Питер Акройд - Мильтон в Америке
Октября 15-го, 1661. Вчера в сумерках наблюдалась диковинная картина. Три волка преследовали оленя и гнались за ним по главной улице нашего благословенного города. Олень кинулся в реку, однако хищники от него не отстали. Урок, из которого явствует, что первозданная дикость налицо в каждой стране и в любой части света.
Октября 20-го, 1661. Прирост Доббс, подхвативший буйную лихорадку и впавший в неистовство, содержится взаперти. Он явился к Смирении Тилли и, вопя и завывая, поведал, будто столкнулся с привидением: призрак в черном наряде и в голубой шапочке ринулся на него с веретеном наперевес. Потом Доббс рухнул наземь и стал горько жаловаться на то, что в рот и в нос ему суют горелое тряпье. Госпожа Тилли упала в обморок, но Элис Сикоул привела ее в чувство с помощью камфары. Прирост Доббс оказался более трудным случаем. У нас есть аптекарь, однако по старческому слабоумию он неспособен назначить действенное средство. Занемогший Доббс живет немного поодаль от нашего города: несомненно, одиночество и вызвало общую подавленность и расстройство рассудка. Однажды я ощупал его лицо, когда он пришел ко мне за наставлением по поводу посланий святого апостола Павла относительно устройства церкви: я понял тотчас же, что цвет его лица сулит ему в будущем меланхолию. После припадка Доббса обуяла рвота - признак наличия в его организме целебного, болеутоляющего фермента. Я предложил нашему не слишком искусному эскулапу дать ему серы, но эффекта это средство не возымело: на теле у больного проступили пятна, как от раскаленного железа или от сильных укусов, а рвота усилилась еще больше.
Октября 24-го, 1661. Что за пакостная чумная зараза распространяется среди нашего населения? Госпожа Спрэт, благочестивая вдова из Барнстейпла, пришла ко мне утром с бессвязным рассказом: будто бы вчера в полдень она увидела в реке существо с человеческой головой и кошачьим хвостом без малейших признаков туловища. «Так-так! - откликнулся я. - Женщина, приди в чувство!» - «Мистер Мильтон, поверьте, это отнюдь не плод моего воображения. Я не вправе вам противоречить, и единому Богу ведомо, как глубоко все мы вас почитаем, но мне это страшилище ни в коем разе не примстилось. И другие насельники - не только я - навидались в этом лесу такого, чего ни один англичанин и ни одна англичанка просто не смогли бы перетерпеть. - Госпожа Спрэт всегда выражалась цветисто. - Мы видели, как меж деревьев непрерывно мелькали мужчины в голубых рубашках - то появляясь, то исчезая. Нам слышались голоса». - «А как случилось, что никто не оповестил меня об этих бесчинствах?» - «Мы сочли их происками дьявола, испытывающего нас, сэр, и вовсе не желали добавлять к вашей тяжкой ноше лишнее бремя. Не желали возмущать спокойствие и порядок, царящие в вашем чистом сердце».
Я велел женщине удалиться. Бывает так, что перед вспышкой болезни за внешне здоровым и полнокровным телосложением кроется зреющая порча; очевидно, и по сию пору наши законы и предписания оказались недостаточными для того, чтобы обуздать бесноватые неистовства и безучастное уныние, овладевающие нашими поселенцами в этой глуши. Однако насланные лунным влиянием немощи излечиваются яркими лучами солнца, а единственно надежным противоядием подобным расстройствам служит свет дисциплины и строгости. Я назначил неделю поста и покаяния. Прирост Доббс скончался, не переставая бредить.
Октября 27-го, 1661. Под влиянием моего авторитета, ассамблея решила подвергнуть госпожу Спрэт испытанию как подозреваемую в колдовстве. Я придирчиво допросил ее на официальном заседании: если она вообще и была ведьмой, то далеко не самой могущественной. В противность обычаям ведьм, она не пыталась сблизиться с нашими детьми, однако упорно стояла на том, что все фантомы или призраки видела собственными глазами. Далее она созналась, что наблюдала над полями летающие предметы - лопаты, мотыги и прочее. Во сне, добавила она, перед ней представали гигантские светящиеся башни, выраставшие прямо из земли, на которой мы сейчас обитаем; эти громадные здания, продолжала она, преисполняли дух трепетом и страхом. Мерещились ей крылатые колесницы и широчайшие дороги, но тут голоса у нее в голове закричали: «Мы больше не стучим! Мы больше не стучим!»
Все эти пустые выдумки вызвали у меня раздражение, и я задал вопрос: «Подтверждаешь ли ты собственное признание, что многократно общалась с дьяволом?» - «О нет-нет, сэр. Я раба Господа нашего Иисуса. И добавлю вот что. Нам говорили, будто дикарей завел в эти края сатана. Может ли быть так, что он все еще властвует над ними и помышляет сделать и нас своими подданными?»
Я приказал ей замолчать и вынес приговор: привязать женщину к позорному столбу на три часа с решеткой на голове для вящего осмеяния.
