Евгений Гришковец - Рубашка
Мы нашли судно Макса уже под утро… Ветер снова стал свежим, и нам приходилось работать изо всех сил… Посудина Макса доживала свои последние часы. Она сильно накренилась и просто дрейфовала, вся избитая штормом. От мачты ничего не осталось, стёкла ходовой рубки были разбиты, шлюпки, видимо, сорвало и унесло… Мы три часа, страшно рискуя и замерзая от ветра и брызг, снимали экипаж и всё самое ценное научное оборудование с обречённого судна. Макс, конечно, последним покинул умирающий корабль. У него была забинтована голова, густая борода лопатой с висящими в ней ледышками и… безумно усталые глаза.
Мы спасли всех. Двенадцать человек: восемь моряков, включая Макса, и четырёх учёных. Они были окоченевшими и смертельно уставшими. Моя команда занялась всеми, кроме Макса. Макс, едва держась на ногах, остался на мостике.
Мы легли на обратный курс. Я связался с землёй, сообщил о спасении Макса, наплевал на гордость и запросил помощь сам. С нашей машиной мы имели массу шансов не добраться… никуда. Потом Макс и я спустились в мою каюту, я достал бренди из сейфа и протянул бутылку Максу. Он молча открыл её и стал пить из горлышка. Он сделал пять изрядных глотков. Он пил бренди, как остывший чай, потом оторвался от бутылки, вытер бороду рукавом свитера и протянул бутылку мне…
– Саня, держи, – проорал мне Макс в самое ухо и протянул тяжёлый низкий стеклянный стакан.
– Что это? – спросил я про содержимое стакана.
– Виски! – Макс подмигнул мне и чокнулся со мной своим точно таким же стаканом.
– Саня! Я пойду вниз. Это не моя музыка. Я внизу тебя подожду, может быть кого-нибудь запутаю.
– Хорошо-о! Только для меня никого не путай! – проорал я. Под «запутать кого-нибудь» имелись в виду барышни…
Макс кивнул и исчез, а я вернулся к песне, которая звучала и звучала. Молодой швед пел, а я думал: «Если бы я умел сочинять песни и музыку, я сочинил бы эту песню!.. И спел бы…»
Только часов через шесть мы заметили первое судно… Небольшой, но совсем новенький шведский траулер первым обнаружил нас. Мы поговорили с капитаном по радио. Моего английского вполне хватило, чтобы объяснить, что пока мы ползём, что в экстренной помощи никто из спасённых не нуждается, но я попросил сопровождать нас до ближайшего порта на всякий случай. Швед радостно согласился и пожелал нам удачи.
Я сделал три хороших глотка виски. Макс гениально придумал с виски и гениально ушёл. «Он вообще гений», – решил я.
Я очень люблю музыку. Давно. Ещё в школе, классе в седьмом я стал сильно слушать музыку. Много спорил с друзьями, настаивал на том, что самыми лучшими являются, конечно, мои любимые музыканты. Я отстаивал перед родителями своё право на свою музыку… и ещё я вытягивал у родителей деньги… на свою музыку.
Я частенько приводил домой друзей, ставил им какой-нибудь новый альбом той или иной группы. Включал свою любимую вещь, и мой бедный приятель должен был сидеть и слушать дорогие мне гитарные соло или наиболее яркие ритмические рисунки. У меня все рудиментные волоски на теле становились дыбом, и мурашки бегали по всему позвоночнику от того, что я демонстрировал любимую музыку кому-то. Моё восприятие усиливалось от того, что я даю кому-то послушать то, что мне очень и очень нравится, что я люблю. Мои бедные друзья… они страдали.
Мы из последних сил добрались до маленького шведского острова. На этом острове был только маленький рыбацкий посёлок. Нас очень тепло встретили. Мою посудину мы стали ремонтировать своими силами. Учёных и моряков, спасённых нами, шведы отправили на вертолёте на большую плавбазу, которая проходила совсем недалеко от нашего острова.
