Эдуард Лимонов - В Сырах
— Как же ты потеряла его?
— Я переезжала с одной квартиры на другую… Я перевернулась со скутером. Разбила ногу… — Она теперь звучала плачуще. — Я не влюбилась…
— Куда тебе прислать деньги на билет?
— Я попробую позвонить туроператору в Мумбай. Я поеду туда завтра…
Она прервала связь. Мы стали вздыхать и обмениваться мнениями. Тёща рассказала несколько историй из жизни дочери, из которых следовало, что она всегда была неуправляемая. В конце концов мы составили план действий по вытаскиванию актрисы из Гоа. Приблизительный.
Возвращаясь в машине, я думал, что два года мы прожили с ней без единой ссоры, а теперь вот такое… И чем это ещё закончится?.. Кроме того, я почувствовал своё бессилие перед тысячами километров, отделяющими меня от места, где она бродит «красивая и невменяемая».
Тёща, наделённая практичным умом сильной русской женщины, выставившая мужа за дверь за предполагаемую измену, когда дочери было десять лет, нашла телефон агентства, которое продало нашей актрисе билеты в Гоа. Оказалось, рейс был чартерный, таким же чартерным она должна была прилететь в Москву. В агентстве сказали, что там, на месте, у них есть представитель. «Мы попытаемся узнать, что там произошло, перезвоните завтра».
Назавтра в агентстве тёще сообщили, что её дочь не обращалась по поводу пропажи билета. «Мы считаем, что она улетела сегодня», — сказали в агентстве.
Ни я, ни тёща дозвониться актрисе в Гоа, Индия, в ближайшие дни так и не смогли. У Богдана случился понос, тёща подозревала, что мы купили ему не то голландское сухое молоко, которым его кормила жена, а спросить, каким точно она его кормила, было не у кого, её телефон молчал. Телефон матери младенца, у которого понос.
— Ну просто преступница… — бормотала тёща.
С поносом Богдана мы, впрочем, быстро справились. Купили другой сорт голландского молока. Этот ему подошёл.
— Она будет мне сегодня звонить, — сказала тёща. — Приходите, вы должны с ней решительно поговорить. Напугайте её как-то, ну не может же всё это так дальше продолжаться.
Я приехал. Действительно, пусть там остаётся, пусть восстанавливается, пусть нашла себе мужчину, пусть весь день лежит и курит марихуану, пусть, пусть, пусть… Или возвращается. Он чувствовал запах беды и начинал от беды отодвигаться. Если не можешь ничего сделать… Когда телефон задребезжал, я вышел с ним в комнату её дочери.
— Ты должен меня понять, Эдуард, — начала она рассудительно и спокойно. — Я была беременна, я кормила…
— Я уже слышал от тебя эту историю. Всё верно, ты восстанавливалась… Но когда в Москву? Богдан ползает тут один, тёще уезжать нужно. И я тоже есть, муж твой.
— С каждым днём я чувствую себя лучше и лучше, — прорвалась она сквозь мою реплику, но звучала она уже с долей остервенения, — мышцы подтянулись, я потеряла уже килограмм восемь…
За её речью вдруг стал слышен какой-то нарастающий гул.
— Что там у тебя происходит?
— Самолёт взлетает. Аэропорт здесь. Я опять переехала.
Она вдруг ни к месту захохотала.
— Такое впечатление, что ты накурилась травы либо ещё что. Ты в Мумбай?
— Нет, — сказала она неожиданно кротко, — я не накурилась, и я не в Мумбай.
— Ты собираешься вообще возвращаться?
— Да, — сказала она, как слабоумная. Покорно.
— А что ты для этого сделала? Ты занималась билетами? Куда тебе выслать деньги?
— С деньгами мне помогут. Рейсов нет.
— Как нет рейсов?
— Сезон заканчивается, начинается жара. Все спешат отсюда убраться, потому все билеты проданы до самой середины апреля. — Она опять звучала спокойно.
Я не был готов к концу сезона в Гоа. Всё сказанное ею могло быть и правдой.
— Когда же ты возвращаешься?
— Я же тебе говорю, билетов нет.
— Слушай, — сказал я, — я больше с тобой разговаривать не буду. Ты ведёшь себя как загулявшая девочка-хиппи. И к сыну-младенцу тебя не тянет… Даю тебе несколько дней, после этого иду в ЗАГС и подаю заявление о разводе.
— Ну хорошо, — сказала она без всякого выражения.
А дальше произошло неожиданное. Я положил телефон на письменный стол её дочери и собирался задуматься над своей судьбой. Но мне не дал задуматься телефон. Я услышал оттуда голоса. Я взял телефон и приложил к уху. Она говорила с кем-то по-русски.
Она сказала:
— Представляете, он решил со мной разводиться! Мой муж сказал, что идёт подавать заявление о разводе!
И актриса весело расхохоталась. Вместе с нею расхохотались несколько мужчин. Разговор продолжался по-русски, её собеседников было двое. Через некоторое время, судя по звукам, они встали. Телефон отключился.
