Серж Резвани - Загадка
— То, что вы говорите, — прерывает его Поэт-Криминолог, — имеет большое значение. Давно известно, что не бывает безобидных имен или прозвищ. У меня есть целый репертуар имен, перевернувших многие понятия в криминологии, в результате чего ученые принялись искать корни страшных преступлений в глубинах коллективной памяти. Этот список создал немецкий криминолог…
— Дайте ему продолжить рассказ о Франце, — прерывает его Следователь.
— И Франц превратился в того, кем из злости и в насмешку назвал его старик Най. «Одной рукой я завладел змеей-целительницей, а другой — скипетром философии, — сказал он мне. — Отец верит в знаки и паралогическое могущество, а я думаю, что нашел способ если не лечить, то хотя бы предупреждать болезнь, а также давать вторую жизнь умершим. Воскрешение Лазаря, брата Марты и Марии, которого Христос возвратил к жизни простым прикосновением, должен не оставаться единичным случаем, а служить примером обычного биологического процесса. Говорят, что у котов семь жизней, а у человека, может, еще больше. Мое изучение чувств это подтверждает. Если отбросить в сторону бессмертие, мы можем предвидеть несколько смертей в нашей жизни и несколько возрождений. Мы все рождены из хаотичного движения частиц. По примеру Вселенной наши частицы объединились и образовали независимые галактики…»
— Постойте, постойте! — восклицает Следователь. — Могу вас заверить, что в моей семье было несколько случаев воскрешений.
— Как вы собираетесь объективно вести расследование, будучи настолько доверчивым? — спрашивает Поэт-Криминолог.
— Но я уверяю вас, что в моей семье…
— Послушайте, на этот раз я прошу вас не прерывать нашего друга и дать ему возможность продолжить. Какая разница, встают мертвецы из гроба или нет! Кроме того, Лазарь, насколько я знаю, не утопился.
— Забавно, что Франц сказал: «Главное — это не то, что Лазарь воскрес, а то, от чего он умер с научной точки зрения». В этот момент мы, мокрые и дрожащие, находились на военном корабле в устье Эльбы. Моряки закутали нас в армейские плащи, и капитан ругал нас, как мальчишек, за то, что в такую непогоду мы отправились на прогулку на паруснике. Когда мы переодевались в его каюте, он вдруг спросил: «Най? Это тот, который писатель?» — «Да, я его сын». — «А вы знаете, что я его верный поклонник?» — «Нет, не знаю», — ответил Франц. «Я читал и перечитывал все его книги под всеми широтами, в любое время года, — продолжал он, не обращая внимания на плохое настроение Франца. — Не могли бы вы вместо автора подписать мне его последний роман?» И он действительно взял с книжной полки последний роман Карла Найя.
— Но что с вами случилось? Как вы оказались на военном корабле?
— Поскольку была буря, парусник Франца перевернулся.
21
— А не поговорить ли нам подробнее об опытах по поводу наших способностей к воскрешению? — спрашивает Следователь.
— Итак, Франц Най принял меня в Гамбурге. В то время он писал труд о летучих мышах в воображении детей. В его кабинете стояли несколько клеток, в которых в подвешенном состоянии находились летучие мыши. В соседней комнате он поставил довольно сложный, сконструированный им самим аппарат, описание которого чрезвычайно просто. Но до этого надо было додуматься! Этот аппарат представлял собой подвижную кабинку, которую можно было наклонять в любую сторону от оси. Внутри находился подвижный стул, который тоже можно было наклонять независимо от кабинки. «Здесь с математической точностью можно изучать движущую энергию, — сказал Франц. — Известно, что человек обладает чувством равновесия, но его положение в пространстве контролируется также зрением. С его помощью он ориентируется в комнатах, домах, различает деревья, любые привычные линии, такие как горизонт и так далее. Но нужно учитывать, что чувство равновесия может обойтись без зрения. Чтобы убедиться в этом, достаточно прикрыть глаза. Но как только вы их откроете, внутреннее ощущение равновесия усилится. Этот аппарат я создал для того, чтобы понять, в какой пропорции каждое из чувств управляет впечатлением, получаемым от вертикального изображения. Чтобы изучить эту физическую и философскую проблему, я создал антиестественный мир, где два вида чувств не дополняют друг друга, а противостоят друг другу».
