Саша Виленский - Тридцать шестой
Потом он протиснулся в узкое отверстие, доламывая телом остатки земляной полосы, окружавшей забор гетто. А когда выполз, то в свете луны обнаружил стоящего напротив него Вадика Калиновского. Вадик стоял с карабином наперевес и, открыв от изумления рот, смотрел на перепачканного землей Марика.
«Ну, вот и все! — обреченно подумал Марик. — Конец. Надо же, как глупо. И чтобы именно эта скотина меня сейчас поймала. Значит, все. Жалко». А вслух сказал:
— Что уставился, Калиновский? Хочешь меня убить, как Анку Ружанскую убил? Давай. Вперед, фашистская твоя морда.
— Я ее не убивал. — Вадик по-прежнему держал винтовку наперевес. — А ты бежишь, что ли?
— Нет, что ты! Я просто отправился погулять, подышать свежим воздухом. Знаете, пан Калиновский, что-то не спится. — Марик вдруг ощутил, что рука его по-прежнему держит старый и ржавый садовый совок. А вдруг?.. Чего ему терять-то?
— Интересно, а ты меня сможешь сам убить или побежишь за подмогой? — Марик пошел на Вадика, стараясь смотреть прямо на него. В темноте особо было не разобрать, так, силуэт, да еще и от голода он совсем плохо видел в темноте, но из Майн Рида помнил, что противнику нужно смотреть в глаза. Тогда ты сможешь предупредить его действия. — Ну, Калиновский, давай!
Вадик поднял карабин повыше. Ствол ходил ходуном.
— Что, сука? Не можешь выстрелить в старого школьного товарища?
— Уходи, Мешков, — пробормотал Вадик. — Я не скажу никому.
— Конечно, не скажешь. Сейчас не скажешь. Потом сообщишь и утром со своими свиноедами отправишься меня искать, потому что далеко мне не уйти, да? И тогда меня пристрелит кто-то другой, а ты останешься чистеньким интеллигентным Вадиком Калиновским, который любил играть в шахматы. Вот только сейчас, Вадичка, я тебе устрою мат и ад.
Ствол карабина уперся Марику в грудь. Вадик стоял совсем близко. «Интересно, выстрелит или нет», — равнодушно подумал Марик и взялся рукой за ствол. Не выстрелил. Тогда он резко рванул винтовку к себе. Вадик безвольно отпустил ее, а Марик другой рукой со всей силы ткнул его лезвием совка в лицо, не глядя, куда пришелся удар. Под рукой что-то хрустнуло, Вадик странно хрюкнул и упал навзничь. Марик выбросил совок, перехватил карабин и подошел к нему. Лицо Калиновского было залито черным.
— Не надо, Мешков! — прохрипел он. — Не надо! Я же ничего не сделал! Я же вам помогал! За что? Я ж вам мед принес, помнишь?!
— Я не люблю сладкое, — сказал Марик и, подняв приклад повыше, со всего размаху опустил его на черное лицо Вадика Калиновского.
Потом закинул ремень карабина на плечо и быстро зашагал в сторону леса. Он ничего не чувствовал.
* * *
— Ой, Наташа, кошмар какой! — Марина смотрела на «подругу», раскрыв рот, с несчастным выражением лица.
— Наташа у нас мастер, — сказал я. — Она иногда так рассказывает, что никакого кина не надо.
— Да, — подтвердил Анатолий. — История сильная. Круто. И действительно, прямо как в кино. А что потом с Мариком стало? Он отомстил?
— Нет, — Наташка стряхнула пепел, постучав по сигаретке наманикюренным длинным пальчиком. — Он до конца оккупации провоевал в партизанах, тех полицаев так и не нашел. Его даже собирались наградить медалью «Партизану Отечественной войны», но он связался с сионистами, уехал в Палестину и представление, понятное дело, отложили. А в начале мая 1948 года его убили при штурме Латруна.
— Ну вот, — огорчилась Марина.
— Ты не представляешь, каково мне было! — пробормотала Наташа.
Вечером, когда пришла яхта, мы загрузились и пошли по Средиземному морю к морю Адриатическому. Вообще Средиземное море — интересная штука. Это куча разных морей, разных по виду и даже на вкус: вода в них разной солености, а всё вместе — одно Средиземное. Я не очень любил морские купания именно из-за этой соли, которая разводами застывала, а потом ссыпалась с тебя, что твой песок. А вот идти по морю на яхте — здорово. Тем более что внизу, в каютах, работает кондиционер, а в ящике-холодильнике нежатся во льду пивные бутылки. Плохо ли?
Особенно хорошо было ночью, когда вокруг стояла непроницаемая чернота и только в свете носового фонаря бурлила вода, рассекаемая на полном ходу. Взяв бутылку, я уселся на носу, потягивал холодное пивко, смотрел в черноту, и впервые за много месяцев мне было просто хорошо.
