Эдвард Морган Форстер - Куда боятся ступить ангелы
Экипажи подали приблизительно в четверть девятого. Дождь пока шел небольшой, но вокруг было на редкость темно, и один из возниц хотел выехать сразу, чтобы не спешить. Мисс Эббот сошла вниз и сказала, что готова и может ехать первая.
- Да, прошу вас, - отозвался Филип, стоявший в вестибюле. - А то теперь, когда мы в разладе, нелепо спускаться с горы процессией. Итак, до свиданья. Все кончено, произошла еще одна перемена декораций в моем спектакле.
- До свиданья, встреча с вами доставила мне большое удовольствие. В этом отношении декорации не переменятся. - Она сжала его руку.
- Я слышу уныние в вашем голосе, - заметил со смехом Филип. - Не забывайте, что вы возвращаетесь победительницей.
- Да, как будто, - ответила она еще более уныло и села в экипаж. Филип заключил, что она боится, как-то ее примут в Состоне. Молва, несомненно, опередит ее. Как поведет себя миссис Герритон? Она может наделать массу неприятностей, если найдет нужным. Она может счесть нужным смолчать, но как быть с Генриеттой? Кто обуздает Генриеттин язычок? Мисс Эббот придется нелегко между двумя такими противниками. Ее репутация в смысле постоянства и высокой нравственности погибнет навеки.
«Не повезло ей, - подумал он. - Она очень славная. Постараюсь ей помочь чем могу».
Дружба между ними возникла недавно, но он тоже надеялся, что тут не произойдет перемены. Он полагал, что знает ее теперь хорошо, а она успела повидать его в наихудшем свете. Что, если со временем... в конце концов... Филип покраснел, как мальчик, глядя вслед ее кебу.
Потом направился в столовую за Генриеттой. Генриетты там не оказалось. В спальне тоже. От нее остался лишь лиловый молитвенник, лежавший в раскрытом виде на постели. Филип машинально взял его и прочитал: «Благословен Господь, твердыня моя, научающий руки мои битве и персты мои - брани». Филип сунул молитвенник в карман и погрузился в размышления на более плодотворные темы.
На Святой Деодате пробило половину девятого. Багаж уже стоял в вестибюле, но Генриетты не было и в помине.
- Будьте уверены, - сказала хозяйка, - она пошла к синьору Карелле проститься с маленьким племянником.
Филип усомнился в этом. Они обошли весь дом, выкрикивая имя Генриетты, но не обнаружили ее. Филип забеспокоился. Он чувствовал себя беспомощным без мисс Эббот. Ее милое серьезное лицо вселяло в него удивительную бодрость, даже когда выражало недовольство. В Монтериано без нее стало грустно, дождь усилился, из винных лавок неслись приглушенные обрывки мелодий Доницетти. Напротив виднелось подножие большой башни, обклеенное свежими объявлениями о гастролях каких-то шарлатанов.
С улицы вошел человек и подал записку. Филип прочел: «Выезжай немедленно. Захватишь меня за воротами. Заплати посыльному. Г. Г.».
- Вам дала записку дама? - спросил Филип.
Человек пробурчал что-то неразборчивое.
- Отвечайте же! - приказал Филип. - Кто вам ее дал? Где?
Снова никакого ответа, лишь мычание и пузырящаяся на губах слюна.
- Будьте терпеливы, - сказал кучер, оборачиваясь со своего места. - Это бедный слабоумный.
Хозяйка вышла из отеля на улицу и подтвердила:
- Бедный слабоумный. Он не умеет говорить. Его все посылают с поручениями.
И тут Филип разглядел, что посыльный - безобразное лысое существо с гноящимися глазами и серым подергивающимся носом. В другой стране его держали бы взаперти, здесь же считали общественным достоянием и неотъемлемой деталью Природы.
- Уф! - Англичанин содрогнулся. - Синьора хозяйка, попробуйте расспросить его. Записка написана моей сестрой. Что это значит? Где он видел сестру?
- Бесполезно, - отозвалась хозяйка. - Он все понимает, но объяснить не может.
- Ему бывают видения святых, - подхватил кучер.
- Но что с сестрой? Куда она ушла? Каким образом встретила его?
- Она пошла погулять, - заверила его хозяйка. Вечер был отвратительный, но хозяйка теперь разбиралась в англичанах. - Погулять, а может быть, проститься с маленьким племянником. Она предпочла вернуться другим путем, вот и послала вам записку с бедным слабоумным и ждет вас за Сиенскими воротами. Многие мои постояльцы так поступают.
Филипу ничего другого не оставалось, как выполнять приказание сестры. Он пожал руку хозяйке, дал посыльному монетку и сел в кеб. Через десяток ярдов кеб остановился. За ним, издавая бессвязные звуки, бежал слабоумный.
