Екатерина Завершнева - Высотка
Этот номер со шляпой фокусника я уже видела, и не однажды. За сушками последовали хлеб и сыр, а вместо волшебного кролика появилась курица-гриль в промасленной бумаге (наверняка перепачкала в рюкзаке все остальное, подумала я и тут же устыдилась — какое мещанство!.. ну перепачкала… что бы там ни было, шоу маст го’он!).
Когда он же успел, ведь мы были на виду друг у друга целый день?
— А теперь — гвоздь программы! — объявил Баев и достал из рюкзака полиэтиленовый мешок с конфетами. — Извини, пирожных не выдали, но тут кое-что на замену. Питерские, «Мишка на севере».
— Если честно, я видел, как ты их покупал у вокзала, — сказал прямодушный Петя.
— Видел он… Мне мужик мамой клялся, что они только вчера прибыли в Москву, утром с поезда.
Петя развернул конфету, положил ее в рот и причмокнул:
— Божественно. А что тут у нас написано? Кондитерская ф-ка им. П. А. Бабаева, Москва.
— Дай сюда, — Баев выхватил у него фантик. — Действительно.
— Подумаешь, — сказала я. — Дайте мне.
— Между прочим, это еще не все, — продолжал Баев, чувствуя, что аудитория теряет к нему интерес. — Попрошу аплодисменты.
В рюкзаке оказалось две бутылки токайского.
— А давайте разложим диван и устроим симпозиум, — сказала я.
Очень хотелось есть.
Пили за клуб винопутешественников, за Питер среди нас, за относительность пространства и времени, благодаря которой мы, не слезая с диванчика, переместились в культурную столицу нашей родины, лежим на травке у музея, обнимаемся на ступеньках Инженерного замка, идем по Фонтанке, взявшись за руки, я посерединке.
(Последнее, что сказал Гарик, когда перестал плакать и сморкаться — если узнаю, что ты поехала с ним в Питер, прокляну. Не смей, это мой город. Мальчикам из гитлер-югенда там не место.)
Потом Баева непреодолимо потянуло на юг.
Как, вы не знаете, что такое Одесса первого апреля? Да вы ничего в этой жизни не знаете! — возопил Баев, которого осенило третий раз за сегодняшний день, если считать осла, а осел дорогого стоил, его надо было посчитать. Отличная задумка, похвалил он сам себя, едем через Киев, потому что прямых билетов на Одессу в это время нет — ни платных, ни бесплатных. Позвоню одноклассничкам, они присоединятся. Из Одессы рванем ко мне, предъявим Аську родителям. И попробуйте что-нибудь возразить, несогласных отдам на съеденье Самсону, живьем. Кстати, за время нашего отсутствия он потеплеет, соскучится по мне и позабудет о плохом, только надо привести комнаты в порядок. Завтра с утречка я на вокзал, а вы с Петькой — за уборку. Петух, тебе сколько билетов — один или два?
Петя смущенно ответил, что он пока не знает.
Любопытно, любопытно. Определись до понедельника, мы подождем, ну и уборку заодно отложим, в субботу грешно.
А как же практикум? — робко спросила я.
Отработаешь, ответил Баев. Первое апреля один раз в жизни бывает, если оно действительно первое.
Потом Петька заснул, привалившись к баевскому плечу, а мы продолжили вчерашний разговор о людях, которым ведом сверхсмысл. Несомненно, такие люди есть — БГ, например, или Пинки, особенно ранние, времен «Meddle». Ты слушаешь, сверхсмысл летит прямо в лицо, как огненный шар, и не надо уклоняться, надо ловить. Это очень просто: вот сейчас мы говорим, а над нашими головами зависают оранжевые шары, их можно передавать, перебрасывать друг другу, и мы оба как будто внутри тюльпана, который раскрылся и занял всю комнату, от стены до стены. Чувствуешь?
Не надо глаза пялить, лучше зажмурься и представь, имэджин, включи третью передачу, аккуратно, потому что в правом углу висит такая штуковина, похожая на смятую консервную банку, и наблюдает за нами. Она нехорошая, мы ее сейчас общими усилиями подвергнем аннигиляции. Сосредоточься и вообрази узкий голубой луч. Бац! — и она обратилась в пепел. Теперь следи, как он оседает — перышками, спиральками… Туда ей и дорога — не люблю наблюдателей. Вечно понаставят по углам.
Запомни, лучшие цвета для путешествий, продолжал наставлять он, это оранжевый и зеленый. Если ты в них — значит, поле к тебе расположено. Фиолетовый — цвет опасности, не суйся в него, тем более в одиночку. Я-то опытный лоцман, проведу по фарватеру и без потерь. Но вообще-то подобные игры — опасная штука. Не играй в них с теми, кого ты плохо знаешь. А потом, когда освоишь азы, я покажу, как выходить из тела.