— Не помешаю? — сзади неслышно подошла Марина.
— Да ты что, — засуетился я. — Нет конечно!
Она села рядом со мной, поплотней закутавшись в кофту.
— Пива хочешь?
— Не, холодно… А вообще, давай!
Она сделала глоток из бутылки и так же, как и я, уставилась в ночь.
— А Толик где?
— Его Наташа усадила играть в «Монопольку». По-моему, он в нее влюбился. Чтоб Толя — и сел играть в настольные игры, кроме преферанса — я такого не припомню вообще.
— Ты нервничаешь из-за этого?
— Ну конечно. Знаешь, очень неприятно, когда твой муж на твоих глазах начинает ухлестывать за другой женщиной. Особенно такой красивой и молодой. Прям убила бы.
Я рассмеялся. Да, мы очень похожи, оба с удовольствием пришили бы своих партнеров.
— И ничего смешного! — обиженно сказала она. — А тебе все равно, что ли, что твоя подруга вот так внаглую флиртует с чужим мужчиной?
— Абсолютно! — совершенно искренне сказал я. — Понимаешь, у нас несколько иные отношения.
— Да я обратила внимание. Дело ваше, конечно, но…
— Что «но»? Договаривай, договаривай.
— А Наташа… Она… Здорова?
— В каком смысле?
— В психическом.
— А почему ты решила, что она сумасшедшая?
— Нет, не сумасшедшая, а какая-то странная, что ли.
— А, вот это — что есть то есть. Девушка она очень своеобразная.
— Понимаешь, она сегодня утром, когда рассказывала про этого Марика, говорила так, будто была свидетелем. Сколько ей лет? Двадцать пять? Двадцать восемь? А война когда кончилась?
И как я должен был ей это объяснить? Начать рассказывать про тридцать шесть праведников, заявить, что я один из них, а Наташка-вертихвостка — ангел Господень? Чтобы Марина в Дубровнике бежала от двух опасных сумасшедших без оглядки с обалдевшим от любви Толиком под мышкой?
— Видишь ли, она… — неуверенно начал я. Врать было противно, но необходимо. — Она очень творческий человек. Писатель. Пишет много и интересно и, как всякий писатель, настолько срастается со своими героями, что начинает проживать их жизнь как свою. Отсюда и странности ее многочисленные. Я ей помогаю по мере сил. — Все-таки иногда на меня находит вдохновение, и вру я изобретательно. — Издаваться помогаю, печататься, в общем, меценат. У меня ж денег немерено. — Я покосился на Марину: не прозвучало ли чересчур хвастливо, но вроде нет, слушает внимательно, глядя прямо на меня. — Вот и выбрал ее, надо способствовать молодым дарованиям.
— А где можно ее почитать?
— Пока нигде. Мы готовим к печати первый сборник рассказов.
— А, понятно.
Ни черта ей было не понятно, и не поверила она, естественно, ни одному моему слову. Но это было и не важно. Главное, что найдено правдоподобное объяснение нашим отношениям, а уж верить или нет — дело второстепенное.
— Можно личный вопрос задать?
— Конечно.
— У тебя с ней было?
Я аж подпрыгнул. Внутри подпрыгнул, ясное дело, если так бывает вообще. Снаружи я оставался спокоен и хладнокровен, как Клинт Иствуд. Значит, я все же ей интересен. Пусть совсем немножко, пусть это чисто женское любопытство, но ей интересно! А это уже много.
— Да, естественно, — я старался, чтобы голос звучал ровно. — Когда-то было. Но мы давно уже только друзья. А друг она очень хороший.
— Ну-ну. Я обратила внимание.
О, она, оказывается, умеет язвить!
Марина замолчала, продолжая кутаться в кофту. В кино какой-нибудь мачо наверняка спросил бы: «А не холодно ль тебе, красна девица?» и обнял бы ее властно, а она трепетно прильнула бы к нему, и так они плыли бы и плыли, а за кадром звучала бы сладкая музыка.
Но мы были не в кино. Поэтому я всего лишь поинтересовался, не принести ли ей чего-нибудь потеплее, а она отрицательно помотала головой.
Так мы какое-то время сидели, глядя каждый перед собой. И вновь она первой нарушила молчание.
— А какой у тебя бизнес?
— Инвестиции.
Это был самый уклончивый из ответов, которые я знал. Обычно после этого люди понимающе цокали языком и отставали со своими опасными расспросами.
— И куда ты вкладываешь?
— В проекты. Разные.
— Какие?
Ничего себе! Сейчас будем придумывать, как выпутываться.
— Нет-нет, — заторопилась она, — я в твои дела не лезу! Просто интересно, на чем можно сделать такое состояние.
Вот же язва! А казалась такой тихоней.
— Всякие проекты. Буровые вышки в Северном Ледовитом океане, поиск нефти и газа в пустынных районах Сахары, банковские спекуляции — мало ли чего.
