Игорь Ефимов - Седьмая жена

В суматохе последних рукопожатий, объятий, напутствий миссис Козулин, прижимая к груди небольшой пакетик, отвела Антона в сторону. Ее вечная готовность к поднятию занавеса потускнела за прошедшие годы, но все же она вглядывалась в его лицо с надеждой – ведь должны же где-то остаться волнующие пьесы – про нас, но с хорошим концом?

– Антоша, увидимся ли, Бог один ведает… Но ты для меня всегда был самый родной… Только тебя могу попросить… Потому что только тебе поверю. Вот тут… пузырек и коробочка… Я их в церкви освятила… Христом-Богом заклинаю: привези мне воды из Невы и земли из Летнего сада. Или, на худой конец, – из Таврического. Для могилы. Мне тогда куда как легче будет доживать… Чтобы в петербургскую землю лечь… хоть в щепотку… Много наших знакомых уже туда ездило, а я все не решалась. Посмотрю на него и подумаю: «Да ведь он забудет, поленится, а потом у себя на газоне ковырнет совок земли и воды нальет из крана. И буду я всю оставшуюся жизнь мучиться сомнением». А ты не обманешь… В тебе я буду спокойна… Только вернись целый и невредимый. Как местные говорят – одним куском.

Антон взял у нее сверток, поцеловал, прижал к пуговицам кителя. Жена-1 оттеснила мать, закинула ему руки за шею, повисла на минуту, оторвав носки от земли, растревожила без нужды третьего-лишнего, улыбнулась печально, покачала головой, отодвинулась в толпу. Миссис Дарси, Харви, Даниэль (сын-1-2 прилетел из Калифорнии, умолял взять с собой, с трудом удалось его отговорить, подарили взамен поездку на Аляску), какие-то неизвестные доброжелатели, родственники родственников, корреспонденты. Со старым Козулиным последние детали были оговорены накануне, заучены наизусть нужные адреса и телефоны, прослежены все варианты и ответвления многослойного замысла, похожего на семь матрешек – одна в другой, но вместо последней – опасный, затаившийся, дымный Джинн. Сейчас оставалось только чокнуться шампанским под фотовспышками, пожать руки и все – можно было идти по ковровой дорожке к трапу.

И в эту самую минуту, разрушая всю торжественность и умиленное настроение прощания, давя на уши безжалостным, охотничьим воем, взбаламучивая в душе старые и новые страхи («а что я натворил?»), на стоянку влетела полицейская машина. И из нее вышли двое патрульных, а с заднего сиденья – волосатый, бровастый, с очками на лбу – проповедник раздачи и отбирания имущества, финансовая Немезида, неутомимый защитник оставленных жен и неродившихся детей – адвокат Симпсон.

– Вот он, – сказал Симпсон и пошел прямо на Антона, выставив вперед неумолимый палец. – На капитанскую форму не обращайте внимания, это маскарад. По отпечаткам пальцев вы увидите – это тот самый.

Полицейские, придерживая дубинки, двинулись за ним. Педро-Пабло надвинул фуражку на нос, задом, задом засеменил по трапу, исчез в трюме «Вавилонии».

Путь полицейским преградил дед Козулин.

– Фред, Дэвид, что происходит? Где вы взяли этого типа?

– Не знаю, откуда он взялся, мистер Козулин, сэр. Явился в участок и заявил, что нужно арестовать беглого алиментщика. Говорит, что его разыскивают в трех штатах.

– Он показал вам какие-нибудь бумаги? Ордер на арест, постановление местного судьи?

– Ничего у него нет. Говорит, только что прилетел из Нью-Йорка, не успел оформить. Но завтра обещал все представить законным порядком. Сержант велел нам поехать проверить.

Симпсон тем временем придвинулся вплотную к Антону, барабаня пальцами по портфелю, пританцовывая, облизываясь.

– Чья же это яхта, мистер Себеж? Похоже, она должна стоить кучу денег. На океанском побережье – не меньше миллиона. Ну а здесь, во внутренних водах, наверное, подешевле? Но во всяком случае вашу годовую неуплату она вполне покроет. Не знаю, достанется ли что-то другим вашим бывшим женам, но моя клиентка получит все сполна.

– Яхта принадлежит мне, – сказал Козулин. – Так что не разевайте на нее рот – поперхнетесь. Мистер Себеж поступил ко мне на службу в качестве капитана. Я попрошу вас не приставать к нему и не портить наше маленькое торжество.

– Ох, эти нью-йоркские, – сказал один полицейский. – Всюду влезут, куда их не звали.

– Заграбастали себе весь Восточный берег и думают, что и здесь им можно распоряжаться, – сказал другой.

– Фред, Дэвид, вы же меня знаете. Взял бы я на службу непроверенного человека? Да мы двадцать лет знакомы с мистером Себежом. Я за него ручаюсь.

– А знаете вы, сколько жен и детей он бросил без средств к существованию? – рявкнул Симпсон.

– Если у них нет средств к существованию, как же они могли нанять такого дорогостоящего крикуна, как вы? Короче, коли у вас есть какие-то претензии к мистеру Себежу, приходите завтра к моему адвокату. А пока – исчезните. Вы и так уже подпортили нам праздник.

