед ним тысячи семян, упакованных, перевязанных, подписанных для посадки, и в сумраке — окна до сих пор были забиты — комод казался пыльным, заброшенным, бумажные пакетики хрустели от старости, этикетки выцвели.
— С виду полная дрянь, а? — сказал Джо, проводя пальцем по пыли на крышке комода.
Джей кивнул. В комнате было душно и влажно, как среди помидорной рассады. Джо улыбнулся немного печально.
— Не верь, сынок. Каждое семечко — чистое золото. Сунь в землю хоть сейчас, и оно рванет в рост. Как ракета. Каждое семечко. — Он опустил руку на плечо мальчика. — Запомни: мыло серо, да моет бело. Главное — что внутри. Искусство.
Но вообще-то Джей не слушал. Он никогда толком не слушал в то лето — слишком занят был собственными мыслями, слишком уверен, что все, чем он обладает, пребудет с ним вечно. Задумчивую реплику Джо он счел обычной взрослой нотацией; неясно кивнул, ему было жарко, он скучал и задыхался в душной темноте и мечтал поскорее смыться.
Позже он сообразил, что, возможно, Джо так прощался.
33
Ланскне, март 1999 года
Джо ждал его дома, критически глядя из окна на заброшенный огород.
— Надо тебе с ним что-то делать, сынок, — услышал Джей, открыв дверь. — А то добра этим летом не жди. Надо его перекопать и прополоть, пока время еще есть. Ну и яблони, конечно. Проверь, нет ли на них омелы. А то им хана от нее настанет, во как.
За последнюю неделю Джей почти привык к внезапным появлениям старика. Он даже начал странным образом их предвкушать, говоря себе, что они безвредны, изобретательно находя постъюнгианские причины их упорного повторения. Прежний Джей — Джей образца семьдесят пятого — наслаждался бы ими. Но тот Джей верил во все. Он хотел верить. Астральная проекция, космические пришельцы, заклинания, ритуалы, волшебство. Странные вещи случались с тем Джеем каждый день. Тот Джей верил — доверял. Этот Джей стал умнее.
Но все равно видел старика, несмотря на неверие. Отчасти дело в одиночестве, говорил он себе. Отчасти в книге — незнакомке, выросшей на руинах «Отважного Кортеса». В творчестве есть что-то от безумия, не вполне здоровой одержимости. Когда-то, создавая «Пьяблочного Джо», он постоянно говорил сам с собой, широкими шагами мерил крохотную квартирку на двоих в Сохо, держа в руке стакан, говорил, отчаянно спорил сам с собой, с Джо, с Джилли, с Зетом и Глендой, почти ожидал увидеть их, поднимая от машинки усталые глаза, в них словно песок скрипел, голова трещала, радио играло на полную мощь. Целое лето он был слегка помешан. Но эта книга будет другой. Она в некотором роде проще. Герои окружают его. Они легко маршируют по страницам: строитель Клермон, хозяйка кафе Жозефина, Мишель из Марселя, рыжий, улыбчивый. Каро в шарфике «Гермес». Мариза. Джо. Мариза. Сюжета толком нет. Вместо него — множество историй, вольно связанных вместе: кое-что когда-то рассказал Джо, Джей лишь перенес действие в Ланскне, кое-что поведала Жозефина через стойку кафе «Марод», остальное он сам собрал из обрывков. Ему нравилось думать, будто он ухватил что-то из атмосферы городка, из света, что заливал его. Возможно, отчасти скопировав живой, непринужденный повествовательный стиль Жозефины. Ее болтовня не была отравлена злобой. Ее истории всегда согревали, часто забавляли. Она начал предвкушать свои визиты и даже смутно огорчался в те дни, когда Жозефина была слишком занята. Он ходил в кафе каждый день, даже когда других дел в деревне у него не было. Он делал заметки в уме.
