Нодар Джин - Я есть кто Я есть
Жена сказала как-то цаддику: «Ты молился сегодня долго, и долго молил Господа сделать так, чтобы богачи были щедрее к нищим. Услышал ли Он тебя?» Цаддик ответил: «Пока лишь наполовину: нищие уже готовы принять помощь от богачей».
Наутро после Йом Кипур бердичевский цаддик пригласил к себе местного портного и попросил его пересказать все, о чем тот накануне молил Бога. Портной сказал: «Я объявил Господу: „Ты, Господи, ждешь, чтобы я раскаялся в своих грехах, но они ничтожны. Да, я пошил не так, как следует, да, не всегда мыл руки перед едой. Но ведь Сам Ты, Господи, грешил больше: лишал мать ребенка, у детей отнимал кормильцев. Так давай же сочтемся: если Ты простишь меня, прощу и я Тебя!“» Цаддик заметил: «Ох, зря ты простил Бога так быстро! Тебе следовало заставить Его отпустить грехи всему Израилю!».
Жена одного из недругов бердичевского цаддика, повстречав его как-то на улице, окатила ведром воды. Он поспешил в синагогу и взмолился Господу в таких словах: «Господи, не спеши наказывать эту бабу. Должно быть, она поступила так по велению мужа, а посему оказала себя послушной женой».
Обычно бердичевский цаддик лично обслуживал своих гостей. Он подавал им пищу и сам стелил им постель. Когда его спросили — почему он не поручит это своему слуге, цаддик ответил: «Гостеприимство может быть истинным лишь если оно бескорыстно, а мой слуга получает за свои труды деньги».
Люблинский цаддик сказал: «Грешник, сознающий свою греховность, лучше праведника, убежденного в собственной праведности. Первый правдив, второй же лжив, ибо никто еще не жил безгрешно». Он говорил также: «Истинные хасиды рождаются очень редко. В одном городе трудно найти двух хасидов, но одного не достаточно. Стало быть, в каждом городе должно быть полтора хасида, причем каждый должен считать себя половиной, а другого — целым».
Цаддик «Джуд» сказал: «Как известно, всякий отец стремится помочь сыну стать ученым и набожным евреем. Тот, в свою очередь, пытается позже сделать то же самое. Да наступят же, наконец, времена, когда каждый отец сам будет стремиться быть добронравным евреем вместо того, чтобы переложить эту ношу на плечи своего потомка!».
Рабби Аарон Лейб из Перемышля направился как-то с визитом к жившему в соседнем местечке цаддику. Узнав об этом, местные хасиды высыпали на дорогу встречать высокого гостя. Завидев их еще издали, Рабби спешно обменялся одеждой со своим извозчиком, дабы избежать ненавистных ему почестей. Тем не менее сам цаддик, к которому направлялся высокий гость, распознал его по благородному выражению лица. И вот, пока хасиды учтиво пожимали руку переодетому извозчику, цаддик поклонился Рабби. Позже, отвечая на вопрос — как же он догадался об обмане, цаддик рассмеялся: «Один плут не сможет провести другого».
Коцкерский цаддик сказал: «Надо заботиться о своей душе и чужой плоти. Не наоборот».
Рабби Исаак Меир из города Гер потерял всех своих тринадцать сыновей. Когда умер последний, мать не хотела слышать никаких утешительных слов, но он сказал ей: «Дети наши умерли не зря. Если с кем-нибудь случится такая же беда, он припомнит, что мы с тобой потеряли всех детей, и это убережет его от того, чтобы разгневаться на Бога».
Герский цаддик спросил как-то у молодого человека сведущ ли тот в Торе. «Немножко», — ответил тот. «Больше, чем немножко никому еще не удавалось изучить нашу Тору», — возразил цаддик.
Пюльнерский Рабби сказал: «Тора сравнила евреев с песком на морском берегу. Каждая песчинка — сама по себе, и только огонь спаивает их в стекло воедино. Так же расщеплены все израильтяне, и нужна беда, чтобы всех их соединить».
Каривский цаддик сказал: «Не презирай брата своего только потому, что сам ты не прегрешаешь. Если б он был тобой, не прегрешал бы и он, и если б ты был им, прегрешал бы и ты. Прегрешение человеческое обусловлено не только его волей, но и многими иными вещами».
Бершидский цаддик сказал: «Вымолить прощение за грех меланхолии не легко. Расскаиваясъ в нем, человек впадает в меланхолию более глубокую, ибо сознает, что он грешен».
Рабби Hoax Лехвицкий сказал: «Человека очень часто определяют как „маленький мир“. Это следует понимать вот как: если человек мал в собственных глазах, — он действительно „мир“, но если он в своих же глазах является „миром“, он в таком случае мал».
