Виталий Бернштейн - Долгий полет (сборник)
Донован молча сидел у кухонного стола, глаза сквозь толстые стекла очков выглядели испуганными, беззащитными.
– Сэр, не волнуйтесь, пожалуйста. Вы нам нужны как свидетель, для опознания. Мы нашли ваш телефонный номер на бумажке, засунутой за подкладку дамской сумочки… Вы знаете эту женщину? – Милтон выложил на стол фотографии женщины, убитой утром. Донован, близоруко вглядываясь, наклонился над ними, через мгновение вскрикнул:
– Салли!.. Что с ней? Она в больнице?
– Вы знаете ее?
– Она – моя жена. Мы расстались полтора года назад. Что с ней?
– Сэр, вынужден вас огорчить – она умерла. Ее отравили. Мы ищем тех, кто это сделал. Вы должны помочь нам.
– Салли умерла!.. Я же говорил ей, я говорил! – очки Донована упали на стол, крупные слезы брызнули из-под прикрытых век. – Я все вам расскажу, теперь мне нечего бояться за ее жизнь!.. Только не сейчас, не сейчас… Салли умерла!
Донован забился в истерике. Милтон вышел на улицу. Вечерело, на чистом небе появились первые звезды. Сев в машину, Милтон достал мобильник, позвонил Стивенсу, коротко рассказал обо всем.
– В таком состоянии допрашивать его не стоит. – Стивенс помолчал. – Сделаем так: пусть придет в себя, проспится, а утром я сам приеду. Вы с Полом останетесь в квартире. Объясните хозяину, что это в его интересах. Может, мои опасения преувеличены, но уж очень не хотелось бы, приехав завтра, обнаружить еще один труп.
Всю ночь Милтон и Пол бодрствовали по очереди. Утром, в десятом часу, невыспавшийся Милтон увидел в окно машину Стивенса, тормозившую у тротуара, и вышел, чтобы встретить шефа.
– Как Донован? – спросил Стивенс.
– Лучше. Ночью часто стонал во сне. Рано утром Пол сбегал в супермаркет, мы все вместе позавтракали, выпили кофе. Потом втроем навели хоть какой-то порядок на кухне, перемыли гору посуды. Сейчас Донован выглядит намного спокойнее, ждет вас.
– Никаких посетителей не было?
Милтон замялся.
– Посетителей не было. Но кое-что показалось подозрительным. Около полуночи я дремал на кухне, а Пол вышел на крыльцо подышать свежим воздухом. Вдруг смотрит – останавливается возле дома машина. Уже дверца приоткрылась, водитель выйти хотел. А потом дверца захлопнулась, и машина укатила. Возможно, машина эта и не имеет к Доновану никакого отношения. Но, предположим, кто-то хотел навестить его – увидел на крыльце незнакомца, изменил планы. Конечно, тут я виноват, надо было Пола предупредить, чтобы не высовывался. Что за машина, он по ночной поре не разобрал. Вроде бы, черного цвета, большая.
– Да, высовываться не стоило, – недовольно хмыкнул Стивенс.
На кухне, поздоровавшись, Стивенс уселся за стол напротив Донована. Сбоку устроился Милтон, положил перед собой ручку, привезенные Стивенсом бланки допроса, диктофон. Стивенс разъяснил права свидетеля: не отвечать, если ответ может быть использован против самого свидетеля; отложить допрос, если считает необходимым присутствие адвоката.
– Нет, адвокат мне не нужен, – отозвался Донован.
Ему еще раз были предъявлены фотографии, и он подтвердил, что на них его жена Салли. Стивенс уложил фотографии в пакет, вздохнул.
– Примите мои искренние соболезнования, мистер Донован… Сегодня утром получено официальное судебно-медицинское заключение: вашу жену отравили цианистым калием. Кто это сделал? Зачем?.. Буду благодарен за любую информацию, которая поможет выйти на след преступников.
– Кажется, я их знаю, – Донован снял очки, устало потер веки. – Только разрешите начать с начала, так мне будет легче не упустить какую-нибудь важную для вас деталь.
– Конечно, конечно, – согласился Стивенс.
– Мы поженились двадцать три года назад, когда меня, военного фельдшера, демобилизовали из армии после ранения в ногу во время вьетнамской войны. Салли была на четырнадцать лет моложе, милая, чистая, доверчивая девочка. Через год у нас родилась дочка – к несчастью, болезненная, с каким-то тяжелым пороком сердца. Салли любила ее безумно, возила по всевозможным врачам, даже знахарям. Но дочка умерла в двухлетнем возрасте. Больше детей у нас не было… В отличие от меня Салли – из религиозной семьи. После трагедии с дочкой она стала все отчаяннее погружаться в религию. И тут на беду встретила случайно свою давнюю школьную подружку. Та уже была членом этой проклятой секты.
