Клаус Хагерюп - Маркус и Сигмунд
— Я пойду к Роберту и попрошу вынуть серьгу, — сказал Монс и развел руками.
— Вовсе не обязательно, — проблеял Сигмунд.
— Все в порядке, — заверил Монс. — Я переживу.
— Расслабьтесь, — сказал Сигмунд. — Концерт тоже переживет.
По спине Маркуса пробежали мурашки. Не только потому, что Сигмунд звучал как торжествующий петух, объявлявший о пришествии нового дня, но прежде всего из-за того, что он сказал. Сигмунд не сможет завтра исполнять рэп. Это ясно. Монс тоже рэп читать не будет. Это будет слишком глупо. Остается только один, но об этом и речи быть не может.
— Я не хочу, — отрезал он.
Сигмунд улыбнулся:
— Чего ты не хочешь?
— Я не хочу читать рэп на концерте.
— А ты и не будешь.
— А кто же тогда будет?
— Я.
Маркус почесал бровь. Он, конечно, в курсе, что Сигмунд далеко не скромник, но, похоже, на этот раз он окончательно потерял остатки связи с реальностью. Судя по всему, остальные тоже об этом подумали. Эллен Кристина и Муна уставились на Сигмунда, словно не расслышали, что он сказал. Возможно, они и в самом деле не расслышали, поскольку чем-чем, а голосом Сигмунд похвастать не мог. Монс посматривал на ботинки, пытаясь прилепить пластырь на бровь. Сигмунд самоуверенно стоял перед ними и улыбался. Маркус подумал, что пора кому-то что-нибудь сказать, и, поскольку все остальные молчали, говорить пришлось ему.
— Может быть, нам стоит подождать, пока у тебя не переломается голос, — сказал он. Маркус осмотрелся в поисках помощи. Она не последовала. Он кивнул: — Каким голосом ты собираешься читать рэп?
— Твоим.
— Моим?
— Конечно! — вскрикнула Муна.
— Это же очевидно! — поддержала ее Эллен Кристина.
— В самом деле, — сказал Монс, который единственный понимал не больше Маркуса.
— Как ловко, Сигмунд, — сказала Муна.
— Это же выход, — согласилась Эллен Кристина.
— Хорошо все, что хорошо кончается, — заметил Монс.
— Вы это о чем? — поинтересовался Маркус.
— Я отлично понимаю, что не могу читать рэп собственным голосом, — признался Сигмунд.
Теперь голос его напоминал прокуренный голос мафиозо, но только Маркус это заметил.
— Поэтому за меня должен петь кто-то другой. Следишь?
— За чем?
— Следишь за ходом мыслей, Маркус?
— Да. Прости.
— Ладно. Это значит, ты поешь свои тексты на кассету. А потом мы проигрываем кассету в динамики, а я только делаю вид, что пою, но все думают, что я пою.
— Читаешь рэп, — поправил Монс.
— Называйте как хотите, — сказал Сигмунд. — Понимаешь, что я говорю, Маркус?
— Да, — ответил Маркус. — Кажется. Ты читаешь рэп моим голосом.
— Да, — подтвердил Сигмунд. — Хитро придумано, а?
— Супер, — согласилась Эллен Кристина.
— Понимаю, — сказал Монс. — Публика считает, что читаешь рэп ты, а на самом деле это Маркус. А что ты будешь теперь делать, Сигмунд? Играть на ударных?
— Нет, — ответил Сигмунд. — Я буду изображать пение.
После короткого обсуждения все поняли, что задумал Сигмунд, но Маркуса не удалось полностью убедить.
— А публика этого не обнаружит? — поинтересовался он.
— Нет, — прошептал Сигмунд. — Они же никогда не слышали, как я читаю рэп.
— А кто будет проигрывать кассету?
— Девчонки, — ответил Сигмунд. — Вы согласны повыситься в должности с фанаток группы до звукооператоров?
— Мы очень на это надеялись, — сказала Эллен Кристина.
— Вообще-то, мы гениальные звукооператоры, — заявила Муна.
— Вот правильный настрой. А вам знакома школьная аппаратура?
— Нет, — призналась Эллен Кристина. — Но надо с чего-то начинать.
— У меня есть небольшой опыт работы со звуком со времен «The Protestants», — сказал Монс. — Можем записать песни на мой старый магнитофон сегодня вечером.
— Отлично, — пропищал Сигмунд. — Тогда вы будете консультантом звукооператоров. Что скажешь, Маркус? Ты готов к скорости и напряжению?
— Ничего, если я использую собственные тексты?
Сигмунд кивнул:
— Более чем ничего. Это очень даже понятно.
— Но, Сигмунд?
— Да?
— Ты понимаешь, что это значит?
— Да, Маркус. Это значит, я сорву твои аплодисменты.
— Не переживай, — утешила Маркуса Эллен Кристина, — мы знаем, что звезда — это ты.
