Тамара Кандала - Эта сладкая голая сволочь
Нина – соблазн и искушение в собственном соку.
Все признаки болезни налицо – я влюблен. Феромоны в надорванном организме явно разбушевались и делали меня неадекватным.
«Самое время выпить», – подумал я и, встав с дивана, направился знакомой дорогой к бару.
Выпив, я подобрел к человечеству и к себе. Меня потянуло на сентиментальность. Стал сочинять себе надпись на надгробном камне.
...Здесь покоится... баламутствующий идальго. Верующий в ничто. Ждущий всего. Опасающийся большинства. Не доверяющий меньшинству...
...хватит самокопаний... пора подвести черту... почему бы не запрограммировать себя на счастье... нейтралитету – нет!..
...не ехать же за счастьем в какую-нибудь глубокую мировую дыру?.. вот оно, рядом, вернее, сейчас – на улице Грез, 13... дежурит... чтобы завтра отправится со мной в свадебное путешествие... по-моему, она именно так и воспринимает нашу поездку... почему бы и нет?.. все зависит от меня... на этом этапе... разве я не посвятил столько лет жизни, чтобы научиться не загадывать вперед и жить сегодняшним днем...
Как только появляются проблески счастья, жирный черный крест, который я поставил на прошлом, начинает шевелиться, корежиться под сердцем, будто нерожденный ребенок.
...дурила, думал, что расплатился... с самим собой, конечно... больше не с кем... никого в живых не осталось... даже страны той не существует... зато есть Нина... такая живая, такая конкретная, так ждущая счастья... может, я одним махом сделаю счастливыми двоих?.. Чего я, собственно, боюсь?.. никто в мое прошлое не лезет... и не обязательно вываливать на стол кишки откровений и обматывать ими партнера... у всех свои скелеты в шкафу... правда, скелеты скелетам рознь, на моих и десять шкафов не хватит... дай им волю, они забьют собой все – набьются в квартиру, не побрезгуют и отхожими местами, а потом полезут с косой... придется от них прятаться, в шкаф... и всю жизнь там просидеть... а они будут веселиться, заняв мое жизненное пространство...
Пришел Кошачий Потрох, забрался ко мне на колени. Выдавая переливчатые рулады, стал тереться мордой о мою трехдневную щетину. Он обожал это занятие. Видимо, принимал меня за щетку.
...лучше бы женился на Майе или какой-нибудь мари-катрин... француженкам, как правило, нет дела до души – у них другие приоритеты... поэтому они не такие ранимые...
...Чингисханчик мой чувствительный, трепетный... притворяется независимым... сам на меня смотрит... не-е-е, француженки так не умеют... живой локатор со смеющимися глазами и плачущей душой... с чего это я про ее душу?.. с чего бы это ей плакать?.. о своей душе подумай...
Чем больше я пил, тем сильнее разыгрывалось воображение. Дай ему волю, затащит в омут! В сто омутов.
Мне уже казалось, что душа Нины плачет из-за меня. Вспомнилась первая реакция моего организма на Нину – холодный пот и мокрые ладони, светящимся хвостом сигареты исчезающий след воспоминаний, тянущийся из подкорки. Или из космоса.
Может, это ностальгия по будущему? Может, я ее видел в другой жизни? Но этого просто быть НЕ... Слишком велика разница в возрасте. Если только Нина – не мой внебрачный ребенок...
На этой оптимистической ноте пьяные фантазии рефлексирующего стареющего козла соединились с его же литературными фантазиями. И я решил остановиться.
– Все! – сказал я себе вслух, для убедительности. – Хорош пить! В душ! И спать!
Тут я вспомнил, что Карвалиха просила меня постирать белье перед отъездом, чтобы было что гладить в мое отсутствие.
Я поплелся на нетвердых ногах в спальню, снял постельное белье, вернулся с ним на кухню и засунул в стиральную машину. Потом положил туда стиральные кубики и нажал кнопку.
На душ не было сил.
Кое-как постелил чистое белье и, стянув одежду, рухнул.
Снился старый кошмар – паук размером с маленького ребенка, сидящий у меня на груди и тянущий железные щупальца к моему горлу.
Пауком был я. Сам сидел у себя на груди и сам же пытался себя задушить.
Я проснулся с криком и в холодном поту.
Прислушался. Попытался еще раз просмотреть кошмар. Только так можно было от него избавиться, проанализировав наяву. Но он, как всегда, ускользнул с грацией ужалившей змеи.
В квартире было тихо. Мирно жужжала стиральная машина. Я протянул руку в поиске горячего замшевого тельца, пристраивающегося обычно в самых неподходящих местах. Пошарив под одеялом, рука ничего не нашла. Странное ощущение, как не найти части собственного тела – ступни, или еще чего, поважнее.
