Дэниел Уоллес - Арбузный король
В доме было жарко и душно; воздух казался слишком густым, так что требовалось немалое усилие, чтобы втянуть его в легкие. Моя рубашка промокла от пота. Я расстегнул ее, продолжая осматривать свои владения. У одной из стен громоздилась пирамида пивных банок; на противоположной стене, над обшарпанным комодом, было выведено жирным маркером: «Здесь была Люси Харгрейвз». Харгрейвз? Стало быть, ее история увязывалась аборигенами с историей человека, жившего здесь до нее, — вероятно, так происходит со всеми историями о привидениях; со временем привидения разных эпох сливаются в единое целое. После смерти людей воспоминания о них постепенно расплываются, а сами они не могут объявиться пока еще живым потомкам, чтобы разъяснить, как оно было в действительности. Пятно солнечного света, проникнув сквозь наполовину заросшее окно, растянулось по дощатому полу. Вдоль одного края матраса лежала тень, показавшаяся мне чересчур темной. Я стал на колени и отодвинул матрас в сторону. Темное пятно осталось на досках пола. Кровь? Не исключено. А может, еще что-нибудь. Но предположим, что передо мной кровь, пятно восемнадцатилетней давности. Тогда выходит, это та самая комната, где я родился на свет. Это случилось здесь, и вот я сюда вернулся — та же комната, тот же дом и тот же город. Все совпадало с рассказом Анны. Закрыв глаза, я представил себе, как это происходило: моя умирающая мать, Анна и толпа людей снаружи, ожидающая явления на свет нового короля. Если, конечно, верить тому, что мне рассказали.
Я подошел к комоду и выдвинул один из ящиков: пусто. Но уже в следующем ящике я нашел листок бумаги, исписанный с одной стороны. Я присел на матрас и начал читать:
И было сказано, что родится дитя и это будет мальчик. Многие бедствия постигнут вас до его рождения, но еще худшее ждет вас вскоре после его явления на свет.
Как можно узнать этого ребенка?
У него не будет ни отца ни матери, и ему будет неведомо его настоящее имя. Мертвый для вас, он тем не менее останется жив.
Что случится потом с этим мальчиком?
Он покинет вас и заберет с собой все принадлежащее вам. Ваши поля испепелятся под безжалостным солнцем, и ничто не произрастет на них.
А что будет с нами?
Тяжелые времена закалят вас, укрепят ваш дух, и терпение принесет вам награду. Ибо однажды истинный король вернется. Приволакивая ногу, юный король явится к старейшинам и попросит их о помощи, ибо он не будет знать, кто он есть на самом деле.
Мы должны избрать его по всей форме?
Хотя всем и так будет известно, кто он такой, вам следует провести церемонию. И хотя нет чести выше этой, сам король может оказаться последним, кто осознает это в полной мере. Поэтому до начала фестиваля за ним должен следить каждый из членов общины, не позволяя ему удаляться от города. Нужно сделать так, чтобы он выглядел привлекательно, и еще до коронации его должны повидать все женщины города, ибо на закате солнца одна из них станет его возлюбленной. Он выберет наименее вероятную из кандидатур в королевы и поместит свое семя в ее лоно. Таким образом он возвестит о начале новых времен. Поля ваши вновь станут изобильными, и вы вернете свое прежнее место под солнцем этого мира.
А что нам следует делать до той поры?
Ждите и рассказывайте друг другу эту историю.
По прочтении этого текста мне стало нехорошо. Я начал задыхаться. Что за чертовщина? Анна ни о чем таком мне не говорила. Надо поскорее выбираться отсюда. Я выбежал из дома, пересек лужайку, сел в машину и поехал обратно к центру города. Там я остановился. Улицы были тихи и пустынны. Я даже затаил дыхание. И тут я заметил старика, сидевшего под навесом у входа в лавку. Я спросил его, где тут можно остановиться на пару дней, и он, помимо всего уже рассказанного мною выше, сообщил мне адрес миссис Парсонс, чей дом находился всего в паре кварталов. Практически всё здесь находилось в паре кварталов от чего-нибудь другого. Население городка вряд ли превышало тысячу человек. Мрачноватая тишина висела над Эшлендом, казавшимся двухмерной черно-белой моделью населенного пункта, единственной реальной, цветной фигурой на фоне которого был я. Так мне тогда показалось, однако я был не прав: в городе нашлись и другие весьма колоритные личности.
Я доехал до дома миссис Парсонс и постучал в дверь. Прошла безответная минута, и я постучал вновь. Наконец дверь открыла пожилая леди, которая при виде меня сперва вытаращила глаза, а затем расплылась в улыбке.
