Ирен Немировски - Бал. Жар крови
— Я думаю, — наконец проговорила она, — что его предупредил слуга, который тогда у меня работал. Как бы там ни было, в полночь я ждала Марка. В тот миг, когда он переходил мостик, на него набросился мой муж, поджидавший его. Но Марк был сильнее. — Какая гордость невольно прозвучала в ее голосе! — Марк не хотел причинить ему зла, он просто защищался. Но потом его охватил гнев. Он схватил Жана в охапку, подтащил к тому месту, где не было поручня, и столкнул его в воду.
— Этот парень приходил к тебе уже не первый раз?
— Да…
— Значит, ты недолго была верна бедному Жану?
Ответа не последовало.
— Но ведь ты за него вышла не вопреки своему желанию?
— Нет. Я его любила. Но другой… Как только я его увидела, слышите, с самого первого дня он мог делать со мной все, что хотел. Вам это кажется необычайным?
— Нет, отчего же, я знал подобные случаи.
— Вы смеетесь надо мной. Но поймите же, я не была рождена для того, чтобы стать падшей женщиной. Если бы у меня от природы имелась склонность к интрижкам, все это казалось бы мне крайне простым: измена, которая привела к печальной развязке, вот и все! Но на самом деле я была создана для того, чтобы прожить такую жизнь, как у моей матери, иметь чистое сердце, состариться, как она, благородно, без сомнений, без раскаяния. И вдруг… Помнится, я провела целый день с Жаном. Мы были так счастливы. Потом я пошла к Брижит Декло. Мы дружили. Она ведь молодая. У меня не было подруг-ровесниц. И — это странно — мы были похожи друг на друга. Я ей это часто повторяла, она смеялась, но, скорее всего, считала, что я права, потому что отвечала: «Мы могли бы быть сестрами». Это у нее я впервые встретила Марка. И я тут же поняла, что она была его любовницей, что она его любила, и я почувствовала… странную ревность. Да, я ревновала еще до того, как влюбилась. Но ревность — не очень подходящее слово! Нет, я завидовала. Я отчаянно завидовала тому счастью, которое Жан не мог мне дать. Я имею в виду не только чувственное счастье, понимаете, но какую-то душевную лихорадку, нечто, совсем не похожее на то, что до сего момента я называла любовью. Я вернулась домой. Проплакала всю ночь. Я сама себя боялась. Если бы Марк оставил меня в покое, я бы его забыла, но я ему приглянулась, и он беспрестанно меня преследовал. И вот однажды, несколько недель спустя…
— Понятно…
— Я прекрасно понимала, что долго так продолжаться не может. Я понимала, что он женится на Брижит, как только умрет ее старый муж. Я думала… Да нет, я совсем ни о чем не думала. Я любила его. Я говорила себе: раз Жан ни о чем не знает, то как будто ничего и не происходит. Иногда в своих кошмарах я воображала, что он узнает, но позже, гораздо позже, когда мы уже состаримся. И мне казалось, что он меня простит. Но как же я могла предвидеть эту страшную беду? Я его убила. Я убила своего мужа. Он погиб по моей вине. Я это себе все время повторяю, и мне кажется, я скоро сойду с ума.
— Слезами его не вернешь. Успокойся и подумай лучше, как предотвратить скандал, так как тщательное расследование, естественно, с легкостью откроет истину. Все вокруг знают.
— Но как предотвратить скандал? Как?
— Нужно, чтобы твой отец не заявлял в полицию, а для этого придется ему рассказать…
— Я не могу! Я ему ничего не скажу! Не могу! Не посмею…
— Да ты с ума сошла! Можно подумать, что ты боишься своих родителей, родителей, которых ты так любишь.
— Как вы не понимаете! Вы же знаете, как они живут, знаете, как восхитительно их согласие, как высоко они ценят супружескую любовь. И я, их дочь, признаюсь им, что обманывала своего мужа самым низким образом, что, когда он уезжал, я принимала у себя мужчину, наконец в том, что мой любовник убил его? Для них это будет страшным ударом. Не достаточно ли мне иметь на совести одно несчастье? — вскричала она и разрыдалась.
Когда она немного успокоилась, я еще раз спросил, чего именно она хочет от меня.
— Не могли бы вы им объяснить?..
— Но в чем же разница?
— Ах, не знаю! Но мне кажется, я умру, если мне придется самой им во всем признаться… Вы… Вы заставите их понять, что это была минута затмения, что я не такая уж плохая и испорченная, что я сама не понимаю, как я могла так действовать. Ну пожалуйста, дорогой дядя Сильвио.
Подумав, я отказался.
Бедная Колетт вскрикнула от удивления и отчаяния:
— Нет? Но почему нет?