– Сволочь! – позвал я. – Додик! Иди сюда... – Нет мне ответа. – Котяра! Иди ко мне, киса.. ксс... кс... с... – Ни звука, ни шевеления.
Что-то взорвалось в моей голове...
Стиральная машина...
Серая тень, увиденная пьяным боковым зрением, проскользнувшая... куда? Ну конечно, туда, в машину, которую я оставил открытой, пока лазил в шкафчик за мыльными кубиками... захлопнул крышку, не глядя, включил машину... с котом внутри... Он в долю секунды забирался во все открытые дверцы...
Несчастное маленькое существо, захлебнувшееся и крутившееся теперь в адском барабане... беспомощное, так и не понявшее, что произошло.
Какая страшная и мучительная смерть, принятая от любимого хозяина с алкогольным синдромом.
– Додик!!. Котейка... Пожалуйста!!! Только не это!! – взвыл я в последней надежде.
Три прыжка, и я на кухне.
Лихорадочно считаю – машина ставится на ход автоматически в полночь, сейчас (я посмотрел на светящиеся в гостиной часы) 0 часов 20 минут.
...значит, прошло двадцать минут с тех пор, как она работает... пока прибудет вода, растворятся кубики, начнет крутиться барабан... может, он еще не захлебнулся, сумел вытащить голову на поверхность?.. может, еще успею?..
Я нажимал сразу на все кнопки, бился руками и ногами – машина остановилась, урчание прекратилось, но открываться отказывалась. Верхнюю крышку, через которую загружалось белье, заклинило, видимо, сработали какие-то предохранители.
Я понимал, что уже слишком поздно – ни один организм не выживет столько времени в безвоздушном пенящемся водном аду. Тем более такой крохотный.
Все напрасно.
Я стоял, всхлипывая, перед банальным кухонным агрегатом, превратившимся с моей помощью в страшное орудие смерти.
У меня не хватало мужества разбить машину к чертовой матери и достать бездыханное тельце.
Обрывки мыслей, как блохи, скакали в голове: выбросить машину на помойку, не открывая... это шанс считать, что кота в стиралке нет, что он сбежал, проскользнул в открытую дверь... его кто-нибудь подберет... и даже если не вернет (не откликнувшись на объявления, которые я повсюду расклею), будет хорошо обращаться с ним, ведь не полюбить его невозможно... продолжение кошмара, я сейчас, вот именно сейчас проснусь...
Я ударил себя по мокрой щеке и понял, что не сплю. И должен дойти до конца.
«Господи! Кто бы ты ни был, если случилось чудо и он жив, я больше никогда в жизни не напьюсь», – обреченно поклялся я себе, а не Господу.
Я вытащил штепсель из розетки и с помощью кухонного ножа вскрыл крышку. Открыл барабан – он был полон воды и мыльной пены. Я запустил туда руки по самые плечи и стал просеивать содержимое – руки не наткнулись ни на что, похожее на искомое. Я не знал, как спустить воду, и стал выбрасывать мокрое белье на пол.
Машина опустела – кота не было, ни мертвого, ни живого. Я все еще не мог поверить. Пошарил в баке с водой – опять ничего. ГОСПОДИ! Неужели на этот раз пронесло?!
Я сел на пол, на мокрое белье. На меня напал истерический смех, сопровождаемый нервной икотой.
Куда же подевалась серая тень, скользнувшая в воздухе где-то справа? Я мысленно проследил весь свой путь от последнего стакана виски до постели. Шкаф в спальне. Я открывал его, чтобы вытащить чистое белье.
В те же три прыжка подскочил к шкафу и распахнул дверцы – сволочь спала, свернувшись клубком на моем кашемировом свитере.
– Ур..р.. мя..я, – приветствовал он меня сквозь сон и снова зажмурился.
Я схватил его на руки и стал тискать и зацеловывать, изрыгая при этом нецензурную брань.
Почему-то в эту секунду я подумал, что сделаю Нине официальное предложение переехать ко мне. С вещами. И сделаю это в самолете, на обратном пути. Если она согласится, сразу привезу сюда. Вещи перевезем позже.
Глава 17
«Шлах... шлах... шлах... – раздались пощечины. Это были пощечины судьбы...»
Шлах... шлах... шлах... – раздались пощечины. Это были пощечины судьбы. Жизни.
Жизнь полна асимметричных угроз. Ждешь ее ударов с одной стороны, а они приходят с другой.
Как она боялась, что эта поездка не состоится. Нина с ней связывала столько надежд... В реальности все оказалось даже чудеснее, чем в мечтах.
Венеция – сказка. Как и положено любой сказке, в ней были принц и принцесса. И прожили они четыре дня по законам сказки, по крайней мере она.
Ее желания исполнялись, словно по мановению волшебной палочки. Более того, они предугадывались. Разумеется, принцем.