Я вышел на кухню.
— Эдуард, — сказала её дочь, — не разводитесь, не уходите от нас. Вы единственный вменяемый человек в нашей семье.
— Она приедет, Эдуард, — сказала тёща неуверенно. — И Богдан на кого останется? Она же ненормальная…
Богдан с полу посмотрел на меня, отца, таким образом, что было ясно, что он хочет, чтоб я его взял на руки. Ещё и руки поднял, и поверещал требовательно. Я взял его на руки.
Она позвонила тёще 7 апреля и сказала, что прилетает завтра. Рейс из Мумбай.
— А Эдуард меня встретит, как ты думаешь? — спросила она у матери.
Я встречал её в аэропорту Домодедово. И что это была за встреча, о! Сейчас глотну воздуха, отхлебну кофе и расскажу. Встреча была в том же стиле, что и всё путешествие в Гоа.
Все уже вышли, а её не было. Телефон её молчал. Я уже решил было, что она не прилетела. Однако она вдруг появилась за стеклом, улыбающаяся, катила тележку, навьюченную красивыми громоздкими вещами из экзотической страны. Даже издалека было видно, как она красива и лучезарна. Она улыбалась. Помахала мне рукой. Однако быстрым шагом из-за её спины подошли таможенники в форме и повернули её и тележку на обратный курс. Группа скрылась из виду.
— Что это они задумали?
— Это же ВАША жена, — ответил водитель Стас, юноша в очках, упирая на ВАША. Их очень интересует, что она привезла.
И мы опять стали ждать. Предчувствия у меня были нехорошие.
Но нет, через два часа она появилась всё такая же лучезарная, красивая, улыбающаяся. Глаза у неё были такие лучистые, и от зелёной блузки, — зелёные, как у тигра или у радиоприёмника. Я подумал, что, вероятнее всего, перед отбытием на родину она проглотила там в Раю на прощание что-нибудь экзотическое и лучезарное для глаз. Но это лишь моя догадка.
Мы поцеловались и покатили тележку к выходу. Водитель впереди, добрались до «Волги» и погрузили её экзотические вещи. Мы сели на заднее сиденье и покатили в Москву.
— Видишь, не просто быть женой такого человека, как я, враг государства, — сказал я. — Два часа тебя обыскивали и шмонали. Извини.
— Это не из-за тебя, Эдуард, — она запустила руку в сумку, нащупала там что-то и вынула небольшой пузырёк. — Вот что они искали! Но не нашли.
На ухо она сказала мне, как называется то, что они искали. Но я вам этого не скажу. Она была очень довольна собой. Её глаза своими искрами могли бы зажечь поля, мимо которых мы проезжали, если бы поля были уже сухими.
— Ты совершенно безумна, у тебя же малолетний ребёнок. Ты о нём думала?
Она ничего не сказала. Помолчала.
— Меня попросил один друг.
«Она безумна, — констатировал я. — И, более того, безответственна».
Богдан, почувствовав и обнюхав мать, был счастлив. Тёща, у которой был назавтра билет домой, была счастлива. Ну и я был счастлив. Но только до вечера.
Выпив на семейном обеде, она высокомерно заявила мне, что я живу не так, как следует жить, занимаюсь заведомо проигрышным делом. Она сообщила мне, что вся моя политическая деятельность — ничто, она обречена на неуспех, «ты не выиграешь». Мы сидели уже в большой комнате, дети и тёща были в кухне. Она развязным тоном, улыбаясь, уничтожала результаты всей моей жизни.
Я остановил её, чтобы напомнить, что я один из самых известных в России людей, наверное, самый крупный писатель в России, звучат такие мнения, и очень заметный радикальный политик, партию, которую я создал, не могут убить вот уже пятнадцать лет. (Через 11 дней Московский городской суд одобрит решение о запрете НБП, и в зале будут присутствовать моя жена и странно спокойный в тот день Богдан.)
Она отмахнулась от моих заслуг снисходительной улыбкой. Мол, о чём ты, право…
— В Гоа, — пояснила она, — когда солнце подымается над океаном, человека охватывает такое чувство единения с природой, с Космосом, — и она пустилась в очень банальные объяснения, как прекрасна гармония с природой, что появляется ощущение радости. — Надо больше улыбаться — это самое сильное оружие. Тем более, когда отвечаешь улыбкой на проявления агрессии.
— Тебя кто-то там зомбировал, — сказал я убеждённо. — Я же предположил, что ты влюбилась. В твоих словах звучит неприкрытая враждебность ко мне. Обычно так бывает, когда у женщины появляется любовник, обладающий в её глазах новым сильным авторитетом. Тогда она, повинуясь влиянию общения с этим новым мужчиной, начинает оспаривать прежнего любовника, мужа ли… Но ты же утверждаешь, что у тебя нет любовника, ты не влюбилась?
