Юрий Поляков - Небо падших
– Где она? Where is she?
– She is calling to Moscow, – ответил он с усмешкой. В помещении, которое в наших казармах называется «дежуркой», горел свет. Катерина, стоя спиной к двери, действительно говорила по телефону, и голос ее отчетливо был слышен сквозь стеклянную перегородку:
– …Нет. Не волнуйся, Зайчуган! Завтра все кончится… И я прилечу…
«Та-а-к… Ну, поскольку „зайчуганы“ размножаются исключительно половым путем, вряд ли она говорит с Галиной Дорофеевной, – судорожно анализировал я.– Неужели Генка? Неужели и героя успела зацепить?»
– …Ладно-ладно. Я тоже очень-очень! Пока!…– Она положила трубку, обернулась и отпрянула: – Ой, Зайчуган! Ты меня напутал… А я пошла пи-пи, смотрю – тут телефон…
– Не много ли зайчуганов развелось?
– А что?
– Кому ты звонила?
– Мне есть кому позвонить…
– Кому?
– Это не твое дело!
– Аристову? Говори! В Америке бесплатно ничего не бывает. Счет за звонок все равно придет к Брайену – и я узнаю, кому ты звонила. Говори!
– В банк.
– В какой еще банк?
– Это не важно…
– Я все равно узнаю. В счете будет номер телефона. В какой банк?
– В «Лосиноостровский»…
– Зачем?
– Меня берут туда на работу. Я договаривалась…
– С кем договаривалась? С сопленышем Летуевым?
– Да. Но ведь ты же меня выгоняешь… А он давно зовет – я ему нравлюсь. Ты же знаешь!
– Он уже проведывал твоего ледяного истуканчика?
– Нет. Но очень хочет…
– Ладно, – сказал я. – Устраивайся как знаешь… Но если ты снова сунешься к моим деньгам…
– Ну что ты, Зайчуган, – улыбнулась она. – Я все понимаю с первого раза! Пойдем спать – завтра у нас трудный день…
– Почему трудный?
– Потому что последний… Принеси мою куртку – она возле самолета.
На поле огромным черным парашютом опускалась душная южная ночь. Наша «Сесна», похожая на выросшую до невероятных размеров саранчу, одиноко стояла на светлевшей в сумраке бетонной полосе. Заросли кукурузы превратились в темную, непроницаемо шелестящую стену.
В длинной гулкой казарме было около полусотни двухъярусных коек. Возле некоторых остались прилепленные к стене жевательными катышками цветные журнальные развороты с блондинисто-грудастыми красотками. Женщине без пятого номера в Америке просто нечего делать.
Стив и Грант, чтобы не стеснять нас, ушли в другой конец казармы. Катерина взяла у меня куртку и, не раздеваясь,– в джинсах и футболке – полезла на второй ярус.
– Иногда так хочется побыть наверху! – улыбнулась она.
Да уж! В мустанга и амазонку мы с ней поиграли вдосталь.. Однажды даже кентавра Хирона изображали… А может, сделать красивый жест: после прыжка легко поцеловать ее в щеку и подарить Стиву?
Нет, не подарю!
19. ВЫБОР СМЕРТИ
Мне приснилось, что мы с Катериной в самолете. Лежим совершенно голые на распотрошенном и скомканном в мягкую перину парашютном шелке. «Сесна» летит, но куда и кто ею управляет – неизвестно.
– Давай поиграем в Человека и Смерть! – вдруг предлагает Катерина.
Она сидит на мне амазонкой, доводя до сладкого помрачения трепетной игрой влажных сокровенных мышц.
– А как это? – спрашиваю я.
– Очень просто. Ты задумываешь, какой смертью хотел бы умереть. Если я угадываю – ты умираешь!
– А если не угадываешь?
– Тогда умираю я…
– Но ведь ты же Смерть!
– Ну и что! Смерть – это такая особая форма жизни. Она питается человеческими смертями и, если не получает вовремя пищу, погибает от голода… Понял, Зайчуган? Ну вот и хорошо. А теперь загадывай!
Я зажмурился, чтобы сосредоточиться и получше загадать свою смерть. Когда я открыл глаза, не было никакой шелковой перины, не было самолета. Была темная, чуть подсвеченная луной казарма. За окном совсем по-крымски свиристели цикады.
Ну и сон! А и в самом деле, какую смерть я бы выбрал, если бы не проснулся? Два раза я был на краю гибели. Первый раз это случилось во время Большого Наезда…
Три человека вошли в мой кабинет без всякого предупреждения, отшвырнув секретаршу. Двое – в строгих, немного старомодных костюмах – напоминали бухгалтеров. Третий, чеченистого вида, был одет в черную кожаную куртку. Через открытую дверь я увидел, как еще два таких же кавказских чернокурточника приставили стволы к животу беспомощно набычившегося Толика. Дверь закрылась.
– Здравствуйте, – вежливо заговорил один из бухгалтеров. – Извините за вторжение, но некоторые обстоятельства вынудили прибегнуть к действиям, для нас совершенно нехарактерным…
– Какие такие обстоятельства? – поинтересовался я, стараясь не показывать испуг.