– И не подумаю! Я требую, чтобы на яхту немедленно – вплоть до выяснения личности владельца – был наложен арест. А этого фальшивого капитана чтобы сейчас же отвели к судье.

– Фред, Дэвид, я удивлен, – сказал Козулин. – Происходит явное вторжение в частную жизнь. Явное нарушение мира и спокойствия, а вы стоите в странной задумчивости.

– И верно, приятель. Пошумели, и хватит, – сказал Фред, беря Симпсона за локоть.

– Еще чего! Хватит?! Вы будете выполнять свои обязанности или нет?

Полицейские молча зажали Симпсона с двух сторон и стали теснить назад к машине.

– Эй!.. Что вы делаете?… Эй! Я буду звонить прокурору. Вы завтра же лишитесь своих значков!..

– Фред, похоже, он нам угрожает, а? И это при исполнении служебных обязанностей.

– Нью-йоркские совсем обнаглели.

Симпсону загнули руки за спину и впихнули на заднее сиденье. Последнее, что он успел выкрикнуть, долетело до Антона клочками звуков, которые он с трудом – догадкой? созвучным предчувствием? – смог сложить обратно в слова:

– Ничего… этому человеку… никогда… ни цента… ни носового платка… принадлежать… я добьюсь… не может… навеки!.. Согласно статье 185-бис…

Берег удалялся.

Уменьшались дома, деревья, рекламные щиты. Гирлянды флажков нависли над крышей кафе, как стая разноцветных птичек, выстроившихся к перелету. Медленно проехал по набережной грузовой фургон с изображением парусного кораблика, приплывшего в эти края триста пятьдесят лет назад. Сине-белый почтовый джип провез дневной запас писем, газет, счетов, чеков, предвыборных обещаний, торговой похвальбы, призывов к милосердию. Поблескивала солнечной точкой труба в оркестре, слабели звуки марша.

Прочь, прочь уплывала земная жизнь, и вода без труда заполняла пространство разлуки.

«Отплытие, отъезд, – подумал Антон, – ведь это как прививка небытия, как маленькая доза смерти, из которой можно выглянуть и убедиться, что жизнь без тебя возможна».

«…Этому человеку не будет принадлежать ничего».

Но зуд предвкушений, но бодрая злость, но готовность сразиться с вечно юным Горемыкалом, но надежды возвращались в забытые места в душе, как кровь возвращается с покалыванием в замерзшие пальцы, и оттесняли, глушили мрачное пророчество Симпсона.

Железные ладони Рональда качнули штурвал, и нос «Вавилонии» стал разворачиваться на восток.

Часть вторая

Плавание

Радиопередача, навеянная видом канадских берегов

(Сердитый канадец)

Проезжая как-то по делам через Канаду, я встретился с одним бывшим американцем, который переселился туда лет двадцать назад. Он был все еще очень сердит на свою первую родину. Он считал, что мы – американцы – не хотим видеть свои ошибки, а когда нам указывают на них, только вежливо улыбаемся и говорим, что это очень интересно, но как раз сейчас нам надо спешить домой, чтобы отпустить бебиситтера. Я спросил, какие наши главные ошибки, и он сказал, что мы помешаны на политике – в этом наша главная беда.

– От политических споров в Америке некуда спрятаться, – говорил он. – При этом никто не хочет признать их бессмысленность. А они бессмысленны, ибо любые наши политические взгляды есть просто отражение наших же страхов. Одни больше всего боятся террористов, другие – пацифистов, третьи – коммунистов, четвертые – империалистов, пятые – негров, шестые – сионистов, седьмые – иммигрантов, восьмые – контрабандистов, девятые – гомосексуалистов, десятые – рецидивистов. Кто-то с ужасом говорит, что мы идем к анархии, кто-то – что к тоталитаризму. О чем тут спорить? Вы ведь не спорите с человеком, который боится высоты, или змей, или замкнутого пространства, или воды, самолетов, пожаров, автомобилей, молний, землетрясений. Каждый обречен жить со своими родными страхами и излечить – переубедить – переделать другого никому никогда не удавалось.

– Нужно обсуждать конкретные беды и способы их исправления, – говорил он. – Я пытался это делать, но меня не хотели слушать. Из-за этого я и уехал. Какие именно беды? Ну вот, например, проблемы автомобильного движения. Каждый день машины сталкиваются, разбиваются, людей калечат, убивают – а никто ни за что не отвечает. Потому что все оплатят страховые компании. Которые, естественно, знай себе поднимают цены. И водитель-преступник снова садится за руль и выезжает на дорогу. Что же делать? Я говорил им, что нужно делать: нужно клеймить автомобили, как в старину клеймили преступников. Вы видите машину с большим зеленым кругом спереди и сзади и сразу понимаете: этот врезался в чужой автомобиль и пытался скрыться. С желтым кругом: ездил пьяный или под наркотиком. С красным – убил кого-то или искалечил. И уж вы будете держаться подальше от таких клейменых машин, и число аварий резко сократится.