Роман Солнцев - Золотое дно. Книга 1

Валерий страшно смутился. Ему вовсе не хотелось что-то перерешивать. Тем более, расспрашивать Аню о каком-то пьянице и бродяге.

— Хватит! — отрезал он, бледнея. — Расходимся!

Иван Петрович поправил шапку с каской и вразвалку пошел прочь от этой компании. Молодые люди вослед что-то кричали, смеялись.

«А ведь еще недавно Валерка был неплохой парень. Как быстро власть меняет людей».

Отворачиваясь от всех, отдирая рукавицей злые слезы, словно гвоздики, от ресниц, Климов пробыл до конца свою смену, горестно полагая, что теперь ни о какой водолазной работе и речи быть не может. Но к концу дня по радио в котловане объявили:

— Передаем список добровольцев… Головешкин, Ильханов, Климов…

В списке была и его фамилия.

Недоумевая, он поехал в общежитие. Долго сидел на общей кухне, курил, готовя на электроплите для своих парней-гуляк ужин. Он не знал того, что Туровский никак не связывает Климова, который в списке, с Иваном Петровичем. Климова в список предложил сам Васильев — уж, наверное, он не будет предлагать человека с пятном в биографии? А если и предложит — это его дело. Туровский подчинится без всяких эмоций. У него гора своих забот…

Иван Петрович горевал один в сумерках под желтой лампочкой в 45 ватт, яичница давно остыла, когда прибежал и сунулся к нему Серега:

— Дядь Вань, не тоскуй!

— Пошел вон! — рыкнул Климов. — Шушера трусливая! Сами за себя постоять не можете… Брысь!

Он спал и не спал эту ночь. На следующее утро собрался было пойти на сбор водолазов — в комнату стукнулся Майнашев и, не глядя в глаза, сказал, что велели передать: сбор отменили. Ясно — насчет Климова передумали. Но почему же снова, несколько раз в общем списке из двенадцати человек повторили по радио его фамилию? Видно, по халатности.

Иван Петрович за эти дни осунулся. Обстриг ножницами бороду. Купил белую нейлоновую рубаху и надел на работу, под свитер, выпустив воротник — если Нина появился в котловане, увидит, как он ходит, специально расстегнув полушубок, что ему жарко. Но Нина больше не появлялась.

Иван Петрович точно захворал. Тоска охватила его. Тело болело полосами, как бывает, если поспишь на камнях. Люди, даже самые сильные, всегда были впечатлительны к равнодушию окружающих и к одиночеству…

БЕРЕГИСЬ ПОВОРОТА!

НЕ СТОЙ ПОД СТРЕЛОЙ!

ПОКОРИМ ЗИНТАТ! (старый, уже истрепавшийся лозунг — Л.Х.)

ВПЕРЕД К КОМ…ИЗМУ! (отшелушились буквы «МУН». Впрочем, эффект мало был кем замечен. Привыкли. — Л.Х.)

Ю.С.Г. СТРОИТ ВСЯ СТРАНА!

ОСТОРОЖНО, КАМНЕПАД!

КУБОК КОСМОНАВТОВ БУДЕТ НАШ!

КОММУНИЗМ — ЭТО МОЛОДОСТЬ МИРА И ЕГО ВОЗВО… (дальше оборвано ветром — Л.Х.)

НА МОТОЦИКЛАХ ПО ЗИНТАТУ ЕЗДИТЬ ЗАПРЕЩАЕТСЯ — ПРОМОИНЫ И КАМНЕПАД!

СЛАВА ПАР.ИИ КПСС! (Слетела буква Т. Хотя КПСС какая уж пария?! — Л.Х.)

Вернемся к судьбе Хрустова.

— Мы теперь опр-ричники Васильева! — рычал (зачеркнуто: Лев, поверху жирно: Левка) первые дни, заполошно бегая по блоку, ругая нерадивых, выскакивая наверх, как на смотровую площадку, к поручням и зевам бункеров, записывая номера машин, которые не так подвозят бетон, не так разворачиваются, и все ждал, что Васильев снова позовет пред свои очи звено Хрустова (он теперь был звеньевой!) или хотя бы его одного, лично Льва. Но Альберт Алексеевич то ли забыл, то ли ему было совершенно некогда.

Как-то утром он прошагал мимо восемнадцатой секции, но в блок не заглянул — Хрустов сам быстро выскочил на мороз и ветер, и едва головой в живот Васильеву не угодил, на что начальник стройки хмуро кивнул ему, точно не узнав, и двинулся дальше, окруженный такими же хмурыми сосредоточенными людьми — толстяком Титовым и маленьким важным Туровским.

«Ничего, — горестно вздохнул Хрустов. — Вот станет совсем плохо — вспомнит и про нас. А пока мы должны скромно помогать. При случае — сами наводить порядок. Намекнул же Васильев — имеем право действовать от его имени.