– Вы очень подвели наших друзей. Понимаете, кредиты берут для того, чтобы их возвращать. Вы согласны?
– Согласен.
– Вот наши друзья и попросили с вами поговорить. По-товарищески. Вы поступаете очень нехорошо, ведь эти деньги из Сбербанка, а вы, я надеюсь, знаете, кто держит деньги в Сбербанке? Пенсионеры, ветераны войны… Беззащитные старики. У вас живы родители?
– Живы.
– Вот видите! Даже странно, что с человеком, занимающимся авиацией, бизнесом высокоинтеллектуальным, нам приходится вести такие… странные разговоры!
Второй бухгалтер сидел молча, тонко улыбался и неотрывно смотрел мне в глаза. Чеченистый с удивлением разглядывал полки, набитые книгами, и модели самолетов.
– Ты чей? – вдруг спросил он.
– В каком смысле?
– Крыша у тебя есть?
– Крыша есть у любого нормального человека… И если она едет, ничего хорошего из этого не получается.
– Что? Ты умный? Книжки читаешь? Сейчас будешь свои мозги с книжек собирать! – Он сунул руку под куртку. – Тебя перепаснули, ты понял?
– Погоди, – поморщился разговорчивый бухгалтер, переглянувшись с молчаливым. – Я бы вам очень советовал, Павел Николаевич, поскорее вернуть долг нашим друзьям. Они устали ждать. Если хотите, мы поможем, но тогда вам придется в дальнейшем согласиться на наше участие в вашем бизнесе. Самолетами мы давно интересуемся…
– Спасибо, но я в помощи не нуждаюсь.
– Не торопитесь. Подумайте, посоветуйтесь… Позвоните своим друзьям.
– Я в помощи не нуждаюсь! – как можно тверже повторил я.
– Смелый, да? Ты что, под ментами ходишь? – снова встрял чеченистый.
– Погоди! – снова оборвал его разговорчивый бухгалтер и повернулся ко мне. – Коллега немного разгорячился, но смешного в том, что мы говорим, ничего нет…
– Я вовсе не смеюсь. Я просто подумал, если записать наш разговор на пленку, то получится детективный спектакль…
– К сожалению, в эфире сейчас столько детективов, что взыскательный радиослушатель наш спектакль просто не заметит!
– Как знать…
– Как знать, как не знать! – заорал чеченистый. – Мы знаем, где ты живешь, и семью твою всю знаем!
– Разговор закончен, – твердо сказал я. – И дальше вы будете беседовать с моей крышей. До свиданья!
– У тебя нет больше крыши, – вдруг заговорил молчаливый бухгалтер. – Тебя сдали. Счетчик включен. Деньги через неделю в это же время.
И они вышли из кабинета. Я сделал всего один звонок и выяснил, что меня действительно сдали… Чтобы развязать себе руки, жену с Ксюхой я в тот же день отправил на Майорку. Но очень скоро понял, что сопротивляться бессмысленно: спасти меня могли только деньги, а их-то как раз и не было. Сотрудников я распустил на рождественские каникулы. Со мной еще некоторое время оставался один Толик, но и его я вытолкал домой – зачем лишать жену мужа, а детей отца. Бежать не имело смысла. Какая разница, прикончат тебя в собственном кабинете или за окружной дорогой. Гораздо достойнее сидеть с простреленной башкой в пятисотдолларовом шеф-кресле, чем лежать, уткнувшись носом в сугроб.
Трубку я не снимал. Выслушивать поздравления с Рождеством и пожелания здоровья, если остается жить несколько дней,– невыносимо! Почему я снял трубку, когда раздался тот звонок, до сих пор не могу понять. Это был один парень из «Белого дома». Он сообщил, что подписан указ и выделены средства для целевой поддержки отечественного наукоемкого предпринимательства:
– И я сразу почему-то подумал о тебе!
Обо мне он подумал, потому что за одно бюджетное вливание уже получил от меня без звука двадцать процентов и построил себе виллу с бассейном. Я был надежный. Поэтому остался жив… А парень из «Белого дома» и стал моей новой крышей взамен той, которая протекла… Но и его недавно отстрелили. Это дешевле, чем отдавать двадцать процентов.
…Из-за стен казармы донесся странный звук – металлическое клацанье. Я прислушался. Но звук больше не повторился. На другом конце казармы Грант даже во сне чавкал своей жвачкой.
«Нет, – подумал я, – быть убитым в разборке – плохая смерть. Я бы ее никогда не выбрал!»
Второй раз я чуть не погиб в полете. Сердобольные матери да неразумные жены иногда говорят:
– Ты бы летал помедленнее и пониже! На самом же деле чем ниже скорость и высота, тем опаснее. Летчики хорошо знают – самолет тяжелее воздуха, а земля хоть и твердая, но остатки спикировавшей машины иной раз находят на глубине пяти метров, а в черноземе – и всех двадцати! От летчика же не остается даже мокрого места. Но чем больше запас высоты, тем больше возможностей сманеврировать, а значит, найти спасительную площадку для приземления. Гагарин погиб, потому что ему не хватило пятидесяти метров, чтобы вывести машину из пике…