— По многим причинам. Во-первых (я не могу тебе объяснить почему, но прошу мне верить), если удар, как ты говоришь, нанесу я, твоя мать пострадает от него еще больше. Не спрашивай почему. Я не могу тебе этого сказать. И наконец, я не хочу быть замешанным во все ваши истории. Я не хочу ходить от одного члена семьи к другому с утешениями, объяснениями, советами и многочисленными моральными предписаниями. Я старик, Колетт, и хочу покоя. В моем возрасте испытывают некое отчуждение… Ты не в состоянии этого понять, как я не в состоянии понять ваши интрижки и безумства. И стараться мне бесполезно, я все равно не увижу вещи в таком же свете, как ты. Для тебя гибель Жана — чудовищная катастрофа. Для меня… Я видел столько смертей… Бедный неуклюжий и ревнивый мальчик, которому сейчас гораздо спокойнее там, где он есть. Ты осуждаешь себя за то, что стала причиной его смерти? Я считаю, что у различных происшествий нет иных причин, чем случай или предопределение. Твоя история с Марком? Ну что ж, вы получали удовольствие. Чего вам еще надо? И твои родители тоже, эти благие души… Я не смог бы удержаться от того, чтобы не высказать свое мнение, которое их удивит и заставит страдать…
Она перебила меня:
— Дядя Сильвио, иногда мне сдается… — Поколебавшись, она договорила: — Что вы не так ими восхищаетесь, как я.
— Никто не заслуживает восхищения. Как никто не заслуживает и слишком глубокого презрения…
— И слишком нежной любви…
— Возможно… Не знаю… Видишь ли, любовь… В моем возрасте кровь больше не бурлит, становится холодно, — повторил я.
Вдруг Колетт схватила меня за руку. Бедняжка! Как она горела! Девушка ласково сказала:
— Мне вас жаль.
— И мне тоже, мне жаль тебя, — искренне ответил я ей. — Ты так расстроена.
Мы долго сидели не двигаясь. Потянуло сыростью. Квакали лягушки.
— Что вы будете делать, когда я уйду? — спросила она.
— То же, что и каждый вечер.
— И все-таки?..
— Ну, закрою ворота. Запру дверь на задвижки. Заведу часы. Возьму карты и разложу два-три пасьянса. Выпью стаканчик вина. Ни о чем не буду думать. Лягу спать. Я буду долго спать. И грезить наяву. Я вновь увижу людей и события далекого прошлого. А ты вернешься домой, начнешь терзаться, плакать, просить прощения у фотографии бедного Жана, сожалеть о прошлом, бояться будущего. Не знаю, кто из нас лучше проведет ночь.
Какое-то время она молчала.
— Я пошла, — прошептала она со вздохом.
Я проводил ее до ворот. Она села на велосипед и уехала.
Позднее Колетт рассказала мне, что она не вернулась домой, а направилась в Кудрэ. Находясь в состоянии чрезвычайного возбуждения, она чувствовала необходимость как-то действовать, чтобы заглушить свою печаль. По ее словам, пока я с ней разговаривал, она думала, что Брижит Декло, невеста Марка, тоже заинтересована в том, чтобы избежать скандала, и даже в большей степени, чем сама Колетт. Она решила пойти к ней, рассказать о том, что произошло, и посоветоваться. Были ли известны Брижит все подробности смерти Жана? Она, должно быть, о многом догадывалась. В любом случае, с того дня прошло уже два года; Марк и Колетт больше не виделись. Она не станет ревновать к прошлому и наверняка захочет спасти мужчину, за которого через две недели собирается выйти замуж. А может, Колетт была не прочь немножко омрачить их счастье? К тому же интересы всех троих совпадали. Она явилась к Брижит, которая в тот вечер поужинала в семье жениха и сейчас находилась дома одна.
Колетт сообщила ей, что Марку грозит серьезная опасность.
Брижит тут же поняла, в чем дело. Она страшно побледнела и стала расспрашивать Колетт.
— Знали ли вы, что моего мужа убил Марк? — безжалостно спросила та.
Ее собеседница ответила:
— Да.
— Значит, он вам признался?
— Ему и признаваться ни в чем не надо было. Я в ту же ночь сама обо всем догадалась.
И в тот момент, — сказала мне потом Колетт, — я вдруг подумала: но ведь это же она предупредила Жана. Без сомнения, она знала, что Марк изменял ей со мной. И она решила: «Муж сумеет заставить их расстаться». Она знала, что он был робким и физически слабым. Никогда бы ей не пришло в голову, что он вот так набросится на Марка. Скорее, она рассчитывала на объяснение между нами, мой страх огласки, стремление уберечь моих родителей, то есть те обстоятельства, которые заставили бы меня расстаться с Марком. Ни к чему другому она не стремилась. Для нее смерть Жана тоже была ужасным и неожиданным ударом.