А Туровский… как он так может?! Еще недавно равный среди равных в нашей компании, учился у Сереги Никонова брать аккорды на гитаре или у Лехи-пропеллера на руках стоять, уважительно слушал рассказы Климова о жизни, а теперь проплывает, Утконос, с надменной улыбочкой на морде. Как будто мы тоже не думаем о судьбе ГЭС, как будто мы тоже не государственные люди!»

— Надо немедленно с ним поговорить! — решил Хрустов. — Ишь, на старика напал. А сам то одну красотку соблазнит, то другую. Скоро весь комсомол на стройке станет его гаремом. И что в нем девчонки находят? Вот меня за пустозвона считают, а я ж по сути — очень нравственный человек.

Когда Васильев и свита двигалась обратно мимо 18-ой секции, Лева выскочил перед ними, вроде суслика в каменной степи, и с улыбкой, как бы имея на это право, схватил за рукав начальника штаба.

— Валера, есть некое соображение. — Он помнил, Туровский очень любит слово «некое». («Я подготовил некий меморандум. У меня некие идеи».)

Кисло сморщившись, Валерий остановился и, словно вспомнив, кто перед ним, улыбнулся вполне приветливо.

— А, ты. Что?

— Ты почему на Ивана Петровича? Ты знаешь, как он страдает? А ведь не он бил Ваську…

— Да все уже забыто! — переменившись в лице, раздраженно прошипел Туровский. — Васька, водка… Мы стройку спасаем. А Климов твой сегодня лезет в прорубь.

— Да?! — ахнул Хрустов. — Спасибо!

Туровский ничего не ответил, лицо его было, как всегда, скорбно, словно он знал что-то такое, чего никогда не узнать и не понять Хрустову. Но Леве, разумеется, было также известно о результатах бурения перед плотиной: до самых ряжей — лед, и даже далее — до защитной косы — слоями, пирожками, но лед, лед почти до самого дна. Эта намерзшая громадина заслоняет донные отверстия, вплоть до пятой «дырки» напрочь. И огромная река не успевает проходить через относительно свободные от льда отверстия. Как теперь быть? Насосами перекачивать с верхнего бьефа в нижний? Таких насосов в мире нет, и уж тем более в СССР. Может, решат взорвать кусок плотины, когда уже станет неизбежна катастрофа?

Хрустов немедленно высказал эту идею Туровскому, который в ответ на это раздраженно зашевелил плоским носом.

— С ума сошел!.. Взрывать — плотина треснет. На нее и так давит. А она еще сыроватая. Ты лучше работай на своем рабочем месте. — И словно вспомнив, какая еще недавно была между ними дружба, добавил. — Как-нибудь поговорим. Я к тебе приду или ты ко мне… — И быстро ушел, прикрывая обеими ладонями в кожаных перчатках от ветра щеку.

— Хруст, чего волынишь? — окликнул удивленно Майнашев.

Хрустов, опомнившись, побежал к вибратору, чтобы снова прыгать с ним на вязкой теплой массе бетона. Согрелся и затем вылез наверх, нацепив повязку стропальщика. Стоять стропальщиком — не такая уж легкая работа, как может показаться со стороны: знай, маши руками. Здесь, на крыше блока, как в аэродинамической трубе ветер. А бетон залипает в бадье, надо его отскабливать скребком, вымажешься, окоченеешь, ангину схватишь на морозном хиусе. Легче всего и милее работа сварщика, основная работа Хрустова.

— Мы его заместители! — бормотал Лева, глядя сквозь очки на синее пламя электрода. Русая его бородка греется, потрескивает, пахнет паленым. Хрустов, откидываясь прочь, полный легкомысленного счастья, даже частушку запевает нарочито визгливым, бабьим голосом:

— Не люблю я, Ванечка,Энто дело сварщика!Как зачну сверлить огнем,так все думаю об нем!..

И первым заливисто смеется, косясь во все стороны. Вокруг пляшущего огня прыгают черные тени взад-вперед, как кусучие голодные собаки. Да, а как там наш дядя Ваня? Надо бы сходить за гребенку, посмотреть. Работа водолазов — опасная работа. Не дай бог, темная жуткая вода оборвет трос, стремительно утянет человека через бетонные норы…

Но не привелось Льву глянуть на водолазов, потому что в блок неожиданно прибыли девушки из Стройлаборатории — Маша и Аня.

Словно желая по особенному осветить этот роковой для Хрустова день, солнце к обеду стало сверкать, как весной, и кажется, даже потеплело — мороз уже не за сорок градусов, а тридцать, тридцать два. Но почему-то обе лаборантки сегодня грустны и придираются, как никогда раньше. Маша Узбекова сказала Леве, что растяжки наварены плохо, гречневая каша, а не железный припой. Серега, как первый друг и «заместитель» Климова, также в белой рубашке и расстегнутом пиджаке (фуфайку скинул при девушках — жарко!) стоял в стороне, скрестив, как капитан Немо, руки на груди. Тоненький, молодой, он был сейчас лицом пунцовый, от него шел пар, но рыженькая Нина только раз глянула на него, даже не улыбнулась. Девушки ушли к соседям — в блок бригадира Валевахи.