Раймон Кено - Упражнения в стиле
— Вот от такой бессмысленной трепотни меня просто тошнит, — возмутилась Зази. — Да какое метро может быть в нашем захолустье?
— Настанет день, и оно будет, — сказал сенмонтронец. — Метро придет к нам вместе с прогрессом. Тогда оно будет везде. И это будет просто классно. Метро и геликоптер — вот будущее городского транспорта. Садишься в метро и едешь в Марсель, а обратно возвращаешься геликоптером.
— А почему не наоборот? — поинтересовалась вдова Аз, в которой прирожденное картезианство еще не до конца было помрачено нарождающейся страстью.
— Почему не наоборот? — используя анафорический зачин, отвечал водитель. — А из-за скорости ветра.
И он обернулся назад, желая посмотреть, какое впечатление произвел его хитроумный ответ, вследствие чего тут же врезался в автобус, стоявший во втором ряду. В тот же миг появился Федор Балванович и завел дискурс следующего содержания:
— Что, водить не умеем? A-а, все понятно... провинциал... Вместо того чтобы создавать аварийную обстановку на парижских улицах, сидели бы лучше в своей дыре...
— Смотри ты! — воскликнула Зази. — Да это ж Федор Балванович! Вы не видели моего дядю?
— За дядей! — вскричала вдова Аз, выкарабкиваясь из тачки.
— Э, да тут не так все просто, — объявил Федор Балванович. — Надо разбираться. Видите, вы повредили мое орудие производства.
— Вы стояли во втором ряду, — защищался сенмонтронец. — Это запрещено правилами.
— Кончайте спор, — обратился к ним Зашибю, тоже выбравшийся на волю. — Разберемся.
— Не пойдет, — запротестовал Федор Балванович. — Вы приехали с ним. Вы небеспристрастны.
— Раз так, валяйте разбирайтесь сами, — бросил им Зашибю и, обеспокоенный, ринулся на поиски вдовы Аз, которая растворилась в неизвестности, предводительствуемая девчонкой.
XI
На террасе кафе «Два дворца» Габриель, попивая пятый стакан гранатового сиропа, витийствовал перед многочисленной аудиторией, каковая внимала ему с величайшей сосредоточенностью, тем паче что франкофонная ее составляющая была крайне ничтожна.
— Так почему бы, — вопрошал он их, — не наслаждаться этой краткой жизнью, когда довольно малости любой, чтоб нас ее лишить. Ведь малостью она порождена и малостью же одушевлена, от малости малейшей убывает, ее любая малость убивает. Да кто, скажите, смог бы смиряться под ударами судьбы[*] и с униженьями, ведущими к карьере, с мошенничеством наглых продавцов и с ценами хапужных мясников, с разбавленным водою молоком, с придирками отцов и матерей, с жестокостью учителей и с грубой руганью капралов, с бесчестностью власти предержащих и стонами пред властью той дрожащих, с бескрайностью пространств молчащих[*] и с неизбывною капустной вонью иль безучастностью лошадок карусельных, когда б не знали мы, что размноженье малюсеньких злокачественных клеток (жест) иль траектория случайной пули, что пущена бестрепетной рукой какого-то бездумного субъекта, все эти мелочи, досадные весьма, нежданно во мгновенье ока в сиреневой развеять может дали? И я, сидящий перед вами, над этою проблемою не раз, признаюсь откровенно, размышлял, когда кретинам вроде вас в балетной юбочке воздушной я ляжки демонстрировал свои, что от природы крайне волосаты, но выбриты весьма профессьонально. Да, кстати, должен сообщить, что, ежели желаете, вы сможете сегодня же вечером узреть это представление.
— Ура! — вскричали польщенные туристы.
— Ну, дядь, ты пользуешься все большим успехом.
— А, это ты, — совершенно спокойно отметил Габриель. — Как видишь, я по-прежнему жив и даже преуспеваю.
— Так ты показал им Сент-Шапель?
— Им немножко не повезло. Там как раз уже закрывали, и они единственно успели пробежать стометровку мимо витражей. Вот такущие (жест) витражи. Они были в восторге (жест). Не правда ли, май дарлинг фрау?
Отмеченная туристка восторженно закивала.
— Ура! — взорали остальные.
— Хватай гиднапперов! — закричала вдова Аз, которая появилась в сопровождении Зашибю.