Ноября 24-го, 1661. Совершено варварское убийство. Некий Ноэ Уинтроп, изготовлявший стулья, был найден вмерзшим в лед в загородном пруду. Его шляпа и ружье валялись поблизости, что сразу наводило на мысль о самоубийстве.
Однако обнаружилось, что шея мертвеца странным образом свернута набок, и потому безотлагательно был составлен список присяжных. Поначалу подозрение пало на индейцев, поскольку перелом шейных позвонков дикари часто практиковали как способ убийства, но два набожных брата показали, что были очевидцами яростной ссоры между этим Уинтропом и раскройщиком кож по имени Саймон Гэдбери. В их присутствии Уинтроп набросился на Саймона, вцепился ему в волосы, и худшее насилие было предотвращено только вмешательством соседа. Причина ссоры осталась неизвестной, хотя произнесено было немало гневных слов. Гэдбери допросили: сначала он отрицал свою вину, но по манере его речи я догадался, что он лжет - и, как председатель жюри присяжных, вызвал соседа для дальнейшего допроса. Им оказался дрожащий с головы до ног, трусоватый Сэмюэл Хардинг, пчеловод; когда я подозвал его ближе, от страха он едва ворочал языком. Я чувствовал, что он явно пытается что-то утаить, и потому употребил всю свою властность, чтобы прижать его к стенке. «Они жили, - пролепетал он, - как муж с женой».
Среди присяжных пронесся глухой стон ужаса, но я жестом заставил их умолкнуть. «Прошу вас, продолжайте, мистер Хардинг». - «Я полагаю, они предаются…предавались… содомии. - Меня тотчас озарило, почему Вседержитель насылает на нас привидения, но не стал прерывать свидетеля. - Я полагаю, они повздорили из-за индейского мальчика».
Я в ужасе зажал уши ладонями, но не смог защитить слух от громкого стона, прокатившегося по рядам братии. «Дело чрезвычайнейшее! - проговорил я. - Почему вы не оповестили нас о нем раньше?» - «Я не имел… У меня нет доказательств, сэр… Я лишь недавно прибыл в вашу колонию, сэр…» - «Недавно прибыли и скоро выбыли. За ваше прискорбное и предательское молчание, мистер Хардинг, вы немедленно уйдете от нас пешком. Отныне считайте себя изгнанником».
Я слышал рыдания злосчастного дурня, когда его выводили из дома собраний, а затем в приливе свирепого торжества послал за Саймоном Гэдбери. Он сидел под замком и даже не подозревал о текущем судебном разбирательстве. «Вы обвиняетесь, мистер Гэдбери, в неописуемо омерзительном пороке. Догадываетесь, о чем идет речь?» - «Нет, мистер Мильтон». - «Мистер Гэдбери, со мной эти уловки бесполезны. Не играйте с огнем. Вы были близким приятелем покойного, не так ли?» - «Совершенно верно». - «О да, еще бы! Выходит, вы у нас молоденький красавчик?» - «Не понимаю, сэр». - «Разыгрываете скромную девицу? - Я поджал губы и покачал головой с боку на бок. - Так вы, оказывается, исполнены целомудрия?» - «Воистину, мистер Мильтон, я стою перед…» - «Стоите. Точнее, садитесь на корточки. Склоняете голову. Виляете. Лжете». Среди собравшихся разнесся сокрушенный ропот; хлопнув в ладоши, я снова призвал братию блюсти тишину. -.«Предавались ли вы с покойным гнуснейшему из всех видов разврата?» - «Мистер Мильтон, я…» - «Вам предъявлено обвинение в содомском грехе. Отрицаете ли вы свою вину?»
Преступник не смог устоять перед напором моей боговдохновенной воли и, сознавшись в отвратительном скотстве, с готовностью подтвердил, что совершил убийство - сломал сообщнику шею и, по примеру индейцев, засунул труп под лед. Спустя два дня осужденного вывели из тюрьмы и сожгли заживо. Я распорядился, чтобы пепел и кости казненного бросили в общественную выгребную яму. Более о происшедшем ни слова - ни в речи, ни на бумаге.
Декабря 3-го, 1661. Я всегда считал здешний воздух целительным - столь чистым и свободным от испарений, что он способен, мнилось мне, умерить грубые телесные порывы, однако теперь я не нахожу в нем подобных лечебных свойств. Вчера в сумерках на улице разбушевался дикарь, и, заслышав громкие выкрики собратьев, я поспешил из дома наружу. Туземец истошно вопил: «Мамаскишауи, мамаскишауи». Я обратился за разъяснением к Гусперо: оказалось, язычник возвестил всем, что у него оспа. Я вспомнил слова Элеэйзера Лашера: в разговоре со мной он однажды заметил, что индейцы чрезвычайно подвержены нашим английским болезням, о которых прежде не имели и понятия. Дикарь кинулся в лес с целью умереть в одиночестве, и это навело меня на мысль, что здешнему люду не чужда некая разновидность совести.