- Поехали! - закричал Филип. - Я дал ему достаточно.
Безобразная рука пихнула ему в колени три сольдо. Помешательство идиота отчасти заключалось в том, что он брал за услуги по справедливости. Теперь он сунул Филипу сдачу с его монетки.
- Поехали! - заорал Филип и швырнул деньги на дорогу.
Эпизод напугал его, все вокруг приобрело оттенок нереальности.
Он с облегчением вздохнул, когда они выехали за ворота. На минуту они задержались на террасе. Ни малейших признаков Генриетты. Кучер окликнул таможенников. Никакой английской леди они не видели.
- Что мне делать? - воскликнул Филип. - Сестра никогда не опаздывает. Мы пропустим поезд.
- Давайте поедем медленно, - предложил кучер. - Вы будете звать ее.
Они начали спускаться по склону, Филип кричал:«Генриетта! Генриетта! Генриетта!» И вдруг увидел ее: она ждала под дождем на первом же повороте.
- Генриетта, почему ты не отвечала?
- Я слышала, что вы подъезжаете. - Она скользнула в экипаж. Только тут он разглядел, что в руках у нее сверток.
- Что там у тебя?
- Тише!
- Да что это такое?
- Шшш, он спит.
Генриетта преуспела там, где мисс Эббот и Филип потерпели поражение: в руках у нее был младенец.
Она не дала Филипу говорить. Ребенок, повторила она, спит. Она раскрыла над собой и над мальчиком зонтик, чтобы уберечься от дождя. Ну что ж, Филип услышит все потом, а пока придется вообразить самому, как прошла невероятная встреча - встреча Южного полюса с Северным. Вообразить это было нетрудно: Джино спасовал перед убежденностью Генриетты. Вероятно, его в лицо назвали негодяем, и он уступил своего единственного сына, быть может, за деньги, быть может, просто так. «Бедный Джино, - заключил Филип. - В конечном счете он не сильнее меня». Но тут он вдруг подумал о мисс Эббот, чей экипаж спускался в темноте милях в двух перед ними, и почувствовал, как несерьезно его самообвинение. Она тоже обладала убежденностью, он испытал это на себе и испытает позже, когда она узнает о неожиданном и мрачном завершении этого дня.
- Какая ты скрытная, - упрекнул он сестру, - могла бы хоть теперь что-нибудь рассказать. Что мы должны уплатить за него? Все, что у нас есть?
- Тише! - ответила Генриетта, усердно качая сверток. Она выглядела как некое костлявое орудие рока - этакая Юдифь, Дебора или Иаиль. В прошлый раз он видел младенца на коленях у мисс Эббот, сияющего, голого; позади него на двадцать миль расстилался пейзаж, рядом стоял коленопреклоненный отец. Воспоминание это в сочетании с Генриеттой, темнотой, идиотом и бесшумным дождем вселило в Филипа печаль и предчувствие горя.
Монтериано давно остался позади, лишь изредка вырисовывался мокрый ствол очередной оливы, на которую падал свет их фонаря. Они теперь ехали быстро, так как их возница не боялся быстрой езды в темноте и опрометью мчался под уклон, делая крутые и опасные зигзаги.
- Послушай, Генриетта, - сказал наконец Филип. - Мне как-то не по себе. Я хочу взглянуть на ребенка.
- Шшш!
- Ну разбужу его, эка важность. Я хочу на него посмотреть. Я тоже имею права на него, как и ты.
Генриетта сдалась. Но темнота была такая, что Филипу не удалось разглядеть личико ребенка.
- Погоди, - прошептал он и, прежде чем сестра остановила его, чиркнул спичкой под прикрытием зонта. - Да он не спит! - воскликнул он. Спичка погасла.
- Значит, паинька, спокойный мальчик.
Филип нахмурился.
- Знаешь, у него что-то не так с лицом.
- Что не так?
- Оно какое-то сморщенное.
- Немудрено, тут такие тени, тебе показалось.
- Ну-ка приподними его еще раз.
Она послушалась его. Филип зажег спичку, она быстро погасла, но он разобрал, что младенец плачет.
- Глупости, - резко возразила Генриетта. - Мы бы услышали, если бы он плакал.
- И все-таки он сильно плачет, мне и в тот раз показалось, а теперь я убедился.
Генриетта коснулась личика. Оно было мокро от слез.
- Должно быть, ночная сырость, - заметила она, - или попал дождь.
- Слушай, а ты не сделала ему больно? Или, может, держала как- нибудь не так? Уж очень жутко: плачет - и ни звука. Надо было дать Перфетте донести его до отеля, а не связываться с посыльным. Чудо, что он и записку-то принес.
- Нет, он вполне понимает. - (Филип ощутил, как она вздрогнула.) - Он хотел нести ребенка.
