Бернис Рубенс - Пять лет повиновения
Послышался звонок.
— Это зовут к ланчу. Сегодня среда, значит, будет печенка.
В ее голосе звучало удовольствие от предвкушения обещанного блюда, но лицо сохраняло холодное, суровое выражение.
Санитарка была уже у дверей, пригласила Брайана остаться на ланч. В «Петунье» так было принято — в день прибытия новых постояльцев приглашать к трапезе их близких. У Брайана была назначена клиентка на четыре часа дня, и он от нечего делать мог себе позволить попробовать угощение повара фешенебельной богадельни. Он принял приглашение, и санитарка поспешила сообщить в столовую о присутствии на ланче гостя.
— Хотите посмотреть мою комнату? Это следующая дверь, — не отставала миссис Винтерс.
Миссис Воттс было любопытно увидеть комнату новой соседки, и она дергала Брайана за рукав. Они последовали за миссис Винтерс в ее жилище. Комната была стандартной, такой же, как и у матери, но, оказавшись внутри, Брайан ясно ощутил, что суровая миссис Винтерс живет здесь не одна. Да, похоже, она жила здесь с Иисусом Христом: Его присутствие было везде, Его светлый лик смотрел на пришедших отовсюду. Над изголовьем кровати Он провозглашал, что Он и есть любовь, на прикроватном столике Он истекал кровью на распятии. На каминной полке Он был младенцем в яслях, окруженным коровами и сеном из папье-маше. У телевизора, как бы противостоя всему, что было ниже Его, под Ним, Он возвышался в позе учителя и пророка. Его рука была простерта к заблудшим грешникам. Но все же главной фигурой всей святой композиции была керамическая Богородица, прикрытая сверху полиэтиленовым пакетом, который миссис Винтерс убирала обычно только в дни празднования Рождества. Сегодня она сделала исключение, чтобы показать гостям предмет своей гордости. Дело здесь было не просто в красивом лице Богоматери. Миссис Винтерс легонько дотронулась до святой, и от поворота руки Девы Марии заиграла мелодия «Священной Ночи». Миссис Винтерс дождалась окончания «Тихой Ночи» и опять накрыла Богоматерь пакетом. Все это походило на кусочек Диснейленда, чем, видимо, и гордилась миссис Винтерс. Сейчас она оглядывалась вокруг, пытаясь найти для демонстрации что-нибудь подходящее из своей светской жизни. Подошла к туалетному столику, где стояла большая групповая фотография, похожая на фотографию выпускников какого-то учебного заведения. Суровая сухая женщина в центре, окруженная со всех сторон детьми с застывшим страхом на лицах.
— Это мои приютские сиротки. — Миссис Винтерс гордилась собой. — Приют Святого Сердца. Я работала там старшей воспитательницей. Они звали меня матроной.
Неожиданно в ее голосе заскрежетал металл, а на лице появилась блуждающая улыбка. Было непонятно, как одно уживалось с другим. Миссис Воттс была под впечатлением от всего увиденного — бесконечные обращения к Иисусу абсолютно соответствовали ее представлениям о добродетели.
— У меня было сорок девочек и мальчиков. И все они выросли богобоязненными христианами. Я проработала там больше тридцати лет. — Улыбка смялась и увяла на ее лице, голос затих. — После ланча я расскажу вам о них.
Столовая «Петуньи» была похожа на ресторан гостиницы средней руки: отдельные столики, и на каждом из них вазочка с запылившимися букетиками петуньи, очевидно очень выносливого цветка. Вновь прибывших проводили к постоянному столику матери Брайана в углу зала с видом на зеленый газон. Столик был накрыт льняной скатертью и такими же салфетками и сервирован серебряными приборами. Миссис Воттс довольно хихикнула от такого избытка роскоши. Брайан же испугался появления лужи. Конечно, в их старом грязном жилище это было обычным делом: старые скомканные тряпки всегда валялись на всякий случай в гостиной. В их квартирке это выглядело вполне естественно и не раздражало глаз. Но случись это здесь, на толстых, мягких коврах, посреди такого великолепия, он был бы посрамлен, как ее сопровождающий и невольно ответственный за ее недержание. Он опустил глаза вниз, на ковер. К счастью, под ногами было сухо. Успокоенный, Брайан огляделся вокруг: за столиками сидело человек сорок, в основном женщины. Непаханное поле для его бизнеса. Но эта бредовая мысль тут же покинула его: все дамы были слишком стары даже для услуг первой, щадящей категории его списка. В начале своей карьеры он был бы рад и такой добыче, но сегодня, на волне успеха, «мастер» не разменивался по пустякам. Неожиданно опять вспомнил о мисс Хоукинс — коричневый гороховый виндзорский суп предательски потек по подбородку. Если она сегодня вернется к неприятному разговору, придется снова соврать. Скажет, что ее деньги надежно вложены. Если бы он мог немного поднатужиться и подзаработать, чтобы отдать ей все и отделаться от нее раз и навсегда! Но все эти «если бы» были пустыми мечтаниями — Брайан знал, что просто физически не может позволить себе больше ни одной дополнительной клиентки, даже если это будет клиентка первой категории. Его дело было успешным, но достаточно утомительным: одни разъезды чего стоили. Он брал теперь с клиенток плату за проезд, но и это не спасало. А тысяча фунтов означала годы невинных поглаживаний рук и ног… Он уже был слишком профессионален для детских заигрываний. Надо срочно избавиться от навязчивых мыслей о мисс Хоукинс, да еще миссис Винтерс лезет с пыльными рассказами о своем мрачном прошлом.
