Джозеф Хеллер - Портрет художника в старости

— Уже понравилось.

— Давным-давно, в незапамятные времена, жил один красивый и наивный молодой человек, назовем его условно царевичем. Идет он однажды, думает о чем-то своем и вдруг встречает трех женщин. Не молодых, не старых, как бы вообще безвозрастных, но очень привлекательных и живых, живее, чем в жизни. Чувствует он, что женщины эти какие-то особые, однако в чем их особенность — не знает. Они подзывают его и просят оказать им услугу. Хотят, чтобы он рассудил, какая из них самая прекрасная.

— Блин! — вырвалось у Пола.

— Что ты сказал?

— Нет, ничего.

— Мне показалось…

— Тебе показалось.

— Хорошо, слушай дальше.

— Я это уже слышал раньше. Его зовут Парис, и он из Трои.

— Угадал, Парис. Но ты не знаешь, как я собираюсь повернуть эту историю. Это будет как бы «Илиада», переписанная с точки зрения троянцев. У меня Парис не виноват в войне, улавливаешь? Тут и заключается самое главное. Не он ищет женщину — три богини нашли его. Взгляд изнутри поможет сделать всю историю более проникновенной, мелодраматичной, подходящей для кино или телевизионного сериала. «Мыльная опера вместо произведения высокой литературы?» — возразишь ты. Но разве плохо снова быть на виду? Нет, дорогой, я не шучу и не грежу. Послушай, что будет дальше. «Выбери меня, — шепчет Порху одна богиня, — и я сделаю тебя самым могущественным человеком». Это Гера.

— Само собой.

— Господь мне свидетель. Видя, что происходит, вторая богиня отводит Париса в сторонку и говорит: «Не слушай ее. Выбери меня, и я сделаю тебя храбрейшим из воителей». Тогда третья…

— Третья — это, конечно, Афродита, ты ее мочалкой назвал.

— Она самая. «Выбери меня, — говорит мочалка и поворачивается вполоборота, чтобы показать такие роскошные, прикрытые хитоном бедра, какие он ни наяву, ни во сне не видел, — и я дам тебе в жены самую красивую женщину на земле». «Себя?» — спрашивает Парис по своей наивности, ибо Афродита в самом деле хороша. Напомню, что по моей версии он ни в чем не виноват и не знает, с кем разговаривает. «На земле», — повторяет та, и он начинает соображать, что к чему. Парис выбирает то, что выбрали бы и мы. Мирская мощь и воинская слава — пустяки в сравнении с прекрасной женщиной. Но он не знает, что…

— Зато мы знаем.

— …что самая прекрасная женщина на земле — Елена, дочь Зевса и что она не в Трое, а в Спарте и замужем за великим царем. Не знает он и того, что этот царь заручился обещанием других царей прийти к нему на помощь, если кто-либо попытается нарушить его счастливый брачный союз. Парис похищает Елену, и это приводит, как известно, к Троянской войне. О ней мы все читали, но мне надо показать события глазами троянцев. Мы понятия не имеем, что происходит в осажденном городе. Именно об этом я хочу рассказать. О разногласиях Париса с Гектором, с другими братьями и с родителями еще до войны. Конечно, там будет и Елена, и сцены сражений, и все остальное по мифам.

— Ты, кажется, говорил о счастливом конце. Где же он?

— Как где? Парис прикончил этого выскочку Ахилла гневного, забыл? Это происходит после того, как тот убил Гектора. Аполлон направил стрелу Париса Ахиллу в пятку, его единственное уязвимое место. Так он мстит за смерть Гектора и других троянцев, с которыми расправился Ахилл.

— Потом Троя падет, — вставил Пол. — Город подожжен, ахейцы уничтожают мужчин и мальчиков, женщин берут в рабство. Ничего себе хороший конец, даже по древнегреческим меркам.

— Мой роман закончится раньше. Парис и Елена снова вместе и снова в брачной постели. Трагедия поражения, которого они не узнали, зато знаем мы, станет как бы ироническим комментарием к их празднованию победы. Ну, что скажешь? Разве под это нельзя заключить договор?

— Ты окончательно решил посвятить себя этой теме?

— Не знаю.

— Ну, и я не знаю. Напиши пару глав, посмотрим, что получится.

— Не вижу восторгов.

— Ты и сам не в восторге. За многие годы редакторства я привык откладывать восторги на потом, когда прочитаю законченную вещь. Во всяком случае, лучше переделывать «Илиаду», чем «Тома Сойера».

— В «Томе» тоже что-то есть.

