Марина Ильина - Расчет только наличными, или страсть по наследству
Они переглянулись и засмеялись. В это время мужчины вернулись из дома.
— А водичку попробовать не желаете? — ехидно осведомилась Марья. — Водичка не простая, волшебная прямо-таки. Хочу вам кое-что продемонстрировать.
Группа направилась к бочке.
— На вид ничего особенного, — неуверенно выговорила Тонька.
Печкин и Илья сохраняли невозмутимость.
— Дай руку, — приказала Машка, схватила Александрову за правый рукав и силком опустила в воду.
Через секунду четверо исследователей пристально рассматривали результат эксперимента.
Разница между правой и левой дланью Тоньки была разительной. После омовения правая кисть подопытной сияла молодостью и косметической безукоризненностью. Левая смотрелась гораздо печальнее.
Экспериментаторы застыли.
Антонина встрепенулась и опустила в бочку левую кисть. Эффект был мгновенным и ошеломляющим.
— Сон в руку, — защебетала Тонька. — Чудеса. Надо бы продолжить опыт. Хочу омолодиться полностью. Маш, давай по очереди, а?
— Никаких очередей. Сначала я возьму пробу, а потом уж будете опыты производить, — хмуро заметил Печкин. — Мало ли что в этой воде намешано, не советую я вам напролом идти.
— Ага, пока суть да дело, водичка исчезнет, а я так и останусь старой, только руки будут юными и чужими. Ни за что!
Тонька решительно умылась водой.
— Отворачивайтесь все, а еще лучше — уйдите в сторонку, я в бочку полезу. — Она грозно уставилась на мужиков.
Те пожали плечами и потихоньку ретировались.
Тонька мгновенно разоблачилась до белья и с трудом угнездилась в волшебной таре. Повертев головой, она с помощью Машки выбралась наружу.
— Ну как?
— Офигительно. Я тоже полезу.
Через две минуты подруги бодро обсуждали собственные изящные формы. Немного обсохнув, они оделись и позвали мужчин.
Печкин набрал воды в пластиковую бутылку и скомандовал:
— Все, едем. Маш, отдай ключи Илье и расскажи, где оставить твою машину.
— Хорошо.
Сергеева и ее любимый типаж стали горячо обсуждать дорогу и адрес, хотя такая тема и не предполагала столь бурного объяснения. Но у Марьи никогда не получалось по-другому. Если человек ей нравился, то эмоции выходили из-под контроля и начинали бушевать вокруг собеседника. Илья наслаждался. Просто чудо, а не девушка.
— Поехали, Маш. — Печкин переминался с ноги на ногу.
— До свидания, Илья. — Маша протянула руку на прощание.
— До скорой встречи, — с нажимом ответил он и крепко сжал ее ручку.
— До свидания, — легко попрощалась Тоня и направилась к машине.
Илья внимательно смотрел вслед удаляющейся троице. Он вышел на дорогу и следил за тем, как дружная компания рассаживалась в автомобиле. Как только машина скрылась за поворотом, Илья отвернулся.
Наглая жирная ворона каркала пронзительно и нахально. Такого наплыва чувств он не испытывал уже давно. Сердце билось как сумасшедшее. «Надо успокоиться и заняться делом», — решил Илья, пригладил рукой волосы и отправился в дом. Необходимо было проверить все предположения Печкина и кое-какие собственные мысли.
С утра в конторе было тихо. Телефон молчал. Лерочка возилась с кофеваркой. Менеджер Андрей копался в Интернете. Бухгалтерши еще не было. У нее, единственной в конторе, был свободный график. Илларион мрачно поздоровался с сотрудниками и отрывисто бросил в сторону секретарши.
— Кофе сделай, Лер.
— Сию секунду, Илларион. — Она бросилась за чашкой к тумбочке, по дороге смахнув увесистой нижней частью тела все бумаги с низкого столика.
Так было задумано с самого утра. Валерия Васильевна Огурцова решила нанести внезапный и сокрушительный удар по хрупким визуальным рецепторам мужественного шефа и использовать для этого все свои щедрые женские прелести. Черная обтягивающая юбка задиралась неприлично высоко, а фасончик блузки был скопирован с Бриджит Джонс. В фильме даже обворожительный Хью не устоял перед мисс Джонс. Куда ж деваться шефу?
— Лера, бумаги упали, подними, — Илларион с ненавистью уставился на Лерочку.
— Всенепременно, Илларион Егорыч.
«Разозлился. Почему? Я ж не голая, в самом деле. Господи, да он меня ревнует! Вот оно в чем дело! А я-то дура, сразу и не сообразила. Пупсик мой, прощаю тебя. Ладно, завтра приду в джинсах».
Валерия Васильевна Огурцова смущенно одернула юбку.
— Валерия Васильевна, вы меня слышите? — повторил Игнатьев.
— Слышу, Илларион Егорович.
«Вот наградили родители имечком», — мысленно ухмыльнулась секретарша, медленно собирая разлетевшиеся бумаги.