Миссис Винтерс разошлась не на шутку:
— Это были счастливейшие дни в моей жизни.
Ее ледяное лицо перечеркивало и опровергало каждое слово. На самом деле это было честным признанием одинокой и несчастливой матроны, потому что, уйдя на пенсию, она вдруг почувствовала себя еще более одинокой и покинутой.
— Должна признаться, я больше любила девочек. Они были очень полезны в хозяйстве.
Если бы она была откровенна сейчас, как перед Господом на смертном одре, то должна была бы признаться, что не любила никого: ни девочек, ни мальчиков. Девочек просто ненавидела меньше. Но за все эти годы она придумала и давно надела на себя маску любящей и доброй второй матери несчастных сироток и уже сама почти искренне верила в этот добродетельный образ.
— Я ведь и сама сирота, поэтому лучше других чувствовала их и знала их проблемы. Им больше повезло, чем мне: я росла в работном доме. Я вовсе не стыжусь этого, потому что тяжело работала и всего добилась сама.
Постепенно миссис Винтерс перешла на крик. Да, она была отталкивающе неприятна, как раз под стать его матери.
— Конечно, конечно, дорогая. Это видно.
Миссис Воттс спешила выразить уважение и подтвердить свое соответствие суровой дочери долга.
— Мне кажется, то же самое можно сказать и про меня. Не правда ли, Брайан?
Ее глаза запрещали ему противоречить, да он и сам боялся непредвиденной лужи и с готовностью согласился.
— Я ведь тоже приютская.
Мать врала. Или нет? К своему удивлению, Брайан понял, что никогда прежде ничего не слышал о ее детстве. Она всегда кляла годы своей семейной жизни и тяжкую ношу, которую несла с момента его появления на свет. Как ни старался, он не мог представить себе мать в детстве, ребенком, не важно, сиротой или нет. Сейчас он жадно слушал ее воспоминания о настоящем или выдуманном детстве. Когда она упомянула о приюте, он заподозрил ее в явной лжи из желания оказаться с миссис Винтерс в одной лодке в бушующем море жизни. Но она назвала адрес приюта, где-то на севере Англии, и сделала это довольно бойко и без запинки. Она оставила школу в четырнадцать и, как все остальные девочки, пошла в прислуги. Выполняла разную работу, но никогда не поднималась выше судомойки. Миссис Винтерс чуть запрокинула голову и подняла подбородок не в знак презрения к низким занятиям: она не одобряла пассивность и отсутствие всякой инициативы у миссис Воттс. Миссис Воттс уловила это неодобрение и уже клялась, что все так случилось не по ее вине, а из-за вражды и козней главной экономки. Миссис Винтерс будто окаменела, как она каменела всякий раз в бытность матроной, когда сталкивалась с ленью и своеволием. Бедная миссис Воттс поняла, что ошиблась уже на старте, и заторопилась перейти к беспроигрышным воспоминаниям об ужасном замужестве. Этот рассказ пришелся по душе суровой миссис Винтерс, что сразу стало понятно по ее смягчившемуся скрытой улыбкой голосу и застывшему ледяному лицу.
— А потом появился он, и это окончательно меня убило.
Это был заключительный аккорд в истории загубленной жизни миссис Воттс. На Брайана она даже не взглянула. Для убитой миссис Воттс выглядела достаточно здоровой и бодрой и так вошла в роль, что продолжала излагать подробности своих злоключений до тех пор, пока миссис Винтерс не решила покончить с этим и вернуться к своим воспоминаниям.
— Я всегда старалась вразумить своих воспитанниц по поводу брака и всего, что с этим связано, — быстро проговорила она. — Я не переставала напоминать им обо всех опасностях, которые подстерегают их, когда они уйдут от меня. Я старалась научить их, как избежать беды.
