Мишель Жуве - Похититель снов
— А вы что, его хорошо знаете?
— Я была в Лионе, в вашей лаборатории, в прошлом году.
— В его лаборатории, — заметил я.
— Ну да, ваш брат однажды даже пригласил меня домой, но ни его жена, ни дети ничего не говорили про вас.
— Вы знаете, дорогая мадам, это ведь своего рода семейный секрет. Я ведь белая ворона. Мой брат стал настоящим ученым, а я — неудачник. Тот, кто ничего не может довести до конца. Но ни мои племянники, ни моя племянница меня не стыдятся, чего — увы! — нельзя сказать о моей золовке, — продолжал я.
Бьянка все еще сомневалась.
— He могу поверить своим глазам. Вы совершенно одинаковы.
— Есть несколько признаков, которые позволяют нас различить — в физическом плане, конечно. У меня есть шрам на спине, которого нет у него. А если бы, по случаю, вы узнали моего брата интимно, то обнаружили бы черное родимое пятно у него на мошонке, которого нет у меня.
Она покраснела.
— Я вас умоляю. Во всяком случае, ваш брат поделикатнее вас!
— Прошу прощения. Мой брат ведь только с кошками общается. Он и стал вежлив, как кот: молчит и мурлыкает.
— А росли вы вместе?
— До войны да. Потом он ушел в армию, занялся медициной. Я остался дома и поступил на научный факультет.
— По какой специальности?
— Биологическая океанография. Моя диссертация была посвящена половой жизни гигантского кальмара.
Удивительно, как легко я выдумывал мою новую, виртуальную жизнь! Я в самом деле становился другим человеком и уже с некоторым сожалением и снисходительностью посматривал на того, «другого», которого я покинул, быть может, навсегда…
— Вы много путешествовали?
— При моей работе — даже слишком, особенно в сторону Антарктики. Туда, где размножаются гигантские кальмары. У них глаза — как кастрюли, тридцать сантиметров в диаметре!
— Терпеть не могу этих осьминогов… А вы часто видитесь с вашим братом?
— Не очень. Я сюда приехал, потому что испытывал денежные затруднения. А сейчас они еще более обострились. Я абсолютно нищ. Меня только что обокрали. Украли мой бумажник с кредитными карточками, паспорт и чековую книжку. Вот почему я корчу шута с этими голубями — чтобы раздобыть несколько тысяч лир. Воровство — это здесь национальный вид спорта. На самом деле везде так, и во Франции творится то же самое, — заметил я, спохватившись, что она может обидеться. — А вы, дорогая мадам, тоже, как мой брат, изучаете кошек и крыс?
— Нет, я изучаю сон и сновидения у людей. Я психолог. Меня зовут Бьянка Ф., я из Турина.
— Можно я буду называть вас Бьянка, моя дорогая?
— Как вам угодно. А как мне вас называть, вы ведь так похожи на брата-профессора?
— Зовите меня Морис, или Маурицио. Вы изучаете сновидения у близнецов?
— Да, но это сложно. Было бы потрясающе сравнить сны у вас и вашего брата!
— Мой брат всегда просит меня описать сны, которые запомнились. Но я всегда смущаюсь, ведь это дело слишком уж интимное… А кстати, как он поживает?
— А разве вы его еще не видели?
— Нет, но я ему звонил, просил денег. Мне снова пришлось выслушивать его нотации. В психологическом плане мы совершенно разные, что обидно, так как противоречит его теории…
— Да, на прошлой неделе, на конференции в Венеции, ваш брат полностью отказался от своей теории. Он в нее больше не верит. Может, и из-за вас. В самом деле, у вас, похоже, совсем иной психологический профиль. Не могу себе представить, что ваш брат позволил себе фотографироваться с голубями на голове, чтобы вытянуть деньги из японских туристов! А вы женаты?
— К счастью, нет. Мне кажется, что я приношу несчастье женщинам.
— А вы давно в Венеции?
— Всего три-четыре дня.
— А почему вы не поехали в Монтегротто?
— Это кошмарное место, где полно старых паралитиков. Не хочу я там встречаться с братом. Я от этого сам делаюсь больным. Я лучше подожду его здесь. А теперь у меня вообще нет ни лиры.
Наступило долгое молчание. Кажется, Бьянка начинала, наконец, верить моему рассказу.
— Хотите, поужинаем вместе? — спросила она.
— Если это не нарушит ваших планов… то с большим удовольствием!
— Теперь, когда я знакома с братом близнецом профессора Жуве, мне бы ужасно хотелось пригласить вас обоих одновременно.
«Бедная моя Бьянка, ты желаешь невозможного», — подумал я.
— Ну, может, когда-нибудь, — промямлил я.
— Мы пойдем в маленький ресторанчик возле Дзаттере с двумя моими друзьями.
