Евгения Доброва - A под ним я голая
Есть и другие обитатели в поднебесье: верхние этажи облюбовали божьи коровки и летучие мыши. На черной лестнице на нас напала бабочка. – Да что вы! – Ага. Чем-то мы ей не понравились, и она – прямо вокруг волос, как они, знаете, любят виться. Мы на другой этаж, она, зараза, за нами: что вы тут делаете?! Я говорю, хороша бабочка, это же летучая мышь. Совершенно спокойно летает по всем коридорам, не путаясь, а коридоры у нас извилистые, кое-где винтовые лесенки есть…
Никогда не видели летучих мышей? Да их здесь полно. Машка даже притащила как-то одну, чем вызвала бурю восторгов у Ваксы. Ну, мы ее выпустили, конечно. Машка нечаянно принесла. Взяла с черной лестницы коробку от телевизора, а та устроилась в ней спать.
В работе натурщика есть нечто медитативное. Благодаря ей у меня развилось исключительное умение совершенно спокойно выстаивать и высиживать любые очереди. Если отвлечься от окна, можно сосчитать листья аканта на лепнине, в деталях изучить гравюры и полотна на стенах. Сюжеты в основном античные: парк, колоннады, статуи… Меня всегда это влекло, сказала Тина, в пять лет я научилась читать только ради того, чтобы прочесть «Легенды и мифы Древней Греции» Куна: в книге были фотографии античной скульптуры, статуи зачаровывали, и хотелось узнать про этих прекрасных людей как можно больше…
Тина удаляется на кухню, в мастерской воцаряется тишина, нарушаемая шорохом карандашей по грубоватой акварельной бумаге. Можно, я надену наушники, ученики молча кивают, я вытаскиваю из сумки плеер, меня спрашивают, что я слушаю. Музыку, которая заставляет следить мыслью за мелодией. А что сейчас? – Карл Филипп Иммануил Бах, в комнату – бархатным шагом – входит Максимыч, ну как? с карандашом и резинкой в руке по очереди обходит студийцев, подправляет эскизы и – ладно, рисуйте! – скрывается в недрах квартиры. Любимое утешение Тины: если сейчас ученики смогут нарисовать мое очень сложное, ускользающее лицо – на экзамене будут чувствовать себя как на французской Ривьере.
В перерыве компания стекается на кухню – за исключением одной мрачной, угрюмой девочки, которой никак не дается мой нос. Опять там Ольга застряла. – Тина встает из-за стола и идет в мастерскую. Из-за стены доносятся драматические стенания. – Ну что это за поворот головы! Она у тебя как «Ужин» Бакста!
– Ничего не могу с ней поделать. У всех получается – а у этой нет! И вообще она какая-то странная. Вечно что-то говорит невпопад… – Потом, когда все разойдутся, Тина будет ворчать на кухне за рюмкой мартеля, подаренного кем-то из учеников.
Студийцы эту девочку тоже не любят. Я слышала не раз, как Лена Задворская, любимица Тины, язвительно шипела ей в спину:
– М-модильяни!
Иногда Ольга спрашивает: ты не устала? о чем ты думаешь? Ей плохо, неуютно в мастерской, но Ольга не пропустит и дня, она ходит, как американ экспресс, ей надо, она должна поступить. Я верю: поступит.
После занятий мы с Максимычем гуляем с собаками. Он – по расписанию, я заодно: жду, пока приедет Валя. Мы стоим в углу огороженной собачьей площадки за домом и, запрокинув головы, смотрим на уходящий в заоблачные выси шпиль главного корпуса. Кустов гоняет борзых лучом фонаря – повизгивая от восторга, они носятся, как за настоящим зайцем.
– Когда мы только въехали сюда, нас называли «высотники» – такое слово между завистью и восхищением… Тогда нас всех собрали и сказали, что дом наш особенный и много чего нельзя. Когда стало можно – я завел четырех собак… Дом-то, как бы вам это сказать, с душком. Я раньше все хотел отсюда уехать – а теперь привык. К высотке, и к месту. Раньше здесь было болото, и стояла усадьба, в которой родился Саврасов; все снесли. Построили пентаграмму. Чечулин гениальный архитектор, изобрел конструкцию в виде звезды: очень устойчивая, флигеля по бокам держат здание как контрфорсы… Это не вам сигналят? До свидания-а!
Весна пролетела стремительно, помню одну лишь картинку: садимся с Валей в старую большую машину и едем куда глаза глядят; я чувствую себя Лолитой при Гумбольдте. «My car pet»… Your car pet. А потом наступил июль, и это было чудесно: приближалась «Автоэкзотика». Валя потихоньку готовил машину к показу, я размышляла, в чем пойду на фестиваль.
