Джим Гаррисон - Зверь, которого забыл придумать Бог (авторский сборник)
— Открываются только в одиннадцать, — сказал Б. П., успевший проверить дверь кафе после грез о пиве на берегу.
Он прошел за Бобом к служебному входу, где Боб забарабанил в дверь и дал малому в грязном белом поварском костюме двадцать долларов за два «текате». Б. П. с удовольствием выпил первое в жизни заграничное пиво, глядя на океан.
— Женская амброзия. Душок водорослей. Привкус сосков. И отчасти шины, — сказал Боб, пригубив вино.
— Ах ты Боб, толстый черт! — взвизгнула официантка, постукав его по котелку шариковой ручкой.
Первое пиво дало хороший разгон. Когда Боб заказал пять полных обедов с бутылками красного и белого вина, Б. П. решил, что он ждет гостей. Сам Б. П. держался мексиканского пива — отношения с вином у него оборвались в молодости, когда они с Дэвидом Четыре Ноги украли ящик «могендовида» и — не пропадать же зря — выпили целиком, отчего им стало плохо. Очень долгий обед потребовал семикратного пива — Б. П. всегда считал это идеальным числом. Боб тоже любил число семь и заметил, что заказал пять обедов, а не четыре, потому что нечетное число лучше четного. В нищенской молодости он поклялся, по его словам, никогда не есть плохого обеда, который портит настроение на весь день. Заказывая пять, ты сильно увеличиваешь шансы на то, что подадут что-нибудь приличное. Б. П. поднял вопрос о дороговизне этого обычая, и Боб ответил, что агент выторговал для него тысячу долларов в день — гроши по сравнению с тем, что получают некоторые актеры и актрисы.
— Вечером заглянем на студию. Сегодня ночные съемки. У этой актрисули тридцатиметровый трейлер с джакузи. Мажет устрицы икрой, хотя их надо есть отдельно. Гамбургер надо смолоть при ней из лучшей вырезки, иначе есть не будет. Тунца ей подавай свежевыловленного. Трусики меняет десять раз в день — все за счет студии. Я слышал, что лучший парикмахер в Беверли-Хиллз берет с нее пять сотен за бритье пипки — потому что голубой и эта работа ему не по вкусу. На меня не ссылайся — может, это и не так.
Сведения были не того рода, чтобы Б. П. стал их распространять, хотя Фрэнку они могут понравиться. Мысли его как-то застряли на том, что этот ненормальный получает тысячу в день на прожитие и, прежде чем заказать еду, сверяется со своим «пищевым дневником», — он объяснил Бурому Псу, что избегает есть одинаковые блюда в течение года, добавив, что с Нового года начинает с чистой страницы.
— А как же яйца? — спросил Б. П.
— Есть тысяча способов приготовить яйца, — ответил Боб и выдал сумасшедшую серию яичных рецептов, многие на французском, который Б. П. знал, потому что встречал канадских французов в Су-Сент-Мари. Ему нравилось, как они говорят, потому же, почему нравилось слушать старую традиционную речь оджибуэев (анишинабе), например когда Делмор говорил по телефону с другом. Делмор объяснил ему, что весь этот язык состоит из условных звуков. А теперь он слушал, как этот стебанутый писатель говорит о том, что не может два раза за год съесть одно и то же. Он лениво подумал, что сказала бы об этом его возлюбленная — антрополог Шелли. Она регулярно посещала своего мозгового доктора для настройки, и когда Б. П. окинул взглядом массив еды перед ними, в нем тоже было что-то безумное, хотя аппетита это не отбило. Они ели дандженесских крабов, моллюсков, устриц и рыбу трех сортов, включая ушастого окуня и желтоперого тунца.
— Можешь представить мне рекомендацию? — спросил Боб, отложив на долю секунды вилку и сделав чудовищный глоток из стакана с вином.
— Нет. Я здесь по секретному делу. Не взял никаких бумаг. — Б. П. был доволен своей выдумкой. Кто будет таскать при себе все бумаги? Хотя из бумаг он имел только упомянутые водительские права да двадцатидевятилетней давности карточку воинского учета.
— Вынужден предположить, что ты в бегах и хочешь затеряться в большом городе, — сказал Боб. — Не забывай, что я пишу детективные романы и пользуюсь уважением в кругах профессиональных криминалистов.
— Расскажи это тем, кому не насрать, — ответил Б. П., изучая изысканный панцирь дандженесского краба. Он думал, что это создание носит свой дом с собой примерно так, как старый Клод носил мешок для мусора и его учил носить. — Подумываю поехать в Орегон валить лес, а может, в Шапло, в Онтарио. Если хочешь меня колоть, сам води свою машину и с кулаком любовь крути в тюряге.