— Наверное, есть, но ты этого «что-то» не нашел. Найдешь — поговорим. Кстати, как Полли? Не твеновская, а твоя? Как она, оправилась от удара из-за твоей идеи описать ее сексуальную жизнь? Правда, может быть, ты имел в виду другую, выдуманную женщину. Как она относится к тому, что ты закопался в замыслах?

— Полли в порядке, спасибо. Конечно, ей было бы приятнее, если бы я начал работать над чем-нибудь крупным. Говорит, со мной легче жить, когда я занят.

— Мне тоже было бы приятнее, и тебе тоже… Ну и что же с тем секс-романом? Ты так с ним носился… В названии было что-то соблазнительное, на него могли клюнуть. Полли сильно возражала?

— Нет, не очень. Успокоилась, когда узнала, что это не о ней.

— Справедливо. Но другие-то могли и не знать.

— Справедливо. Она, наверное, тоже так думала. Да и я тоже. Полли у меня, как ты знаешь, полненькая. А ту я мог бы сделать худенькой. Полли у меня невысокая брюнетка, ту я сделал бы высокой блондинкой. Вдобавок Полли из Небраски, а моя возможная героиня — с Юга.

— Правильно, никто бы не догадался.

— Еще как догадались бы. Я пока отложил этот проект, но полностью от него не отказался… Знаешь, Пол, что я действительно хочу сделать? По-настоящему хороший роман. Чтобы он стал бестселлером и подошел бы для экранизации.

— Джин, боюсь, что деньки наших с тобой бестселлеров уже позади. Но если ты вдруг захочешь поработать над…

— Не захочу. А если захочу, пожалуй, не смогу. А к секс-роману я кое-что подготовил, масса интересных набросков. Между прочим, давно хочется у тебя вот что спросить. Тебе приходилось слышать эти строчки из дневника герцогини Мальборо: «Вчера ночью мой господин воротился с войны и ублаготворил меня два раза, не снимая сапог»?

— Приходилось. А что?

— Понимаешь, никак не могу найти эту цитату. Она мне очень пригодилась бы. Даже у приятеля-историка спрашивал. Он тоже не нашел, хотя помнит, что такие строки есть. Впрочем, я не убежден, что он потрудился поискать.

— Ну и плюнь. Ты не нашел, историк не нашел, значит, никто не найдет. А если выищется какой-нибудь ученый буквоед и начнет придираться — оно и к лучшему. Бесплатная реклама. Так что пускай свою герцогиню в дело и делай с ней что хочешь.

Порху решил, что так и сделает.

«Вчера ночью мой господин воротился с войны и ублаготворил меня троекратно, не снимая сапог».

Герцогиня Мальборо

«Вчера ночью мой господин воротился с войны и ублаготворил меня троекратно, не снимая сапог».

Это не про меня.

Что, черт побери, творится с моей женой, если она записывает такие вещи в своем дневнике и оставляет его открытым на этой самой странице, раздраженно размышлял человек средних лет, писатель (строчил Порху), задумавший начать и кончить современный секс-роман с интригующим названием «Сексуальная жизнь моей жены», но построенный так, что события увидены глазами сегодняшней женщины. Звали его Ллойд X. Он не был ее господином и вообще ничьим господином. Он не ходил на войну, а просидел дома почти все вечера на протяжении нескольких месяцев. У него не было сапог. Если и есть на свете женщина, которую я попытался бы ублаготворить троекратно, пробормотал он вслух, и наверняка безуспешно, добавил он про себя, то это не та женщина, на которой я женат вот уже, считай, четверть века. Может быть, именно поэтому она предается несбыточным фантазиям. Может быть… Но может быть, они не такие уж несбыточные? Может быть, вовсе не фантазии?

Для него не было секретом, что его жена, худенькая блондинка из южанок, была с приветом, как были с приветом все нормальные сегодняшние жены, судя по снисходительно-теплым отзывам их мужей. Что записи в своем дневнике или ежедневнике — пойди разберись, какая между ними разница — она вела беспорядочно, под настроение, и они были такие бестолковые, как и ее речь, не имело никакого значения. Что аккуратным своим почерком она писала обо всем, что взбредет в голову, — о прогулках и планах, о покупках и расходах наравне с выписками из книжек, надеясь блеснуть красивой цитатой, — это тоже было ему известно. Но что она услащала или перчила свои заметки эротическими фантазиями, было для него как гром среди ясного неба.

Он поднялся в спальню, чтобы убедиться, что все это ему не приснилось. Нет, все верно: на стопке ее комбинаций и трусиков лежала новехонькая тетрадь в твердом переплете. Страницы ее были чистые, за исключением этой одной-единственной записи. Что же это все-таки значит?