– Какой секты?
– «Семья небесной любви». Салли посетила пару раз их молитвенные собрания. Их пастырь, так называемый апостол Теофилус, имел с ней долгую беседу… Короче, в один прекрасный день Салли твердо сказала, что будет жить в секте, ибо там – истина. Что мне оставалось делать? Я любил ее, она была центром моего мироздания. Мы продали наш маленький домик здесь, в Челси, отдали деньги в секту и перебрались туда. Спали на полу – апостол учил, что чем неприхотливее здешняя жизнь, тем больше воздастся в жизни небесной. Да и ждать переселения туда оставалось недолго. Апостол обещал заранее возвестить о конце света, чтобы все его последователи успели вместе уйти из этой жизни и попасть прямо в руки Божьи. Дни проходили в работе на ферме, где жила секта. К вечеру начинались многочасовые молитвенные собрания. Раз в неделю надо было ходить на исповедь к апостолу, рассказывать без утайки о себе и о том, что заметил за другими членами секты. По сути это были еженедельные доносы друг на друга. После исповеди апостол изрекал, могу ли я иметь близость с моей женой в течение следующей недели, сколько раз и каким способом.
Донован зябко повел плечами.
– Ради Салли я, наверное, и дальше терпел бы эту мерзость. Но недель через шесть после нашего переселения в секту случилось особо долгое молитвенное собрание, на всю ночь. Оказывается, такие собрания проходили в секте раз в два месяца. После бесконечных молитв и песнопений, уже под утро апостол вынес в молитвенный зал большой золотой кубок, наполненный странно пахнущей жидкостью. Каждый должен был отпить из кубка. Я взял жидкость в рот, но не проглотил – отойдя в угол, незаметно выплюнул. Наверное, к жидкости были подмешаны какие-то галлюциногены. После этого члены секты, уже одурманенные многочасовыми исступленными молитвами, окончательно потеряли контроль над собой, начали возбужденно приплясывать на месте, выкрикивать что-то невнятное. И тут апостол приказал всем раздеться догола. Мне было так стыдно… из-за Салли. Чтобы не обнаружить, что я сохранил способность контролировать себя, я тоже разделся. Апостол включил какую-то громкую ритмичную музыку. Сначала стоя, а потом упав на пол, члены секты задергались под музыку быстрее и быстрее… И начался свальный грех. Спасая Салли, я прикрыл ее своим телом. Но через несколько минут метавшийся по залу апостол заметил это и, отбросив меня, швырнул Салли в объятия двух корчившихся рядом мужчин с выпученными глазами. Она, одурманенная, ничего не понимала… Я закрыл глаза, я не мог этого видеть.
– А сам апостол тоже участвовал в оргии?
– Нет, он только бегал по залу, выкрикивал что-то, на губах пузырилась пена… Знаете, мне кажется, у него какие-то неполадки по этой части.
Донован помолчал немного.
– На следующий день, наедине с Салли, я сказал, что мы должны уйти. Она отказалась. И я ушел, вернее, сбежал один. Умолял ее звонить, оставил ей бумажку с нашим прежним телефонным номером – потом, поселившись опять в Челси, я попросил телефонную компанию установить в моей квартире телефон с этим же номером.
– Салли звонила?
– Ни разу. Но, как видите, хранила бумажку, спрятав за подкладку сумочки. Выходит, я для нее еще что-то значил, – Донован всхлипнул. – Как ни странно, только после ухода из секты я стал истинно верующим. Каждый день молился за Салли. Но ни в какую церковь не ходил; думаю, не это главное. Церквей много, а Бог – один. Главное – иметь Его в сердце своем.
– Больше вы апостола не видели?
– Месяца через два после моего ухода я неожиданно столкнулся с ним возле местного супермаркета. Все-таки разыскал меня… Подошел, негромко сказал, что я должен молчать, забыть все, что видел. Иначе – Салли умрет. Глаза гипнотизирующие, безжалостные. Я знал: он не шутит. Живя в «Семье небесной любви», я слышал глухие разговоры, как свято беспощаден может быть апостол к упорствующим в заблуждениях. Вроде бы, за год до нашего там появления одна сектантка родила ребенка – кажется, у того было шесть пальчиков на руке. Апостол объявил это знаком антихриста и велел матери утопить малыша в ванне. Но она никак не могла решиться. Тогда по приказу апостола три фанатичных сектанта вошли ночью в комнату, где та спала, и зарезали: три удара ножом в горло – во имя Святой троицы; по удару в каждую грудь – за то, что кормила антихриста. А ребеночку проткнули сердце деревянным колом. Тела потом закопали во дворе, где-то возле баков с мусором.