— Король, — сказала Муна.
— Я горжусь тобой, мой мальчик, — произнес Монс.
— Ну, ну, — прошептал Сигмунд. — В конце концов, я же буду это как бы исполнять.
— Я не хочу никаких аплодисментов, — сказал Маркус. — Я хотел только сказать, это значит, что ты не должен ни с кем, кроме нас, разговаривать перед концертом, а то они поймут, что ты не можешь петь.
— Хорошо, — ответил Сигмунд. — Я уже достаточно сказал.
— Согласен, — поддержал идею Монс.
— Но после концерта ты можешь говорить все, что хочешь, — сказала Эллен Кристина. — Потому что у тебя ведь может неожиданно начать ломаться голос.
Девочки собирались уйти в десять часов, но песни закончили записывать только в начале двенадцатого. Маркусу показалось, что у него тоже немного начал ломаться голос, но Сигмунд был очень доволен.
— Бента влюбится в меня до смерти, как только это услышит, — сказал он, когда Маркус провожал его в коридор.
— Ты думаешь? — спросил Маркус и почувствовал укол там, где, ему казалось, должно быть сердце.
— Да. Спасибо.
— Не за что.
— Есть за что, Маркус, — возразил Сигмунд. — Я знал, что ты согласишься. Поэтому я прихватил тебе подарок.
— Еще один?
— Да.
Сигмунд вынул из сумки сверток.
Маркус его развернул. Там была книга.
— Сирано де Бержерак?
— Это пьеса, — сказал Сигмунд. — И она о том же самом.
— О чем?
— О том, кто влюблен, но не может в этом признаться. Сирано помогает ему так же, как ты помогаешь мне. Когда ты прочтешь пьесу, ты поймешь, что это возможно.
— Большое спасибо. Почитаю, когда будет время.
— Почитай сегодня ночью.
— Если будет время.
— Тебе понравится.
— Хорошо, я прочту.
— Да, пожалуйста. Пока, Маркус.
— Пока. Сигмунд?
— Да.
— Заткнись!
Сигмунд кивнул, и Маркус закрыл дверь с удовольствием. Он только что сказал то, что должен был сказать давным-давно.
* * *В половине второго Маркус закончил читать пьесу Эдмунда Ростана о Сирано де Бержераке.
Он лежал и смотрел в потолок и думал о прочитанном.
Сирано жил во Франции очень давно. Он был влюблен в прекрасную Роксану, но считал, что у него нет никаких шансов, потому что у него был ужасно некрасивый нос. Другой человек, которого звали Кристиан, тоже был влюблен в Роксану. У него был прекрасный нос, но он не умел разговаривать со своей возлюбленной. Это умел Сирано, у которого невероятно хорошо получалось говорить о своих чувствах. Поскольку он был хорошим человеком, но в первую очередь потому, что у него был такой некрасивый нос, он предложил помочь Кристиану поговорить с Роксаной.
Однажды ночью Кристиан встал под балконом дома, где жила Роксана, а Сирано спрятался в кустах и шептал прекрасные слова, которые должен был произнести Кристиан.
Роксана пришла в восторг, но когда Кристиан начал заикаться, пришлось Сирано говорить за него. Все было хорошо, потому что, несмотря на некрасивый нос, голос у Сирано был прекрасным. Пока он лежал, спрятавшись в кустах, и признавался в любви Роксане, Кристиан стоял под балконом и делал вид, что говорит он. Роксана влюбилась до смерти. В Кристиана. Потому что она думала, что говорит он. Таким образом, она приняла всю любовь Сирано, хотя вовсе не понимала, от кого она исходит.
Маркус закрыл глаза и подумал, кем он больше хотел бы быть — Сирано или Кристианом. В конце концов он решил, что не хочет быть ни тем, ни другим. Лучше быть Роксаной, подумал он и заснул.
* * *На следующее утро Маркус заклеил серьгу пластырем. Ведь он проколол бровь только для того, чтобы послать тайный сигнал Бенте. Он вовсе не хотел посылать сигналов другим, сигналов о том, что Маркус Симонсен пытается стать крутым. Он совсем не хотел быть крутым. У него был крутой товарищ, и этого было довольно. Сам он предпочитал быть как можно менее крутым. Если пытаешься быть крутым, всегда найдется кто-нибудь, кто обнаружит, что это не так. Десятый закон Маркуса Симонсена. Он не собирался снимать пластырь до концерта. А тогда серьга будет очень естественно сочетаться со всем костюмом, и никто на нее не обратит внимания. Кроме одной девушки. Может быть.
Он встретился с Сигмундом на углу.
— Я заклеил пирсинг пластырем, — сообщил Маркус.
Сигмунд кивнул. Какое-то время они шли молча.
— Как, ты думаешь, все пройдет сегодня вечером? — спросил Маркус.
Сигмунд не отвечал.