— Боже мой! — произнесла она с радостным изумлением. — Да ты прямо красавец!
— Э-э, спасибо, — сказал я, никогда прежде не слыхавший столь лестных отзывов о своей персоне. — Вы хотите сказать…
— Я только хотела сказать, что вы хорошо выглядите, — сказала она, продолжая таращить глаза. — Мужчинам обычно не нравится, когда их называют красавцами, даже если это чистая правда. Я все понимаю. Извините за неудачное выражение, однако в моем возрасте такие вещи объяснимы. Это одна из немногих старушечьих привилегий. Не желаете войти?
— Да, — сказал я. — Собственно говоря, я хотел…
— Хотел снять здесь комнату, не так ли? — подхватила она, впуская меня в полутемную прихожую, облицованную широкими досками, сучки в которых походили на глаза наблюдающих за нами чудовищ.
— Да, — сказал я. — Думаю провести у вас некоторое время, Я приехал, чтобы…
— Люси! — крикнула старуха.
Откуда она знала?! Я слышал удары своего сердца в грудную клетку, совпадавшие по ритму с быстрыми шагами в соседней комнате. Я успел подумать: «Выходит, она не умерла. Неужели в этом и есть загадка и именно за этим меня прислала сюда Анна? Неужели она провела здесь, в этом доме, последние восемнадцать лет?» Я поверил в это всего лишь на мгновение, как однажды — через три дня после смерти Эдмунда — на мгновение поверил в то, что вижу своего деда за рулем проезжавшего автомобиля, и это заставило меня бежать вдоль дороги, заглядывая в боковое окно, пока я не убедился в своей ошибке.
— Люси! — повторила старуха, и в проеме двери показалось лицо молодой негритянки, смотревшей на нас глазами испуганной антилопы.
У нее были короткие черные волосы, плотно прилегавшие к идеально круглому черепу. Губы ее были темно-оранжевыми, а кожа напоминала цветом опавшие листья, но при этом была гладкой, как поверхность воды в безветренный день. Она была молода, примерно моего возраста.
— У нас сегодня симпатичный гость, взгляни на него, — сказала хозяйка. — Как по-твоему, можно его назвать красавцем? Или он просто симпатичный? По мне, так слово «красавец» звучит лучше, как ты считаешь?
— Миссис Парсонс, — смущенно пробормотала девушка, улыбаясь и опуская глаза.
Но в ее коротком взгляде я успел уловить положительную оценку. Моя оценка была аналогичной, для чего мне хватило той же самой доли секунды. За это время, конечно, я не смог охватить взглядом ее всю, но общее впечатление сложилось мгновенно. Я только понял, что она прекрасна, а затем уже в замедленном темпе оценил ее глаза, ее губы, ее плечи — и далее книзу.
— Я полагаю, нужно вытереть пыль в комнате, прежде чем показывать ее гостю, — сказала миссис Парсонс. — Хотя, возможно, его это не раздражает. Или — случается и такое — он даже любит пыльные помещения. На всех ведь не угодишь. Может статься, кому-то нравится пыль.
— Меня она не раздражает, — сказал я.
— Тем не менее поработай, Люси, — сказала она. — Пройдись тряпкой здесь и там, от тебя не убудет.
— Да, мэм, — ответила девушка.
Миссис Парсонс покачала головой, глядя на нее.
— Почему ты при посторонних всегда называешь меня «мэм»? Она разговаривает со мной совсем не так, когда мы одни, — конфиденциальным тоном сообщила, оборачиваясь ко мне, миссис Парсонс. — В отсутствие посторонних здесь командует она.
Хозяйка дома рассмеялась, а Люси, залившись краской, взбежала по лестнице.
— Она — мои руки, мои ноги и большая часть моих мозгов, — сказала миссис Парсонс. — К тому же на нее приятно смотреть. Как и на вас. Если честно, это главная причина, почему я ее держу: она напоминает мне, как это здорово — быть молодой и красивой. Проходите, присаживайтесь. Дайте мне взглянуть на вас.
Мы уселись в ее пыльной гостиной; жалюзи были опущены, не пропуская внутрь солнечного света.
— Итак, — сказала она. — откуда вы прибыли?
— Из Бирмингема, — сказал я.
— Бирмингем, — повторила она задумчиво, как будто это название ассоциировалось у нее с чем-то бесконечно далеким и почти сказочным. — Моя тетушка однажды бывала в Бирмингеме.
— Вот как?
— И она там заплутала.
— Неужели?
— Это похоже на лабиринт, — сказала она.
— Бирмингем?
— Вообще всё, — сказала она. — Чудесный, запутанный, нескончаемый лабиринт. Хотите выпить? Когда Люси спустится, она что-нибудь нам подаст.