Он сказал также: «Мучиться — это значит грешить. Лишь в одном случае позволено мучиться: мучиться оттого, что мучится другой».
Рабби Лейб из Ланцута был состоятельным купцом и прекрасно разбирался в Торе. Обанкротившись, он впал в нищету, но не перестал заниматься Торой. Жена возмутилась: «Как это ты не ведешь и бровью, растеряв все свои деньги!» Тот ответил: «Господь одарил меня быстрым разумом. Другой стал бы горевать целый год, а я сделал это в одно мгновение!».
Рабби Мендел из Любовичи не позволял себе гневаться на что-нибудь раньше, чем не вычитал бы в «Шулхан Аруке» — позволительно ли на это гневаться. Подумайте, однако, возможно ли сохранять гневный пыл, пока роешься в столь громоздкой книге?
Цаддик из города Цупенстар застал как-то своих хасидов за шахматной партией. Он сказал: «Правила этой игры должны научить вас немалой мудрости: жертвуя одной фигурой, вы выигрываете две; ничто не имеет права сделать подряд два хода; пешка ходит только вперед, — не назад; достигнув высшей клетки, она, однако, вправе двигаться в любом направлении».
Рабби Генах Александрийский сказал однажды: «Истинным изгнанием Израиля мне представляется то, что израильтяне привыкли к этому и смирились».
Цаддик из города Брыска сказал о каком-то филантропе: «Великолепный человек, но есть у него один недостаток. Он наслаждается своими пожертвованиями так самозабвенно, что хотел бы видеть всех в бесконечной нужде».
Цаддик из города Царткова перестал вдруг читать проповеди. Когда его спросили о причине, он ответил: «Много путей ведут к утверждению Торы. Один из них — молчание».
Некий хасид, наслышавшись о знаменитом Рабби Израиле Меи-ре ХаКоэне из города Радин, спросил у его учеников: «Правда ли, что ваш цаддик творит чудеса?» Те ответили «Вы считаете чудом — когда Господь исполняет волю вашего цаддика. Мы же считаем чудом — когда доподлинно оказывается, что наш цаддик следует воле Господа».
Тот, кто считает, что может жить без людей, ошибается. Тот, кто считает, что люди не могут жить без него, ошибается вдвойне.
Преследуя счастье, мы убегаем от удовольствий.
Дурные привычки легче бросить сегодня, чем завтра. Нужда улучшает человека, везение ухудшает. Страх перед неудачей хуже самой неудачи.
Еврей спросил Рабби: «Куда бы мне ни деться, всюду сталкиваюсь с предрассудками против евреев; и вот я подумываю — не креститься ли мне? Тем более, что это ничего во мне не изменит, ибо мне плевать на христианство. Прав ли я, Рабби?» Тот ответил: «Знаешь ли ты, что Тора сравнила евреев с песком. Пока песок сух, — это песок. Но что с ним станет, если слить воду?»
Бойся лишь двух вещей: Господа нашего и человека, который Его не боится.
Тому, кто ищет друзей без недостатков, жить без друзей. Бойся того, кто боится тебя.
Тот, кто доверяет себе, обретает и чужое доверие.
Тому, кто не умеет выживать в тяжкие времена, не дожить до лучших.
Будем же как стрелы, устремляющиеся к центру круга и сливающиеся там. Но не будем как параллельные линии, каждая из которых — сама по себе.
Одного цаддика попросили помолиться за какого-то приболевшего богохульника. Цаддик стал уговаривать Бога в таких словах:
Если судить строго, этот больной, быть может, и заслуживает смерти. Но лишь самым обычным судьям вменяется судить виновника за его злодеяния. Между тем любой царь, будучи главным судьей в стране, волен помиловать преступника вопреки требованию закона. Ты, Господи, выше любого царя; Ты — верховный судья всей земли и волен обходить любой закон. Посему молю Тебя, Господи, выказать Свое право на помилование, ибо сказано Авраамом (Бытие, 18:25): «Судья всей земли не нуждается в том, чтобы убеждать нас в своей справедливости».
ТРАДИЦИОННОСТЬ СПИНОЗЫ
Хотя сефардский еврей из Амстердама Барух Спиноза (1632–1677) принадлежит хронологически к эпохе Средневековья, дух его творчества настолько современен, что многие испытывают соблазн отсчитывать новый период в истории мысли со времени появления его трудов. Помимо прочих соображений их, однако, удерживает от этого факт, что судьба Спинозы сложилась скорее на типически средневековый, нежели современный лад: в 23 года, будучи студентом Талмудической Академии, по окончании которой ему предстояло стать раввином, Спиноза был изгнан за свое свободомыслие из еврейской общины и предан анафеме.
