Маргерит Дюрас - Любовник из Северного Китая

— Тогда не говори ничего. — И тут же спрашивает дочь. — Ты вообще-то рассказываешь мне все… или все-таки нет…

Девочка опускает глаза, берет себя в руки… Говорит, что не все, но это не имеет значения. Мать отвечает, что она права. Что это не имеет совершенно никакого значения.

Входит Пауло. Мать спрашивает его, где он был. Пауло говорит: «В бассейне». Впервые младший брат говорит неправду.

Девочка и Чанх улыбаются. Мать ничего не понимает. Младший брат садится рядом с Чанхом.

Чанх «разоблачает» мать: она в который раз не устояла перед старшим сыном. Мать слушает так, словно речь идет не о ней, у нее заинтересованный и непринужденный вид. Чанх показывает на нее пальцем и говорит:

— Она дала ему помимо всего прочего еще пятьсот пиастров. Уверяет, что была вынуждена. Иначе он бы убил ее, свою мать.

Девочка смотрит на мать. Та совершенно невозмутима. Она откровенно лицемерит.

Девочка спрашивает Чанха, как поступил он, Чанх.

— Ты что-нибудь сделал?

Мать слушает с интересом. Чанх отвечает:

— Я написал отцу китайца, что старший брат украл оставшиеся деньги. Его отец написал мне, чтобы я зашел к нему. Я пошел. И он дал мне еще пятьсот пиастров для нее. Она взяла. Так все и обошлось. Пьер теперь уехал и не сможет больше воровать у нее.

Такое впечатление, что мать заснула, устав от самой себя, от всех этих историй (в том числе и от своей собственной), в которые она, непонятно каким образом, оказалась замешена.

Пауло лукаво смеется, как посмеялся бы над шуткой. Он говорит:

— Его отец заплатил за все.

Девочка смотрит на мать. Подходит и целует ее. Мать беззвучно смеется. Едва слышно вскрикивает. Опять смеется обычным для всей семьи безумным смехом. Они довольны, потому что младший брат заговорил, хотя никто не просил его об этом.

Девочка спрашивает, дал ли отец китайца деньги просто так… без всяких условий.

Чанх смеется и говорит, что единственное условие, которое поставил отец — чтобы они как можно быстрее убрались из колонии.

Все смеются до слез, особенно Пауло. Чанх продолжает:

— Его отец написал нашей матери, что ее сын наделал долгов во всех курильнях Садека и даже Виньлонга. А поскольку он несовершеннолетний, ему восемнадцать, за все долги сына отвечает мать. Если отец китайца не заплатит, то сначала наша мать потеряет работу, а потом окажется совсем без средств и в конце концов угодит в тюрьму.

Мать внимательно все выслушала. И снова начала смеяться, она просто заходится от смеха. На нее страшно смотреть.

— А если я вдруг не захочу возвращаться во Францию? — кричит она.

Никто не отвечает. Как будто она ничего и не сказала.

И она действительно больше ничего не говорит.

Девочка обращается к Чанху, повторяя его же слова:

— Значит, отец заплатил все долги с условием, чтобы мы сейчас же убирались?

— Да.

Младший брат смеется. И повторяет медленно:

— Чтобы мы убирались…

Чанх смеется, как ребенок. Он говорит:

— Все так… Пятьсот пиастров — те, что украл Пьер — отец китайца снова дал их для него, Пьера, потому что без них Пьер не сможет курить опиум, а для него это ужасно. Тогда он лежит целый день. И может убить себя. И отец китайца дает ему пятьсот пиастров. (Пауза). Потом отец написал матери второе письмо по-французски: он написал, чтобы она побыстрее убиралась, потому что ему осточертела вся эта история с братом, опиумом и опять все с тем же братом и с деньгами. Все повторяется снова и снова… этому нет конца.

Общий взрыв смеха.

— И в письмо, — продолжает Чанх, — вложено еще пятьсот пиастров для матери. Отец просит ее никому об этом не рассказывать. Потому что его собственный сын ничего про это не знает. И отец не хочет, чтобы его сын узнал про все эти деньги.

Девочка, улыбаясь, спрашивает Чанха:

— Откуда ты все это знаешь?

— Знаю и все. Люди, они любят поговорить. А у меня хорошая память… Я помню все, что касается вас… и Пьера… и даже отца китайца. Он попытался рассказать мне историю своей семьи, о том, как они бежали из Китая, я заснул, а он все говорил и говорил.

Все смеются вместе с Чанхом.

Потом мать перестает слушать. Теперь все будут говорить тише. Прошлое навевает на мать тоску.

Девочка идет во двор. Прислоняется к стене. Чанх присоединяется к ней. Они обнимаются, и впервые он целует девочку в губы, и говорит, что тоже любит Пауло. Девочка говорит, что знает об этом.