Заметив мое недоумение, он поспешно добавил, что выходить из тела прямо сейчас было бы непростительной ошибкой, потому что оно источник всяческих благ, отказываться от которых глупо. Кроме того, бродить в виде астральной сущности по коридорам ГЗ — преотвратнейшее занятие, кого только не встретишь. Да не пугайся ты, это шутка, сказал он и расхохотался, несколько инфернально, как мне показалось.
Баев, ты что — любитель эзотерики? — изумленно спросила я.
Нет, ответил он, ни в коем случае. Сам дошел, эмпирическим путем. Не хочешь — не играй, но это хорошо тренирует интуицию. Ты угадываешь, что вижу я, и наоборот. И так, пока не наступит полное единодушие. Пете я не говорил, он существо приземленное, физик, что с него взять. А ты вполне способна обучиться цвету. Во-первых, мы с тобой сможем общаться без слов, во-вторых, ты будешь лучше понимать людишек, или управлять ими, если угодно, но это уже отдельная тема, для тебя, судя по всему, не слишком актуальная.
Сосредоточься-ка на тюльпане, дюймовочка. Он обнимает нас своими алыми лепестками, а мы внутри, защищенные, настроенные друг на друга как никто, как нерожденные близнецы, а Петька подкидыш, он подсадной, но не выгонять же его из тюльпана.
Наигравшись в цвета, прослушав «Meddle» («Echoes» — дважды), перешли к важнейшему из искусств. Я сбегала к Машке, взяла кассету, и ничего, что посреди ночи, Машка почти не ругалась, а Серега даже не проснулся. «Zabriskie Point» — история о нас, возбужденно шептала я. Тот парень, он ведь безбилетник, да? Угнал самолет. Не сомневаюсь, ты на его месте поступил бы также.
Э, нет, возразил Баев, не делай из меня придурка. Если бы я угнал самолет, за ради тебя покатать, то потом аккуратно стер бы пальчики со штурвала и оставил бы дивайс в пустыне. Кому надо найдут. И вообще, я созрел для чая, сказал он, зевая, но тут отрубили свет.
— Опаньки. Ни музыки, ни кино, ни кипятка. Впрочем, чай можно из-под крана заварить — здесь вода идет градусов восемьдесят, почти белый ключ, — оживился он.
— Она же противная, — сказала я.
— Давай попробуем! — настаивал Баев.
— Отравитесь, — заявил Петя спросонок, но довольно отчетливо.
— Ты не спишь?
— Спу. А который час?
— Четыре с хвостиком.
— Черт, опять маме не позвонил, — пробормотал он и отключился.
Мы переложили его на край дивана.
Пойдем на крышу? Или на смотровую, погуляем?
Аська, я бы придавил часик-другой, сказал Баев умоляюще. Нет, все хорошо, прекрасно и удивительно, и мы умеем сгорать как спирт в распростертых ладонях, но… День должен когда-нибудь кончаться, дюймовочка. Нажмем на паузу, ладно?
Гражданское состояние
Баев позвонил домой, чтобы сообщить о приезде, и между делом прибавил — буду не один.
С Пашей? — спросила мама. — Нет. — С Петей? — Может, и с Петей. — Данька, перестань крутить, скажи, с кем? — С одной девицей. —?.. — Ну мама, ну что тут непонятного — с девицей!.. — сказал Баев сурово и связь оборвалась. Петя, присутствовавший при разговоре, заметил, что это первый случай на его памяти, когда Баев забуксовал и даже смутился, и что он, Петя, жаждет продолжения и просит зарезервировать место в первом ряду, потому что на смотринах еще ни разу не присутствовал.
(Ага, позубоскалил, а потом сел в ту же лужу. Взял да и поехал с девицей.)
Назавтра Петя раструбил по факультету, что собирается в Одессу и взял бы кого-нибудь на прицеп. К нему подошла первокурсница и спросила — а правда, что ты едешь, и он ответил — правда, и она сказала — я тоже хочу, а он ей — давай. Вот и вся история, которую Петька изложил нам нарочито безразличным тоном. Бедняга еще не догадывался, что его ждет, однако в надежде на лучшее взял билеты в купе, на все четыре места, чтобы сдать два верхних перед отправлением поезда и остаться с первокурсницей наедине.
(Интересно, это Баев его надоумил или он сам сообразил?)
Таким образом, первый ряд на смотринах был зарезервирован именно для нас. Почему Петька ее прячет! — волновалась я. Когда нам, наконец, покажут девицу? Если у него что-то серьезное, то нам с ней жить. Нет, возразил Баев, если это серьезно, то Петю мы потеряли. Вот и думай теперь, что лучше. Я бы предпочел, чтобы он остался холостым. Или нет.
Погоди, сказала я, надо сначала ее увидеть, а выводы потом. Какая свекровь пропадает, хихикнул Баев, погляжу я на тебя лет через двадцать… Но сейчас — во избежание несчастных случаев — давай тему не муссировать, девушку не обсуждать и тем более не пугать, если она действительно есть в природе.