Ничего с тобой не случится. Потерпишь. Вон бумажек сколько расплодили. Их пока все соберешь, ноги затекут.
— Нельзя ли поактивней, Лера, — психовал шеф.
— Простите, босс, одну минутку. — Валерия Васильевна Огурцова выпрямилась, прижимая к животу бумажную стопку. Шея, щеки и лоб ее алели.
Игнатьев смерил Огурцову рассеянным взглядом и прошел в свою каморку. Уселся в кресло и забарабанил пальцами по столу.
Посмотрим, поглядим. А погода все-таки отличная: солнышко, небо голубое, ни облачка. Может, все и получится. Если бы не эти тяжелые мысли.
Лерочка налила в фарфоровую прозрачную чашку ароматный кофе и торжественно подала шефу на подносе. Шеф был явно не в духе, хмурил брови и чесался.
— Кто звонил? — продолжал хмуриться Игнатьев.
— Так, никто, — подняла секретарша глаза на Иллариона. — А нет, вру, был звонок один странный, из адвокатской конторы.
— Вера, что именно за звонок, давай подробнее, — рявкнул Илларион.
«Не угодишь ему, вот ведь капризуля, с утра в дурном расположении духа, но до чего хорош, даже в гневе. Глаза бешеные, рожа красная. Очень сексуально, потерплю еще немного. Сейчас кофейку напьется и утихнет», — думала Валерия.
Она осторожно примостилась на стул напротив своего шефа и, ласково и преданно глядя ему в глаза, зачастила:
— Адвокат звонил, он и представился, но я не запомнила имени.
— А что, писать ты уже разучилась? — причмокивая кофейный напиток, сердился Игнатьев.
— Да я не придала значения. Он спрашивал про вас. И сказал, что обязательно перезвонит чуть позже, вот и весь разговор.
— Ладно. Иди работай. И соедини меня с ним, если что.
— Будет сделано, Илларион. Ну, я пошла. — Лерочка потопталась у стола шефа, перевела печальный взгляд на дверь и, наконец, вышла из кабинета.
— Тупица, — Игнатьев недовольно почесал затылок и схватился за сигареты.
«Что за адвокат? Зачем? Почему? Мне только дополнительных неприятностей не хватает. Что за жизнь пошла!»
— Где отчеты, Лера? — рявкнул Илларион. — Я жду.
— Бегу, бегу.
Валерия протиснулась в дверь, прижимая к объемной груди толстую папку. От сквозняка створка окна резко распахнулась, и все бумаги, в беспорядке лежащие на столе, спланировали на пол. Лера бросила папку на стол и присела собрать бумаги. В эту же секунду настойчиво зазвонил телефон.
— Одну секунду, Илларион, сейчас будет порядок.
— Боюсь, до этого я не доживу. Алло, я вас не слышу. Да, это я. А в чем дело? Что? Кто? Когда? Молчу, молчу.
Лера замерла в неудобной позе, любопытство не давало ей спокойно заниматься собирательством и дальше. Она вслушивалась в слова Игнатьева и даже пыталась разобрать слова человека, с которым беседовал Игнатьев. Она старалась не двигаться и вообще слиться с интерьером комнаты, лишь бы Илларион не обращал на нее внимания и не выгнал из комнаты, прежде чем она поймет, в чем дело.
— Да, я смогу подъехать. Да, сегодня. Паспорт с собой. И что еще нужно? Хорошо. Договорились. Просто не верится. Да, я запишу, диктуйте. Лера, дай ручку.
Валерия суетливо заметалась вокруг стола, но ручка сгинула в неизвестность. Секретарша смогла найти только огрызок карандаша, который и протянула грозному шефу. Илларион одарил ее тяжелым взглядом и немедленно принялся что-то записывать на бухгалтерском отчете.
Лера вздохнула. Главный бухгалтер Татьяна Арамовна Боджолян терпеть не могла переделывать отчеты и в подобных ситуациях сурово отчитывала сотрудников за урон, нанесенный бухгалтерским документам, грозя вычесть стоимость урона из зарплаты провинившегося. А теперь отвечать за сегодняшнее безобразие придется, конечно, ей, Валерочке, просто святой женщине, отличающейся бесконечным терпением. Ну не уменьшать же зарплату Игнатьеву.
— Лера, я ухожу, не знаю, вернусь сегодня или нет. Все вопросы к Татьяне Арамовне или Андрею, — задумчиво обронил Игнатьев, уставившись на телефон.
— А кто звонил? — непосредственность и театральная наивность Лерочки вызывали у Иллариона раздражение.
— Адвокат звонил, а зачем и почему — не скажу. Не твое дело. Все, я ушел, — осадил Лерочку Игнатьев.
Он проверил портфель, лихорадочно ощупал карманы пиджака, сморщился, взглянул на себя в зеркало, пригладил свою роскошную шевелюру и растворился вдали.
