Герберт Розендорфер - Большое соло для Антона
И в юриспруденции интерес Солимана Людвига медленно, но верно вел его к архаическому. Действующее право, казалось, интересовало его лишь настолько, чтобы только сдать два юридических экзамена. Вскоре он начал заниматься историей немецкого и германского права, которая – если Антон Л. правильно истолковал содержание писем – вскоре стала казаться ему слишком уж современной; он перешел непосредственно к истории римского права, а вскоре после этого – и к юридической папирусологии. Кажется, что он написал несколько работ и сделал несколько переводов по ассириологии. Примерно в 1970 году Людвиг, кажется, поссорился со своим профессором и руководителем. Стал ли тот факт, что он при своих способностях сделал столь странный шаг и поступил на явно не более чем подчиненную должность в придворной свечной лавке, причиной или следствием этой размолвки, из писем понять было нельзя. Возможно, это было связано с женитьбой Солимана и рождением его дочери (ее звали Эшива). Владелец придворной свечной лавки, господин Шиндлер, доводился Солиману Людвигу кузеном. Возможно, это можно было объяснить тем, что Солиман Людвиг, который вместе со своими родителями (кажется, он был единственным ребенком в семье) жил не в слишком уж блестящих материальных условиях, хотел наконец в возрасте тридцати лет создать себе определенную материальную независимость, чтобы заняться тем – об этом речь пойдет ниже, – что так поразило тогда его самого и его друзей. Возможно, что работа, которую предложил кузен Шиндлер в своей свечной лавке, была не такой уж и неприятной и предоставляла немало свободы. А возможно, что кузен Шиндлер впоследствии даже заинтересовался дальнейшими исследованиями Солимана.
С середины шестидесятых годов – в то время переписка с Симоном Листом стала более интенсивной – Людвиг увлекался в придачу еще математикой и астрономией, затем – одной из специальных областей философии, а именно средневековыми и ранне-христианскими духовными течениями, которые сегодня считаются ложными учениями: манихеизмом, совокупностью гностических и несторианских идей. Был ли это научно-исторический интерес или сыграли здесь роль исповедуемые компоненты, из того материала, который был у Антона Л., определить было невозможно. (Вполне вероятно, что Солиман Людвиг в результате обращения к побочным областям, неизбежно повлекшего за собой отход от астрологического в его так никогда и не законченной диссертации, разочаровался в своем научном руководителе, что, возможно, привело к упомянутой выше размолвке.)
Разочарование принесла «конторская книга». Солиман Людвиг начал ее вести в качестве дневника вскоре после поступления в институт. Десяток страниц был исписан краткими фразами о посещенных лекциях и прочитанных книгах. Несколько шире было изображено двухнедельное путешествие в Венецию, которое он совершил во время летних каникул в 1962 году. Но Солиман и здесь ограничился тем, что перечислил осмотренные им церкви и музеи. Среди прочего он посетил остров Сан-Лаззаро – причем два раза подряд в течение первой недели своего пребывания, а третий раз перед своим отъездом. Красным карандашом, который Солиман Людвиг нигде больше в книге не использовал, вслед за последней, относящейся к Сан-Лаззаро записью, было написано: «Патер Руб». (На Сан-Лаззаро находился монастырь армяно-католических монахов-мехитаристов и их знаменитая типография.)
Переписки с «Патером Рубом» обнаружено не было.
Вскоре после посещения Венеции Солиман Людвиг начал вести дневник почти нечитабельным небрежным почерком, затем на латыни и наконец какой-то тайнописью. Но так как числа на протяжении всей книги записывались обычными цифровыми знаками, можно было определить, что Солиман Людвиг продолжал вести дневник до самого последнего времени. Последняя запись была датирована 19 июня этого года.
Записи, сделанные плохо читаемым шрифтом, снова содержали сведения о прочитанных книгах, посещенных семинарах, театральных и концертных представлениях, а рядом со всем этим – записи об одной странной поездке: после этого Солиман отправился через Инсбрук и Боцен в Феррару, во Флоренцию и в Рим, Манфредонию, Дураззо, Корфу, Афины, Константинополь, Иерусалим, Багдад, а оттуда к крепости Аламут в Персии, где Хасан, уже тысячу лет живущий там скрытно шейх уль-Джибал или Старик Горы, провел его в чрево Земли и показал ему 121 Тайную Книгу ассасинов. Из последней части описания этого путешествия можно было предположить, что как минимум эта часть путешествия, а может быть даже и все путешествие было лишь мистификацией.
Написавший то короткое сообщение для Солимана Людвига, которое Антон Л. нашел в придворной свечной лавке, подписался сокращением «К.», передавшего конверт, который поверх конверта написал свой привет, звали «Е.». Ни «К.», ни «Е.» среди не менее чем тридцати отправителей писем не было, что, конечно же, не было удивительным, потому что оба они жили в одном городе с Солиманом и посему в переписке с ним не состояли. Правда, в письмах Симона Листа многократно шла речь о каком-то очень старом человеке по имени Лоренц Эшенлое и о некоем директоре издательства по фамилии Кандтлер.