— Успокойся. Мне только сесть за компьютер, и мигом получил бы на тебя материал.
— Если б знал мое имя.
Б. П. вынул из кармана ключи от машины Боба и двинул их по столу мимо большой чашки с tongole,[8] сильно приправленных чесноком. Две женщины за столиком неподалеку обедали в темных очках, что показалось ему неудобным.
— Охолони, — сказал Боб. Он толкнул ключи обратно и, намотав на вилку спагетти, украсил их сверху моллюском из чашки. — Мое происхождение тоже неизвестно, даже мне самому.
— И мое, — сказал Б. П., зачерпывая ложкой из чашки масло с чесноком.
Мало кто из туристов понимал, что еда с большим количеством чеснока полезна как репеллент, хотя сейчас он вдруг затосковал по родным комариным местам, по озерам и болотам, по бесконечным холодным дождям, снежным карманам в болотах, не тающим до конца мая, по шельфовому льду, погребенному под песком и камнями на берегу Верхнего озера и часто доживающему до июня. Покопал — и ставь туда пиво, будет стоять холодненькое.
— Я часто притворяюсь неизвестным принцем-сиротой, но, по правде, моя мать была неразборчива в связях. Тяжело примириться с тем, что твоя мама не блюла свое тело. — Боб на секунду опечалился, потом слопал несколько устриц.
— Я слышал, моя тоже, но решил, что у нее были причины. Дедушка говорил, что у нас сильные тела и мы всегда можем заработать на харч и койку, а женщинам иногда приходится распустить подпруги, чтобы прожить. Растил-то меня он и, может, щадил мои чувства — мало ли что мне придется услышать. Ну, всякие там местные сплетни.
Сейчас устрицы занимали Б. П. больше, чем прошлое.
— Папу и старшего брата, на меня не похожего, мы оставили на ферме недалеко от Кокрейна, севернее Ла-Кросса, — сказал Боб. — Жили в О-Клэре, Фон-дю-Лаке, Ошкоше и, когда я учился уже в средней школе, остановились в Райс-Лейке — там, кстати, лучшая в мире пицца: ресторан «У Драга». С тех пор я не большой ее любитель. Трудно снижать требования. Это все равно что вернуться к официанткам после того, как спал с красивыми актрисами и манекенщицами.
— А я всегда любил официанток. — Б. П. заметил, что кости и мясо у морских рыб плотнее, — видно, им надо тяжелей трудиться в жизни, чем пресноводным. — Конечно, я мало что знаю о манекенщицах, а тем более — об актрисах. Хотя познакомился вчера с одной — она играла в фильме «Попки наголо».
— Видел его. Занимательно, но по части сюжета слабо. Почти вся наша порнуха пронизана нашим коллективным сисечным фетишизмом. Все эти деньги, что тратятся у нас на переоборудование сисек, — отдать бы их пяти миллионам американских детей, которые каждый вечер ложатся спать голодными. Я рос как беспризорник, перебивался с хлеба на воду, мотался по трущобным висконсинским городишкам, но был способным пареньком и благодаря усердию добился успеха.
— Что стало с твоей матерью?
Б. П. внимательно следил за тем, как Боб немного затрудняется с ответом, и вспомнил другую программу, которую дедушка слушал после Джека Бенни. Она называлась «Выдумщик Макги и Молли». Выдумщик много выдумывал.
— Я щедро содержу ее в шикарном доме престарелых в Милуоки. Мой старший брат и отец писали мне записки, что им не нравятся мои детективные романы. Это глубоко меня ранило.
Боб, кажется, был доволен этой деталью, полагая, что она должна повысить доверие к нему.
Б. П., сыт и пьян, отвалился от стола, удивляясь, почему Боб ни разу не взглянул на океан прямо у них за окном.
— Музыка твоя кажется мне малость заумной, мистер Боб. Может, и привыкли к ней в таких местах, которые на остальную нашу страну не похожи.
В этот напряженный момент снова возникла официантка и спросила, не надо ли им еще чего. Боб изобразил искреннее вожделение:
— Только ты, дорогая, можешь удовлетворить потребность более глубокую и более фундаментальную, чем пища. Вся эта пища, которую мы съели, — мертвая. Ты — живая пища.
— Конечно, Боб. Лижи меня, и не будешь толстым и пьяным и по часу в день проводить на толчке.
Она шлепнула на стол счет и унеслась.
После ресторана они часок соснули в машине, но с открытыми окнами, и морской ветерок отгонял большинство мух от их храпящих ртов. Проснулись разом, немного обалделые и недовольные. Боб открыл бардачок и настоял на том, чтобы оба приняли по мегавитамину — капсулу величиной с лошадиную таблетку, а потом велел Б. П. ехать на юг, в Санта-Монику, где у него встреча за обедом.
