Гор Видал - Город и столп

Все в один голос говорили, что Боб Форд в форме моряка торгового флота удивительно красив. Первый помощник капитана на «Либерти». Из местной молодежи, участвующей в этой войне, он добился больше других. Конечно, торговый флот — это вам не военно-морской и даже не армия, но он уже первый помощник капитана, а ему еще нет и двадцати пяти. Он вернулся домой настоящим триумфатором, хотя вообще-то у него и дома-то не было, поскольку отца год назад поместили в психушку, а их фамильный дом был превращен в пансион. Но новый владелец охотно сдал Бобу за полцены его старую комнату, и он прожил там две недели отпуска, обхаживая тем временем Салли Мергондаль, ради которой он и приехал. Они переписывались в течение пяти лет. Салли теперь превратилась в очаровательную молодую женщину, совсем не похожую на ту сумасбродную девицу, какой была раньше. Она еще девчонкой сказала себе, что выйдет замуж за Боба, и ничто не могло заставить ее изменить это решение. И вот ее терпение было вознаграждено. Однажды вечером, провожая ее домой из кинотеатра, Боб сделал ей предложение.

— Ты уверен, что и вправду хочешь жениться? Разве можно быть женатым, оставаясь моряком?

Боб посмотрел на нее. Они стояли под высоким вязом. Его лицо было в тени, а на нее падал свет уличного фонаря.

— Я уверен, что хочу жениться на тебе. Но я и море люблю.

— Вот, что я тебе могу сказать: я разговаривала с отцом, — медленно сказала Салли, — и он считает, что ты мог бы хорошо зарабатывать в страховом бизнесе, в его бизнесе. Он вообще говорит, что плохо, если человек с такими данными, как у тебя, все время находится в море, когда ты мог бы с ним заниматься бизнесом, продавать страховки как его партнер.

— Как ты думаешь, он даст мне работу после войны?

Салли кивнула. Она уже выиграла это сражение.

— Тогда, если ты не против, давай поженимся прямо сейчас.

— Я думаю, — сказала Салли Мергондаль, — это неплохая мысль.

Свадьба была назначена на утро воскресенья. Зазвонил церковный колокол, но большинство горожан в выходной вставали на час позже. А вот Боб встал рано. Он тщательно побрился, надел новенькую форму и спустился к завтраку.

Хозяйка пансиона была в восторге.

— Какой чудный день для свадьбы! Хотя день свадьбы всегда прекрасен. Я приготовила оладьи. Если утром поешь хорошо, то весь день пройдет как надо. Да! Тут же для вас письмо. Оно пришло еще в пятницу, но я в этой суете о нем позабыла. Извините! Оно переадресовано вам через старого мистера Форда, а значит, отправитель давно не был в городе. Ну, приятного аппетита! Я приду в церковь, ни за что не пропущу такое событие.

Боб вскрыл письмо от Джима. Он был рад получить от него весточку спустя столько лет. А еще он чувствовал себя немного виноватым за то, что не отвечал на первые письма от Джима. Весь свой скудный эпистолярный талант он расходовал на Салли.

Письмо было простым. Джим увольнялся со службы и надеялся вскоре увидеть Боба, может быть, в Нью-Йорке. И все.

Боб смял письмо, но что-то не давало ему покоя. Он наморщил лоб, пытаясь вспомнить. Но вспомнить так ничего и не смог. Память ничего ему не подсказала. Он метко швырнул письмо в мусорную корзину и поклялся себе, что ответит Джиму, как только вернется на корабль.

Глава 9

Джима демобилизовали не сразу. Его сначала отправили в госпиталь, расположенный в калифорнийской Сан-Фернандо-Вэлли, где его лечили и наблюдали. Под лучами жаркого солнца артрит отступил, но теперь Джим горел желанием уволиться из армии и об улучшении докторам не сказал ни слова. Он продолжал подчеркнуто хромать.

Джим часто ездил в Голливуд. Правда, к Шоу не заходил, потому что не получил ответа на свое письмо. Он решил, что Шоу по-прежнему живет с Питером и мириться с ним не собирается. Но он встретил режиссера по имени Сай. Тот сидел пьяный в баре, чуть не прижимаясь к какому-то моряку. Увидев Джима, Сай закричал:

— Ба! Да это же теннисный парнишка! — энергия в нем била через край. — Что новенького? Все еще в этой жеребячьей форме? А ты видел любимицу Америки?

— Нет. Еще не видел.

— Где ты теперь обитаешь?

Джим ответил.

— В госпитале?! Что с тобой? Твердый шанкр? Роковая болезнь, которую не осмеливаются называть по имени?

— Нет, артрит.

— Это серьезно?

— Не очень.

— Тогда давай выпьем!

Джим покачал головой:

— Я не пью.