Когда Антон Л. прочитал эту фамилию и то, что этот Кандтлер был директором издательства, в его памяти забрезжило воспоминание о человеке, которого он встречал в течение трех лет, когда и сам работал в издательстве. Эта фамилия была довольно редкой, и было трудно предположить, что ее носили два директора издательств, а кроме того, касавшиеся господина Кандтлера упомянутые в письме некоторые внешние признаки, вызвали у Антона Л. в памяти образ этого человека. Господин Кандтлер работал в другом издательстве, то есть не в том, где работал сам Антон Л., и занимал там заметную должность. Издательство «В.», в котором Кандтлер многие годы был главным редактором, отличалось серьезностью и изысканностью. Торопливость, беспорядочность, спешка были чужды издательству «В.», которое занималось издательской деятельностью уже более двухсот лет, то есть на протяжении жизней уже семи поколений. Поддержанию этих традиций служили мраморные лестницы, дубовые шкафы, добротные двери, приглушенное спокойствие и уникально тихоходный лифт. Не исключено, что этот лифт был, так сказать, девизом этого издательства (спокойно, тихо, надежно) и вместе с тем служил для того, чтобы ввести даже самого взволнованного и беспокойного автора в атмосферу издательства. Сначала очень долго приходилось ждать самого лифта. Затем беззвучно вбок сдвигались две солидные двери (одна железная, другая деревянная). Человек заходил и нажимал на кнопку, соответствующую желаемому этажу. После этого не происходило ничего. Лишь когда нетерпеливые пассажиры лифта снова из него выходили и собирались уже жаловаться портье (которым почти всегда странным образом была красивая девушка), он тихо, но решительно закрывался: сначала внутренняя, деревянная дверь, затем, после выдержанной паузы, и внешняя, металлическая. Начинал ли лифт после этого движение, пассажир определить не мог. Движение было слишком медленным. Когда сидишь на дереве, то тоже никак не можешь почувствовать, что оно растет. Пассажира окружала почти расточительная роскошь: зеркало, мягкое сиденье – все добротное и со вкусом, – пуф, стойка для зонтиков, латунный крючок для одежды. (Принимая во внимание время, которое затрачивал лифт на весь путь от подвала до шестого этажа, эта обстановка была не лишней.) Когда же лифт наконец прибывал, после долгой беззвучной подготовки открывалась сначала внешняя дверь, а затем наконец отодвигалась и внутренняя, и он выпускал на третьем этаже доведенного до полного спокойствия и сдержанности автора, каким бы кипящим и красным от гнева не вошел он в вестибюль. При этом красным от гнева по отношению к издательству «В.» быть вообще было нельзя. Все выглядело идеально корректным. Денег было более чем достаточно. Иногда возникало чувство, что издательство «В.» ни в малейшей степени не заинтересовано, чтобы его книги продавались. (Это касалось беллетристики, но конечно же, не объемной издательской деятельности в определенном, очень важном секторе специальных книг, который создавал материальное благополучие издательства.)
Кандтлер был невысоким стройным человеком с так называемой украшающей лысиной. Большинство мужчин вместе с волосами теряют определенную часть своей привлекательности. Но существуют и такие, а господин Кандтлер относился к таковым, которые ввиду благородной формы черепа из-за волос скорее теряют, чем выигрывают. К тому же господин Кандтлер носил смешанные бело-седые усы, иначе и не скажешь, дворянского вида. В общем, господин Кандтлер был похож на вернувшегося домой после многолетнего пребывания в колониях английского офицера. Такие люди всегда изысканным образом находятся не в курсе текущих событий, но не из-за неспособности их постичь, а из нежелания. Они знают, что можно быть «в курсе дел», только если этим интересоваться, но этот вариант они отклоняют. Они развивают в себе мягкий цинизм, а так как они – говоря судебным языком – плохая сторона, но хорошие арбитры, они вырабатывают в себе точность в мышлении и выражениях, и это доказывает, что они в глубине своей, то есть совершенно на другом уровне, все-таки «в курсе дела», да еще и как! Именно таким был и господин Кандтлер. Многие годы он опекал одного из самых значительных авторов своего издательства – одного из самых знаменитых немецкоязычных писателей нашего столетия, – и его заслугой было то, что после войны его имя постепенно было признано. После смерти упомянутого автора господин Кандтлер прибрал к рукам его наследие, и в то время, когда Антон Л. познакомился с Кандтлером, издательство «В.» вынужденно продавало книгу за книгой этого автора, которые стали уже почти «бестселлерами». (Слово, слыша которое, господин Кандтлер не мог удержаться, чтобы не спросить: а что это такое?)