Неранним утром по пути с Сивцева Вражка я зашла на Садовом в «Стокманн», купила пять пар чулок, шелковые трусы, красную футболку, белые джинсы и роскошную хлопковую пижаму с замысловатым узором. Поймала машину, приехала с этим хозяйством домой, разложила покупки на диване, сварила рист-ретто, поставила диск Элвиса Пресли, набрала ванну. Сорок минут плескалась в душистом суфле мыльной пены, подпевая королю рок-н-ролла, – а потом глянула на кухне на календарь, и мне чуть плохо не стало: сутки просто выпали из жизни. Министр! Как же я забыла про него! Побежала включать Интернет, кое-как наработала нужное, отправила файл, вытерла воображаемый пот со лба и поехала в мастерскую на сеансы.
Звонок застиг меня врасплох. Мы сидели с Тиной на кухне после занятий, пили чай, на набросках я устала: программа усложнилась, ученики брали последние уроки перед вступительными экзаменами. Валю я сегодня не ждала, но он ехал мимо и решил меня прихватить. Тиночка, пойду переодеваться, – на мне была холщовая роба, ну прямо рубище. Тина кивнула, я взяла свое городское убранство, косметичку и скрылась в ванной.
Валя прилетел на крыльях любви так быстро, что я даже ресницы не успела накрасить, только пристроилась перед зеркалом, а он уже звонит: я внизу. Вышла как есть, а была я в красной футболке, джинсах из универсама и стареньких босоножках, потому как в новых давеча попала под ливень.
– Давай к Мишутке, что ли, твоему поедем. Давно собирались, – предложил Валя; я уселась на передний диван, и мы тронулись.
У метро «Смоленская» Валя решил, что надо купить гостинец. Мы вылезли из машины, зашли в супермаркет – и там, в магазине, я почувствовала, что с правой ногой что-то не то. Посмотрела вниз и увидела: верхняя часть туфли отделилась от подошвы и болтается на ниточке, и не сделаешь ничего. Дальше не пойду. Вот прямо тут постою. Купи красных груш. Мишутка их любит. И банку брусничного джема.
Валя удалился, я стояла у витрины парфюмерной палатки и думала: что же делать. Скотчем примотать, жвачкой приклеить; доковылять рублем-двадцать – всякие озорные идеи посещали меня. Реклама еще была такая глупая, где у тетки каблук сломался, так она и второй оторвала, зарядившись энергией от шоколадного батончика.
Купить хотя бы вьетнамки в супермаркете я, конечно, могла. Но не стала – решила, буду-ка я дальше босиком. В конце концов, весело, а в машине коврик. А там я дойду, или пусть Валя на руках несет, как принцессу, даром, что ли, похудела на пять кило.
Так мы и вышли из «Седьмого континента»: Валя с кульком груш, я с развалившимися босоножками в руках. Хотела сразу выкинуть – Валя не дал: езды еще километров десять, не дай Бог придется из машины выходить, а так хоть как-то можно.
Когда добрались наконец до Мишутки, я была по колено в саже. Окинув меня взглядом, он ничуть не удивился, а на обратную дорогу выдал напрокат махровые, в прошлом белоснежные гостиничные тапки – право, я в них выглядела роскошно, – чем лишил небольшого эротического переживания, ибо в противном случае Валя, который не любит заезжать на длинном неповоротливом «ЗИМе» в мой узкий двор, донес бы все-таки меня до дома на руках… Почему, спрашивается, он не сделал этого по пути к Мишутке? Да потому что нес кулек с грушами, Мичурин бы их побрал.
– Откуда у него «ЗИМ»? – спросил потом брат. – «Москвич», «Волга» – понятно, это не редкость, их везде полно, но лимузин?
– Были деньги, купил за пять тысяч долларов, – ответила я. – Сейчас все это уже гораздо дороже…
Разбудил курьер из книжного. Привез девять книг (заказывала десять, одной не оказалось). В обед пошла в парикмахерскую, хотела привести себя в порядок перед «Экзотикой». Неудачно: Олег Иваныч, румяный кудрявый пенсионер, исполняющий роль секретарши салона, напутал с записью и на мое время пустили кого-то другого. Может, завтра к десяти придете? – Я так рано не встаю. – Тогда сегодня в шесть.
В семь пятнадцать со второго захода я была красавицей. По дороге домой зашла за лаком для волос в галантерею, в подземном переходе купила ксивник для документов, телефонную карту и блок сигарет, а потом заехал Валя на «Волге» и привез пропуска на «Автоэкзотику», сказал: – будешь штурман, забавно; занял денег на замену полетевшего стартера в «ЗИМе», который числился на автошоу экспонатом, выкурили на балконе по сигарете и отправились к нему на Арбат собираться.
Стартер сломался за три дня до фестиваля. Валя поставил машину, как всегда, в карман во дворе, а когда собрался выезжать, обнаружилось, что она не заводится, надо толкать. Мы с Лялей переглянулись. Ну что, подруги, выходим, скомандовал Валя и усмехнулся: – Будем заводиться с толкача.