— Какой изобретательный ум! — восклицает Поэт-Криминолог. —Такой прибор был бы очень полезен в криминологии. Действительно, как различить, какие чувства были задействованы в «красивом» преступлении? То есть: поскольку мы все являемся скоплением частиц и органов, то какие из этих частиц или органов задействуются в преступлении, а какие нет. Представьте, что ваши печень, сердце, глаза отказываются действовать совместно с вашей рукой в тот момент, когда она вонзает нож. Ваши глаза закрываются. Печень выделяет столько желчи, что у вас течет зеленая слюна. Ваше сердце сжимается, стучит всё быстрее и внезапно останавливается от страха и отвращения. В общем, действовали только ваши рука и ум. И вот это тело с различными и противоречивыми чувствами приговаривается к смерти. А вам известно, что один врач-криминолог изобрел метод, названный оптограммой? Путем рассечения глазного яблока жертвы и исследования радужной оболочки он надеялся увидеть тень преступника, сфотографированную в момент смерти.
— А еще нужно иметь одного или нескольких преступников, чтобы определить, какие части тела участвовали в преступлении. А еще нужны жертвы, чтобы рассечь их глаза и увидеть преступника или преступников, — со смехом замечает Следователь. — А в нашем случае с «Ураном» — никого! Ничего! Одна только гора рукописей!
— Постойте-постойте, — говорит Поэт-Криминолог. — Пусть Литературовед продолжит. Так что представлял собой этот аппарат Франца Найя?
— Великолепное изобретение! Представьте небольшую камеру внутри этой клетки, которую можно наклонять при необходимости. В центре камеры находится подвижный стул, прикрепленный к оси, который можно отклонять в ту или иную сторону. Объект привязывают к стулу, и клетка погружается в темноту. После того как стул и камера наклоняются, свет зажигается снова. Экспериментатор медленно наклоняет стул до тех пор, пока подопытный не заявляет, что чувствует себя прямо, так как он ориентируется на углы камеры. Но почти всегда он ошибается. Некоторые отклоняются даже на тридцать пять градусов. В редких случаях они чувствуют, что сидят прямо, хотя отклонение составляет пятьдесят два градуса. На вопрос: «Вы в таком положении сидите за столом?» они отвечают утвердительно. Это означает, что они больше доверяют своему зрению, чем чувству равновесия. Постойте, постойте! Самое интересное то, что когда они закрывают глаза, то понимают, что сидят под наклоном. Прислушиваясь к внутреннему ощущению, они просят вернуть их в вертикальное положение и определяют его совершенно точно.
— А вы не сидели на этом стуле? — спрашивает Поэт-Криминолог. — Как вы ощущаете, что находитесь в вертикальном положении?
— Позвольте мне не отвечать на ваш вопрос.
— Это почему?
— Потому что вы узнаете слишком интимные подробности о моей личности, — смущенно посмеиваясь, отвечает Литературовед. — С помощью этого теста, разрушающего наши представления о самих себе, Франц Най, по его словам, мог вычислить константу личности. Существует прямая связь между тем, как человек понимает, что находится в прямом положении, и его личностными качествами. Всех людей можно разделить на две группы: независимых от поля зрения и зависимых. Независимые отличаются способностью решать острые вопросы, у зависимых — тех, кто, несмотря на сильный наклон стула, считали, что сидят прямо, — творческие и аналитические способности отсутствуют.
— Было бы любопытно узнать, к какой категории принадлежит каждый из нас и кто быстрее смог бы найти ключ к загадке «Урана», — развеселившись, говорит Следователь.
— Но это еще не всё, — продолжает Литературовед. — По мнению Франца, независимые часто зависят от их окружения и других людей. «Они не так-то легко подчиняются законам, принятым в обществе, — говорил он. — Они не следуют общепринятым нормам, а в чрезвычайных ситуациях становятся несговорчивыми, мизантропами, индивидуалистами и капризными. И наоборот, зависимые всегда учитывают мнение, царящее в их окружении. Женщины, — утверждал он, — больше мужчин стремятся быть зависимыми. Маленькие дети полностью зависят от поля зрения. К восьми годам в них просыпается индивидуализм, который, в зависимости от характера и воспитания, достигает своего пика к шестнадцати годам. И так длится до семнадцати лет. Затем происходит неожиданная вещь: в большинстве случаев начинается обратный процесс. Необходимость следовать порядку и иерархии оказывает влияние на психику. И только у небольшой части молодежи продолжает развиваться склонность к индивидуализму и творчеству».