— Друзьями, которые знают моего брата? — спросил я с деланым испугом.
— Нет, они его никогда не видели.
Я заметил, что на площади появились группы каких-то туристов — не то японцев, не то американцев, — на которых можно было подзаработать. Какие-то хиппи неопределенного пола (их на самом деле трудно различить) заняли мое место среди голубей. Бьянка молча наблюдала за мной. Она заметила мой золотой «ролекс» и посматривала на трость.
— Вас заинтересовала моя трость? Смотрите, Бьянка!
Я развинтил трость и показал ей два цилиндрических флакона с зеленым шартрезом и виски. — Не желаете? Это из настоящего шотландского ячменя.
— Я в самом деле начинаю верить, что вы — не Мишель Жуве. Он терпеть не может виски.
— Да, мой брат пьет только белое вино! Оно для него — болеутоляющее! Когда вы были в Дионе, он за вами ухаживал? Вы целовались?
— Это бестактный вопрос! Он был очень замкнут и сдержан.
— Бирюк бирюком. И выглядит как дикарь — вечно без галстука, в вельветовых штанах. Не умеет одеваться. Это просто интеллигентский снобизм. Надо мне было дать ему пару уроков.
— В самом деле, у вас шикарный вид и очень красивые часы.
— Бьянка, могу я вас попросить об одной услуге? Пока я валял дурака с этими голубями, они могли обгадить мой новый пиджак.
Она внимательно осмотрела пиджак со спины.
— Нет, все в порядке, вам повезло. Вообще-то голубиный помет очень трудно удалить, особенно с такой красивой ткани…
Площадь Сан-Марко становилась голубой. Перед базиликой ложились тени. Мы сидели в глубоком молчании. Я попытался положить правую руку ей на колено. Вначале как бы нечаянно, перемещая трость, потом надолго. Она никак не реагировала. «Ну, старина, подумал я, не упускай этой возможности. Если твой брат-близнец никогда не умел заходить слишком далеко, то теперь твой черед идти в атаку». Это мысль заставила меня улыбнуться.
— Чему вы улыбаетесь? — спросила Бьянка.
— Я думаю о моем бедном брате, в этих грязевых ваннах среди старых немок, сморщенных и горбатых… Вы сказали, что мой брат выступал на прошлой неделе в Венеции на какой-то конференции. Он хорошо говорил?
— На конгрессе по сну? Нет. Всех удивил тон и тема его выступления. Он почти дошел до признания того, что ошибался всю свою научную жизнь. Тяжело было это слышать. Даже противники его идей были сильно разочарованы.
— Откуда вы такая? Вы мне уже говорили, но я забыл. Я вами совершенно очарован. Вы так прелестны!
— Я из Турина, — ответила она, покраснев.
— Вы долго пробудете в Венеции?
— Только сегодняшнюю ночь. В чудной маленькой гостинице «Да Калчина» к югу от Дорсодуро; это старинный дом Джона Раскина. Я надеюсь, что смогу найти вам там номер. Я уезжаю в Турин завтра вечером.
— А вам не кажется, что этой ночью мы могли бы разделить наши сновидения?
— Chi lo sa? — она посмотрела на меня с любопытством.
— II gatto lo sa[88], — ответил я, указывая на огромного дрыхнущего кота из кафе «Флориан».
Нужно соблюдать осторожность. С чего это я вдруг заговорил о сновидениях? И не надо ее уговаривать. Ресторанное вино само все сделает.
— А завтра вы останетесь в Венеции? — спросила Бьянка. — Мне бы так хотелось встретить вас двоих и вместе сфотографироваться!
Часы на башне пробили семь часов. Жар от камней площади стал понемногу уступать место свежему бризу с канала. В течение всего дня площадь Сан-Марко меняла цвета: сначала она была розовой, потом голубой и, наконец, зеленой, как цветник из гортензий. Туристы расходились. Зажглись фонари. Пора было перемещаться в ресторан.
— Бьянка, — сказал я, — мне нужно позвонить брату в Монтегротто и договориться о завтрашней встрече. Кажется, он мне говорил, будто собирается в Рим на уикенд. Но, если позволите, я ему позвоню.
Бьянка протянула мне свой телефон, и я набрал номер отеля. Нужно было немедленно пресечь эту идею Бьянки насчет встречи с нами обоими.
— Pronto, профессор Мишель Жуве здесь? Is he in the hotel?[89]
Телефонистка надрывалась, повторяя: он не здесь, он уехал в Венецию. Я отвечал: он не оставлял записки для своего брата? Я его брат Морис. Он в Риме? В каком отеле? До какого числа? Grazie.
— Все, как я и думал, — сказал я Бьянке. Он уехал в Рим на пару дней. Хотел бы я знать, что он там делает.