Мусормен приблизился к Габриелю и с почтительным поклоном осведомился о состоянии его здоровья. Габриель лаконично ответствовал, что со здоровьем у него все в полном порядке. Тогда Зашибю продолжил допрос, затронув проблему свободы. Габриель заверил собеседника, что свобода его беспредельна и что это его вполне устраивает. Разумеется, Габриель не отрицал, что поначалу имело место бесспорное посягательство на его самые неотъемлемые права, однако, адаптировавшись к новому своему положению, он изменил его настолько, что похитители стали его рабами и теперь он по своему усмотрению распоряжается их свободной волей. В заключение же он сообщил, что терпеть не может, когда полиция сует нос в его дела, и, дабы продемонстрировать, что подобные ее действия ему отвратительны до такой степени, что хочется блевать, он извлек из кармана шелковый носовой платок цвета сирени (естественно, не белой), однако благоухающий одеколоном «Топтун» от Дристиана Киора, и утер им шнобель.
Подвергшийся газовой атаке Зашибю извинился, откозырял Габриелю, вытянувшись по стойке смирно, затем, сделав по уставу поворот кругом, удалился строевым шагом и растворился в толпе, сопровождаемый семенившей следом вдовицей Аз.
— Здорово ты его отбрил, — похвалила Зази Габриеля, усаживаясь рядом с ним. — Мне мороженое, клубничное и шоколадное.
— Кажется мне, где-то я уже видел эту харю, — пробормотал Габриель.
— Ну, а теперь, когда этот мусоршмитт улетел, ты, может, наконец мне ответишь? — поинтересовалась Зази. — Скажи-ка, дядя, гормосенсуалист ты или нет?
— Да клянусь же, клянусь, нет.
И Габриель, воздев руку, плюнул на землю, чем несколько потряс туристов. Он было уже собрался объяснить чужеземцам этот древний галльский обычай, но Зази отвлекла его от дидактических поползновений, спросив, почему же тогда субчик обвинил его в том, что он гормосенсуалист.
— Опять двадцать пять, — простонал Габриель.
Слабо соображающие туристы начали уже смекать, что тут что-то не так, и принялись тихо обсуждать ситуацию, обмениваясь выражениями на своих родных диалектах. Одни склонялись к мнению, что девчонку следует утопить в Сене, другие же стояли на том, что ее нужно запаковать в плед и сдать в камеру хранения на каком-нибудь вокзале, предварительно плотно обложив ватой для вящей звукоизоляции. Но ежели никто не согласится пожертвовать пледом, вполне может сойти и чемодан, правда, в этом случае ее придется изрядно уминать.
Обеспокоенный этими тайными переговорами, Габриель решился пойти на уступки.
— Ладно, — сказал он, — сегодня вечером я тебе все объясню. Верней, ты все увидишь собственными глазами.
— Чего увижу?
— То, что увидишь. Обещаю тебе.
Зази передернула плечами.
— Видела я обещания...
— Хочешь, я еще раз плюну на землю?
— Не надо. А то еще в мороженое попадешь.
— Тогда не приставай ко мне. Ты увидишь, я тебе обещаю.
— А что такого увидит эта малышка? — поинтересовался Федор Балванович, завершивший урегулирование последствий столкновения с сенмонтронцем, который, кстати сказать, выказывал пылкое желание поскорей свалить отсюда, к чертям собачьим.
— Я веду ее сегодня в «Золотой петух», — отвечал Габриель (жест). — И остальных тоже.
— Минутку, — прервал его Федор Балванович. — Этого нет в программе. Мне нужно их сегодня пораньше уложить, потому что завтра утром они канают в Гибралтар, к седым камням. Такой у них маршрут.
— Во всяком случае, идея им понравилась, — сказал Габриель.
— Они не представляют, что их ждет, — заметил Федор Балванович.
— Зато им будет что вспомнить, — сказал Габриель.
— И мне тоже, — сказала Зази, вдумчиво продолжая эксперимент по сравнительному поглощению клубничного и шоколадного мороженого.
— Да, но кто будет платить в «Золотом петухе»? — поинтересовался Федор Балванович. — Если надо приплачивать, они не пойдут.
— Не боись, они у меня в руках, — заверил Габриель.
— Кстати, — сказала ему Зази, — мне кажется, сейчас самое время вернуться к вопросу, который я хотела тебе задать.
— Перетопчешься, — обрезал ее Федор Балванович. — Дай поговорить взрослым.
Потрясенная Зази закрыла варежку.
Мимо как раз пробегал халдей, и Федор Балванович остановил его.
— Принеси-ка мне пивного соку, — сделал он заказ.
— В бокале или в банке? — спросил халдей.
— В гробу, — ответил Федор Балванович и знаком дал понять халдею, что тот свободен.
— Ну, классная шутка, — рискнула выразить восторг Зази. — Такого даже сам генерал Вермо не придумал бы.
Но Федор Балванович не обратил внимания на слова соплячки.
— Так ты думаешь, — обратился он к Габриелю, — их можно будет раскошелить на сверх того?
