Книжный на левом берегу Сены - Мейер Керри

— Что за насмешка судьбы, — пожаловалась Адриенне Сильвия одним утром, глядя на подругу воспаленными глазами, пока под неизменную сигарету потягивала крепкий кофе. — То, что больше всего пленяло меня в этой книге, теперь доводит буквально до бешенства.

Адриенна только рассмеялась.

— Ты сильная, ты и не с таким справишься, chérie. — Пододвигая ей тарелку с намазанными домашним джемом тостами, Адриенна добавила: — На вот, подкрепи свои силы.

Бывало, что, когда часы били полночь и ее глаза уже с трудом различали буквы, а Адриенна мирно спала, Сильвию, все еще сидящую над рукописью, посещало сомнение, не продешевила ли она в том, что в конечном итоге ей отходила треть прибыли. Но она тут же гнала крохоборство прочь из своих мыслей. Совсем не прибыль была ее главным стимулом; ей требовалось всего лишь покрыть свои издержки, тем более что все заработанные деньги вернутся прямехонько в «Шекспира и компанию». Она нисколько не стремилась обогатиться, о чем ей напомнило очень своевременное письмо от отца:

Родовспоможение — столь же неотъемлемая часть Божьего замысла, как и сотворение, ибо ничто в мире не могло бы процветать, не будь на свете отважных бескорыстных душ, помогающих новой жизни приходить в мир. Так держать, моя возлюбленная дочь. Мы с твоей матерью очень гордимся тобой.

В момент, когда она уже стояла на грани умопомешательства, в Париж на съемки нового фильма вернулась Киприан. «Боже, как ты вовремя!» — воскликнула Сильвия, крепко обнимая ее на пороге своей лавки. Как же приятно было видеть маленький кусочек родного дома посреди захватившего ее хаоса новой жизни; в сестре ей виделся вовремя брошенный утопающему спасательный круг.

Как только Киприан устроилась в отеле на Монпарнасе, они встретились в «Луп» и за салатом с ранним зеленым горошком Сильвия поделилась с ней своими трудностями.

— Я было взялась сама набело перепечатывать роман, чтобы свести воедино все части рукописи и передать ее печатникам, но у меня просто нет столько времени. Может, ты чем поможешь, дорогая сестричка?

Киприан, которая пребывала в отличном расположении духа и вся светилась от счастья, радостная, что вернулась в Париж, да еще и на съемки нового сногсшибательного фильма, сжала руки Сильвии.

— Да с превеликим удовольствием! Я, к твоему сведению, виртуоз печатной машинки. В Нью-Йорке мне одно время приходилось подрабатывать секретаршей, и, можешь мне поверить, нет почерка хуже, чем у счетовода во время паники на Уолл-стрит.

Сильвия взяла в ладони лицо Киприан и нежно поцеловала ее в лоб.

— Прямо гора с плеч. Спасибо тебе.

— Да, и вот что: тебе следовало бы взять себе в лавку помощника, не в обиду будет сказано. Ты же явно сбиваешься с ног, вон какая замотанная, прямо-таки смотреть больно. Ну-ка вспомни, когда ты в последний раз высыпалась? И когда в последний раз причесывалась, раз уж мы об этом заговорили? Я завтра же поведу тебя по магазинам, новое платье тебе совсем не помешает.

— Я не могу позволить себе нового наряда, Киприан. Особенно если найму помощника в лавку, о чем, признаться, и сама подумывала.

Еще бы — уже много недель как. В работе над изданием «Улисса» обнаружился побочный эффект: в сравнении с ней ежедневное управление лавкой стало казаться пресной рутиной. У Сильвии захватывало дух, когда она окуналась в водоворот нового проекта, ради которого требовалось столько новых знаний: она вдоль и поперек изучила печатный процесс, выяснила, как составлять письма с предложением подписки для книжных магазинов, коллекционеров, других писателей, как писать сообщения для газет, чтобы они держали читателей в курсе, как продвигается работа над книгой, и тем самым обеспечивали ей бесплатную информационную поддержку. Что, как с удивлением обнаружила Сильвия, они исправно делали!