На острове был один кабачок, где собирались все местные и не местные моряки. Каждый вечер мы с Максом приходили туда, выпивали немного водки под уху из копчёного лосося с картошкой. Потом пили пиво, болтали с другими бородачами. В основном это были рыбаки: шведы, норвежцы, финны – в общем, скандинавы. Попадались иногда немецкие или голландские яхтсмены, отчаянные и непонятные мне ребята. Народу каждый вечер набивалось в кабачок много. Это было большое тёмное помещение, прокуренное и закопчённое. Длинная барная стойка, за стойкой всегда стоял хозяин, бородатый, громкоголосый, симпатичный викинг. Все курили трубки, дешёвые сигары или сигареты. Дыма было много. Говорили громко, хохотали громко, громко стучали пивными кружками и громко двигали стулья. Всё делали громко… Каждый вечер, часов в девять, на маленькую эстраду выходили четыре музыканта. Один играл на аккордеоне или гармошке, другой на гитаре, иногда он брал трубу или саксофон, третий был барабанщик, а четвёртый садился за небольшое чёрное пианино, он играл и пел. Старые микрофоны давали неповторимый звук. Музыканты играли песни из довоенных фильмов… Из «Серенады Солнечной Долины» и других любимых картин. Но в этот вечер их не было. Кто-то сказал, что пианист заболел, а без него невозможно было что-либо исполнить. Музыка не звучала в этот вечер, из-за этого был слышен ветер за окном, он свистел и напоминал всем о том, что мы на маленьком острове, здесь холодно, а вокруг тёмное море, в котором погибло столько моряков и много ещё погибнет… Без музыки почему-то вспоминались именно погибшие друзья или те, кто очень далеко. А Она была так далеко, что вынести отсутствия музыки я не мог. Просто не было сил…
Тогда я подошёл к хозяину, коротко переговорил с ним. Он кивнул и позвал своего сына, такого же, как он сам, только во всём поменьше и не седого. Парень включил мне аппаратуру, проверил микрофон, чем привлёк всеобщее внимание, и кивнул мне, мол, всё О.К. Я подошёл к пианино, открыл крышку, стоя пробежался по клавишам пальцами, сел за инструмент… Потом я заиграл и запел. Я пел без слов… То пел, то свистел. Я играл песню, которую у нас в стране знают все, а там никто. Слова были не нужны. Я пел без слов и свистел… иногда. Потом на эстраду вышел хромой барабанщик, сел за барабаны и очень вкрадчиво заиграл. Потом появились ещё два музыканта: они, оказывается, были здесь, только пили вместе со своими друзьями. Зазвучали труба и аккордеон. Музыканты не знали моей песни, но играли прекрасно. Шум в кабачке стих. Все слушали, многие плакали…
Юные шведы закончили песню, и я допил виски. Всё длилось каких-то шесть-семь минут. Чудесно действие музыки и алкоголя! Я был очень впечатлён. Я не ожидал такого сильного и чувствительного укола от этих двух юных худосочных северных людей. Всё то, что называется словами «Я сильно влюбился», снова рухнуло на меня. Я попятился к барной стойке. Мне нужно было ещё немного виски.
21
В своей рубашке, шейном платке и пиджаке я выглядел, как отвратительно плохо проинструктированный иностранный разведчик или как банковский служащий на пикнике. Очень хотелось снять пиджак, но рубашка была заляпана… Я взял ещё виски… И ещё полчаса послушал концерт, не отходя от бара. Шведы сыграли пару отличных и штук пять просто качественных танцевальных произведений. Народ затанцевал. А я почувствовал, что усталость ужасно усилилась от впечатления, которое на меня произвела понравившаяся мне песня. Алкоголь подействовал, и захотелось… перекусить. Там… на маленьком острове, в кабачке давали такую чудесную уху с копчёным лососем и картошкой!.. «Я проголодался!» – констатировал мой мозг. «Сейчас съем чего-нибудь и поеду домой», – ответил я своему мозгу и пошёл вниз искать Макса. Когда начался спуск по лестнице, я понял, что всё-таки немного пьян, но не сильно. В голове было ясно, в сердце тоже, во всём остальном чувствовалась некоторая лёгкость в сочетании с неуправляемостью. «А каким же местом я устал?» – задал я себе вопрос. «Душой, ваше благородие! Душой!» – послышался ответ.
Сначала я услышал шум, потом увидел Макса. Он и ещё четыре парня нашего возраста тесной компанией сгрудились у барной стойки и, задрав головы вверх, смотрели в телевизор. По телевизору шёл бокс, бились два больших чёрных человека, боксёры блестели от пота, а Макс был снова весь расстёгнут: пиджак был совсем расстёгнут, рубашка была расстёгнута до середины груди. Макс покраснел и заметно напился. Четыре его приятеля тоже были пьяны нормально.
– Саня!!! – заорал Макс, увидев меня. – Мы с тобой побеждаем! – Он оторвался от своей компании и подошёл ко мне. – Смотри, это наш, – он ткнул пальцем в экран. – Вот этот, здоровый. Он побеждает! Я на него поставил. А они все вот на этого…
Я не понял, на кого именно поставил Макс, боксёры оба были очень здоровые, но нужно было срочно выяснить, что именно поставил Макс.
– Макс! Ты что поставил? И кто эти твои друзья?
– Тс-с-с! – Макс приложил палец к губам. – Это хорошие ребята. Приехали из Краснодара. Тихо, Саня! Я поставил свою бороду!!!
У меня, видимо, сильно поднялись вверх брови, и Макс быстро зашептал мне на ухо:
