Юрий Мамлеев - Мир и хохот
Дальниев съел пирожок.
— Самое трудное, — продолжал он, — это распознать сейчас то состояние души Стасика вашего, по причине которого он вылетел не только из своей квартиры, но и из своего прежнего мира вообще. Одной патологией в невидимом — это не объяснить. Очень важный симптом — что экстрасенсы и прочие провидцы, к которым вы обращались, дружно отвечают: ничего не знаем, субъект закрыт, он защищен от ненужных взглядов. Значит, за вашего парня крепко взялись какие-то силы или сам он окреп. И теперь главное: версия Ургуева.
Если бы такое высказал не Ургуев, а кто-то другой, я бы хихикнул. Невероятно, что можно так влипнуть. Шанс-то слишком мал, куда меньше, чем одна миллиардная. Такой же, как ни с того ни с сего, например, умереть от поцелуя родной матери.
— Значит, вы убеждены, что такие случаи выпадения из Всего все-таки бывают? — не удержалась Лена.
— Бывают, но редко, — скромно пояснил Дальниев. — Короче, виденью Загадочного примерно на девяносто процентов можно доверять даже в таком кошмаре. Хотя подобное выпадение после смерти, происходящее в какие-то роковые моменты космологической драмы, обычно не предчувствуется существом. Существо не в состоянии предвидеть такое. Но здесь, видимо, нечто иное: Стасик, конечно, не сознает всей ситуации, что происходит, однако на уровне видений души в целом, в том числе и скрытой ее части, разверзается неповторимая драма. Или просто его душа захвачена вихрем, потоком той силы, которая ведет его к выпадению. Скорее всего, так — или и то и другое вместе. Он не осознает, куда его несет, но факты Ужаса и Забвения налицо.
— Патология в ближнем невидимом мире, опыты в Институте по исследованию необычных состояний сознания, криминал, не исключено далее изменение прошлого, то есть один раз Стасик уже умер, и плюс ко всему грядущее выпадение из мироздания, а сейчас непонятные явления в психике в связи с этим — не слишком ли много для всего лишь одного существа, как вы выразились? — спросила Лена.
Дальниев отмахнулся:
— Хорошего никогда не бывает много… Оглядел присутствующих и добавил:
— Но самое главное: я абсолютно не доверяю словам Загадочного, что из полного выпадения из мироздания нет выхода. Вот уж это — невозможно. Если есть вход, значит, есть и выход. «Оставь надежду всяк сюда входящий» — эти слова Данте относятся только к такому эфемерному чувству, как надежда. Надежды, может быть, и нет, а выход есть. Конечно, мы не знаем какой. Но, наверное, очень убедительный и вне нашего ума. Да и сама идея о выпадении, о бездне вне Всего известна пусть хоть из многоуважаемых источников, но все-таки теоретично. У нас нет свидетелей этого тотального падения и возврата — естественно, и не может быть. Мы — не те.
Лена остановила взгляд на мелькнувшей тени сосунка, словно эта тень хотела познать тайну исчезновения.
— Антон Георгиевич, — резко начала Лена. — Все это — объяснения, расклад, гипотезы… Для нас главное — найти Станислава.
— Вот в этом плане мы и возьмем быка за рога, — громогласно ответил Дальниев. — Здесь я могу обещать: я найду путь к нему. Не через экстрасенсов, конечно. У меня есть иной вариант. Какой — я умолчу пока, вы будете судить по результату. Человеку надо помочь, это наш гуманный долг.
— Все смеетесь, — упрекнула Лена.
— Но чуть-чуть юмора просто полезно даже в самом потустороннем лесу, — удивился Антон Георгиевич и развел руками.
— Угощайтесь, угощайтесь, — пробормотал вдруг Ростислав сквозь транс, и все повернули к нему голову. — Главное, угощайтесь собой, пейте из себя воду близости к себе… Беспредельную воду… Торжествуйте. Вы — есть.
Дальниев уверенно кивнул головой и захохотал. Но смешок быстро оборвался, а в глазах загорелось и одобрение тайного смысла этой речи, и его отрицание одновременно. И Даниил и Лена мгновенно, точно пронзенные невидимой иглой, почувствовали это.
«Велик Дальниев, ох велик, — поспешно подумала Лена. — Ишь, чего хочет… Бытия ему мало… А я сейчас не хочу никаких верхних Бездн, никаких входов в Божественное Ничто — только Бытие, Бытие, хоть здесь в форме жизни, хоть где угодно, лишь бы быть — и осознавать свое Я. — Белые нежные пальчики ее судорожно сжались, словно она хотела поглотить самое себя и превратиться в птицу бессмертия. — Пусть Ростислав Филипов поможет, он — практик, но смогу ли я?»