Вскоре интерес к роману стали проявлять и местные репортеры, притом именно потому, что он был под запретом. Впрочем, решение Сильвии опубликовать «непристойное» произведение не меньше заинтриговало их тем, что оно должно было стать первым самостоятельным изданием «Шекспира и компании». Затея Сильвии даже привлекла интерес американской журналистки Джанет Фланнер, писавшей из Парижа статьи для журнала «Нью-йоркер».

— Даже жаль, что ты у нас такая птичка-невеличка, а то я бы поделилась с тобой нарядами из своего гардероба, — посетовала Киприан.

Сильвия улыбнулась.

— У меня еще остались твои алые лодочки, в которых я блеснула на торжественном открытии лавки.

— Ты их с тех пор хоть раз надевала?

— А как же. В «Ша нуар».

Киприан покачала головой.

— Нет, ты невозможна. Если твоя лавка приобретет всемирную известность, тебе придется позволить мне заняться твоим гардеробом.

— Зачем это? А, чтобы ты не стеснялась старшей сестрицы, когда ту будут фотографировать для «Вэнити фэйр»?

— Вот именно.

— Если ты как положено перепечатаешь «Улисса», мы с тобой закатимся в «Прентам»[90].

Разразившись хохотом водевильного злодея, Киприан подытожила:

— Заметано!

Но стоило ей взяться за перепечатку, как совсем скоро она ворвалась в «Шекспира и компанию» в растрепанных чувствах и отчаянии, всхлипывая и потрясая смятыми в руках страницами.

— Не могу, — простонала она.

Сильвии меньше всего хотелось подыгрывать сестре в мелодраматической сцене, но она напомнила себе, что та оказала ей любезность, взявшись печатать рукопись. Так что она заключила дрожащую Киприан в объятия и проворковала:

— Сестричка, дорогая, чем мне тебе помочь?

— Можешь так и передать этому твоему корявому Иисусу, пускай не удивляется, что теряет зрение. Я сама чуть не ослепла от его писанины и больше такого не вынесу.

Ее нервный тон не предвещал ничего хорошего, и у Сильвии на мгновение перехватило дух. Вот оно, даже ее сестра, и та не может помочь ей. Кто я такая, чтобы издавать «Улисса»? У Сильвии не получалось отделаться от мысли, что она жалкая любительница. Она прыгает выше головы.

В отчаянии она попробовала уговорить Киприан продолжить работу.

— Мне страшно жаль, что это так непросто… Давай я повышу тебе ставку?.. Только подумай, потом тебе будет чем гордиться… Твое имя будет стоять в известной на весь мир книге!

Но Киприан уперлась и продолжать ни в какую не желала.

— Мне требуется сон, Сильвия. А я подскакиваю ни свет ни заря, чтобы сесть за машинку, и посмотри, какие у меня мешки под глазами. Я все-таки актриса, черт подери. Я не могу позволить себе выглядеть вот так.

Сильвия узнала эту непреклонность в голосе и поняла, что от Киприан она больше ничего не добьется.

После ухода сестры она бессильно навалилась на стол, уронив голову на руки. Как она тому ни противилась, не могла унять досады, что в это тяжелое для нее время в Париж приехала Киприан, а не мать.

— Сильвия?

Она вздрогнула и посмотрела вверх. Ей казалось, что они с сестрой одни в лавке, но оказывается, кроме них там была ее подруга Раймонд Линосье, жившая по соседству, одна из первых и самых преданных покупательниц Сильвии. Женщина-врач с собственной практикой, что встречалось в те времена крайне редко, Раймонда вызывала у Сильвии бесконечное восхищение.

— Боже мой, мне очень жаль, что ты все это слышала, — пробормотала Сильвия.

— Я с совершенным пониманием отношусь к перипетиям в отношениях между сестрами, — улыбнулась Раймонда, а Сильвии захотелось плакать.

— И еще я думаю, что могла бы помочь, — продолжала она. — Знаешь, мой отец нездоров, и я по многу часов в день ухаживаю за ним у него дома. А в свободное время только и делаю, что читаю, читаю, читаю, так что не отказалась бы немного разнообразить досуг. Возможно, у меня получится напечатать что-то из книги Джойса. Для меня это стало бы большой честью.

Сильвия распахнула глаза.

— Я бы никогда не осмелилась…

— Давай не будем снобами, Сильвия. Пускай я доктор, но это еще не означает, что я не могу набивать текст.