— Чанх! — окликает она его и спрашивает, поедет ли он в Сиам или куда-нибудь еще: в Европу, во Францию, в Париж. Ради меня, говорит она.

— Конечно. Ради тебя. Когда вы уедете, я вернусь в Прей-Ноп, а потом уеду в Сиам.

— Я так и думала. Пауло ты тоже об этом сказал?

— Нет. Я сказал об этом только китайцу и тебе. И больше никому.

— А почему китайцу?…

Девочка пугается. Она спрашивает Чанха, не собирается ли он разыскивать родителей и вообще, правду ли он говорит. Чанх отвечает, что он и не думал о родителях с тех самых пор, как они с ней разговаривали об этом, он думал лишь о младших братьях и сестрах, но найти детей в сиамском лесу просто невозможно. Исключено.

Девочка снова задает свой вопрос:

— А почему ты разговаривал об этом с китайцем?

— Чтобы увидеться с ним, когда ты уедешь. Чтобы подружиться с ним. Чтобы говорить с ним о тебе, о Пауло, о нашей матери, — Он улыбается. — Чтобы оплакать вместе любовь к тебе.

«Ситроен» едет по дороге. За рулем Чанх. Девочка рядом с ним. Он везет ее в Сайгон. Они должны заехать на квартиру к китайцу, прежде чем отправиться в «Льотей». Девочке страшно. Она говорит об этом Чанху. Чанх говорит, что он тоже боится за китайца.

Шолон.

Автомобиль на месте, и шофер тоже. Шофер подходит к девочке, улыбается ей. Говорит, что его хозяин пошел играть в маджонг и сейчас вернется. Еще шофер говорит, что квартира открыта. Что хозяин просил его открыть ее на случай, если она приедет раньше его.

Чанх поехал обратно в Садек.

Девочка заходит в комнату. Смотрит по сторонам. Может для того, чтобы получше все запомнить. Потом она раздевается, принимает душ, ложится на кровать, на его место у стены, туда, где еще сохранился китайский чайно-медовый аромат. Целует то место, где обычно лежит его тело. Засыпает.

Китаец появляется на рассвете.

Раздевается. Ложится рядом с ней. Смотрит на нее. Потом говорит с нежностью:

— Ты кажешься такой маленькой в кровати.

Она не отвечает.

С закрытыми глазами она спрашивает:

— Ты видел ее?

Он отвечает утвердительно.

— Она, наверно, красивая, — говорит девочка.

— Пока не знаю. Но, наверно, красивая. Она высокая, крепкая, совсем не такая, как ты. (Пауза). Она, видно, знает про нас.

— Откуда?

— Возможно, от садекских служанок, ты сама мне рассказывала: они молоденькие, как ты, им по пятнадцать-шестнадцать, и они очень любопытные. Где бы что не случилось, в каком доме, в каком поселке, они про все прознают…

— А как ты это понял?..

— Просто почувствовал. По всему. Не знаю.

Девочка говорит, что на самом деле именно в начале совместной жизни такие вещи имеют особое значение.

Китаец, поколебавшись, отвечает:

— Конечно, ты права. Но я не говорил с ней.

— Так всегда происходит в Китае?

— Всегда. Испокон веков.

— Нам это совсем непонятно… совсем…

— Да. А нам понятно. Мы как раз не понимаем, как это вы не понимаете. — Китаец молчит, потом продолжает. — Даже если мы совсем друг о друге ничего не знаем, можно ведь поговорить. Да и просто по тому, как люди молчат, смотрят друг на друга, многое становится ясно.

— Она уехала обратно в Маньчжурию?

— Нет, в Маньчжурию она больше не вернется. Она живет в Садеке, у моей тети. Завтра приедут ее родители, чтобы приготовить эту самую «комнату для новобрачных».

— Понятно.

Девочка растянулась в кресле. Китаец курит опиум. Ему опять все как бы стало безразличным.

Она говорит, что больше не слышно ни американского блюза, ни вальса, который играл на пианино молодой человек. Китаец отвечает, что, возможно, этот молодой человек переехал.

Потом китаец просит девочку подойти к нему.

Она подходит, ложится на кровать и, как он хочет, прижимается к нему всем телом, приникает губами к его губам. Они остаются в такой позе.

— Ты так накурился, — говорит она.

— Теперь я только это и делаю. Других желаний у меня нет. И любви нет. Это страшно, в это невозможно поверить.

— Как будто мы с тобой и вовсе незнакомы.

— Да. Как будто ты умерла тысячу лет назад.

Молчание. Потом она спрашивает:

— А на какой день назначена ваша свадьба?

— Вы успеете уехать во Францию. Отец узнавал. Вы все трое — среди отъезжающих в ту неделю, что перед моей свадьбой.