— Тогда я выпью, — Сай заказал джина. — Почему ты не зашел к Шоу?

— Не думаю, что он хочет меня видеть.

Сай сделал глоток из принесенного стакана и отер губы волосатой лапой.

— Ты ведь знаешь Шоу! Это же такая бездарь! Как звали того парня, что был у него после тебя?

— Питер. Актер.

— Вот-вот! — Сай ехидно улыбнулся. — Кажется, я стал причиной разрыва между вами. В некотором смысле. Я привел этого парня в картину, и он — хочешь верь, хочешь не верь — оказался совсем недурен. Студия предлагает ему полугодовой контракт, он его подписывает и тут же бросает Шоу, который, кстати, сам же и подначил меня взять его в картину. Ну, не смех ли?! Но я того парнишку ничуть не виню. Он ведь даже гомосеком-то не был. Он теперь живет себе спокойненько с женщиной в Малибу. Видел их своими глазами сегодня днем на пляже.

— И с кем же теперь Шоу?

История с Питером ничуть его не удивила.

— Со всеми. И ни с кем. И никто. Он рыскает по барам, и на студии просто паника. И — черт! — забыл, он ведь собирается на флот! Вот уж действительно смех так смех!

— А я считал, что им слишком дорожат и будут беречь.

Сай хмыкнул:

— Хочешь делать кино — иди на войну. Ему присвоят офицерское звание и пошлют за океан. Может быть, в Гонолулу. Там мы сделаем с него кучу фотографий — вот, мол, он какой, один из наших славных ребят — а потом, если командование его не упрячет за изнасилование личного состава, он вернется домой с парой орденских ленточек и новым контрактом со студией. Последние месяцы его снимали и снимали, так что, пока он будет в Гонолулу, его фильмы тут будут вовсю крутить, не позволят этим идиотам забыть о великом Шоу.

— И когда он отбывает?

Как только на флоте получат добро из Лайфа.

— Неплохо придумано, — сказал Джим. Бармен начал угрожающе приближаться к нему — непьющих здесь не уважали. — Ну, еще увидимся!

— Может, заглянешь сегодня вечерком? — начал было Сай.

— Нет, спасибо!

— Ну, как знаешь.

После Колорадо в Калифорнийском госпитале было просто как в раю, и Джим жил в свое удовольствие. Он опять начал играть в теннис, впервые за два года. Он быстро восстановил свой нормальный вес и почти забыл о пережитом кошмаре — болезни и холодных снежных ночах в колорадской пустыне.

В апреле он получил письмо от матери. Она сообщала, что умер отец. Джим не почувствовал скорби. Чуть ли не наоборот: гора свалилась с его плеч — ненависть кончилась.

Джим сидел на солнышке и смотрел на зеленую лужайку, по которой взад-вперед бродили пациенты, одетые в казенные армейские халаты. При свете дня Джиму казалось, что смерти нет. И, тем не менее, Джим размышлял о том, что же она такое. Он сам недавно чуть не умер, хотя и не мог ничего вспомнить об этом. Теперь, греясь в лучах солнца, он думал о смерти и об отце. Он не верил ни в рай, ни в ад. Он никак не мог представить себе место, куда уходят хорошие люди, в особенности еще и потому, что никто толком не знал, что такое это последнее пристанище, а уж тем более, что такое хороший человек. Так что же происходит? Мысль о небытии пугала его, а смерть, возможно, и есть небытие. Ни земли, ни людей, ни света, ни времени — ничего.

Джим посмотрел на свою руку. Рука была загоревшая, широкая, покрытая золотистыми волосками. Он представил себе, какой будет эта рука, когда он умрет, бессильный, бледный, превращающийся в прах. Он долго глядел на свою руку, которая однажды станет прахом. Разложение и небытие — таково будущее.

Его охватил животный страх. Нет, он должен найти какой-нибудь способ обмануть эту землю, которая, как непреодолимый магнит, затягивает в себя людей. Но несмотря на борьбу десяти тысяч поколений, магнит продолжал торжествовать победу, и рано или поздно его собственные неповторимые воспоминания растворятся в этой земле. Его прах, конечно, будет поглощен другими живыми существами, и в этой мере он возродится, хотя он и понимал, что та единственная в своем роде комбинация, которая называлась «Джим», никогда больше не будет существовать.

Жаркое солнце согревало его. Кровь быстро текла по жилам, он сознавал всю полноту жизни. Он существовал в настоящем, этого было достаточно. А пройдут годы, и он, может быть, обретет новое понимание мира, которое поможет ему осмыслить факт небытия.

В мае Джим предстал перед медицинской комиссией. Поскольку рентген показывал наличие минеральных отложений в его левом коленном суставе, комиссия признала Джеймса Уилларда негодным к военной службе и демобилизовала его, назначив пенсию по инвалидности.