Данила лее сохранял полное спокойствие и молчал.
Дальниев прошептал:
— Пусть медитирует о бытии, пусть погружается, он может это делать и в присутствии других… Пусть будет таким, какой он есть. А мы лучше закончим на этом. Я свяжусь с вами, Лена и Даниил, очень скоро — по поиску Станислава.
Дружеское посещение закончилось.
Тем временем, когда свидание с Дальниевым наметило дрожащие в небе нити к Станиславу, у Аллы произошел взрыв. Она снова влюбилась в своего потерянного мужа. Влюбилась, полюбила — все вместе. Она жила почти взаперти, в своей квартире, в которой и протекли эти патологические видения в зеркале, иногда заставляя себя работать — в основном переводы.
В остальное время в ее уме был только Станислав. Началось все со вспышки в сознании, когда она проснулась рано утром.
Все было прощено: и странности, и бредовый уход из дома, и морг, и появление в живых. Время их первоначальной любви вдруг вернулось. Она вспоминала его слова, провалы в ночь, движение и покой глаз, потаенную ласку, ранимость перед Богом… Он опять стал ее центром, она чувствовала, что вдруг душа Станислава (прежняя душа!) переселилась в ее сердце. Она в своем воображении видела в себе его голову, ставшую ее сердцем, голову, которая не только билась и заменяла ей сердце, но даже шептала ей — непонятные слова, правда, одно слово было ясно: покой, покой, покой…
Потом все это успокаивалось, и она уже начинала говорить с ним, потому что он здесь, он — рядом. Она чуяла его дыхание на своей коже. И хотела его видеть во плоти — все, что в нем было высше-человеческим, достойно-человеческим, и нежность, и прощение, доводило ее до слез… А порой человеческое стиралось, и оставался гнетущий своей тайной призрак, однако теперь уже навсегда любимый…
Но в зеркало она смотреть боялась.
Глава 10
В морге, где исчез предполагаемый труп Станислава, сразу же после связанных с ним событий произошла смена начальства. Но это не помогло. Как раз незадолго до встречи Лены и Аллы с Гробновым там случилось нечто совершенно непредвиденное. Работник морга, тот самый человек с тихим и смрадным голосом, по фамилии Соколов, который довел до бешенства Андрея и о котором создавалось впечатление, что он знает о жизни и смерти все, отпраздновал свадьбу с неким женским трупом. Когда утром в морг пришли служащие, то его обнаружили около трупа молодой женщины, которую он одной рукой обнимал за талию, а в другой руке — держал бокал шампанского. Более того, он вовсю кричал сам себе: «Горько, горько!» Женщина, разумеется, молчала, но оказалась в сидячем положении — видимо, с помощью Соколова. Рядом сияла бутылка шампанского, один бокал стоял около трупа. Соколов же, после крика «Горько, горько!» тоже замолк, только широко улыбался. В глазах его никакого знания не было. Глаза были холодные, как у смерти.
Тотчас же вызвали скорую психиатрическую помощь, и Соколова отправили в больницу.
На следующий день он сбежал оттуда. Скандал никак не удавалось замять. На этот морг вообще стали смотреть с подозрением. Один сотрудник даже уволился от испуга. Другой был на грани и твердил, что он «ничего» не допустит. Бабки-уборщицы поговаривали, что после всего приключившегося под видом трупа сюда якобы хотят внедрить агента.
Между тем Соколов через день после своего бегства вернулся в сумасшедший дом как ни в чем не бывало. Подтянутый, в хорошем костюме и с добродушной улыбкой на лице. Его коллеги просто не узнали бы его. Тихий смрадный голос куда-то делся. Пропало и знание о жизни и смерти. Перед всеми возник разумный, даже деловой человек, не чуждый карьеристским побуждениям.
Врачи окончательно обалдели, слушая его речи. Он прямо-таки светился одним здравым смыслом.
На вопрос о своей свадьбе в морге он не без иронии отвечал, что все это клевета, его просто не поняли, к тому же его ближайшие сослуживцы уже давно чуть-чуть спятили от долгого и нудного служения в морге.
Главный врач, толстый и полуугрюмый, так неистово хохотал во время речей Соколова, что, когда они остались наедине, предложил ему выпить на брудершафт.
Вообще, здравому смыслу не было конца. Соколова бы и отпустили подобру-поздорову, если бы не шум в СМИ по поводу злополучного морга и происшествий там.
Соколова задержали для обследования, но главный врач подмигнул ему и шепнул, что это лишь для вида, его скоро выпустят.
Правда, некоторые врачи, хотя и удивленные разумом Соколова (он и впрямь вел себя вполне корректно), все же сомневались в добром здравии пациента и полагали, что у него, возможно, скрытая форма паранойи.