Михаил Веллер - Живы будем – не помрем
Они возвращались вечером с концерта «Аквариума»:
— Гребенщиков — это гений, разумеется!.. — когда в темном проходе между домами качнулись навстречу три характерные фигуры:
— Закурить будет?
Неожиданность сквозила угрозой; хотелось верить, что все обойдется, ерунда.
— Извините, я не курю, — голос Игоря прозвучал вежливее и сокрушеннее, чем хотелось бы.
— А десять рублей?
— Жалеешь?..
Центр композиции, крепыш-коротыш в кожанке и шляпе («Холодно же. Денег на шапку нет, бедный. Форсит, чем может», — успело машинально промелькнуть в голове) сунул руку в карман, там металлически щелкнуло; крайние двинулись на полшага вперед.
Валя заслонила Игоря:
— Не троньте его!
— Трогать будем тебя, — открыл коротыш.
— Чо ж — она тебя любит, а ты за нее не тянешь, — укорил Игоря крайний, явственно отводя руку для простецкого маха в ухо.
Для интеллигента всегда болезненна мысль о физической расправе. Настолько болезненна, что вытесняет прочие мысли и рефлексы и парализует. Чтоб оказать сопротивление неожиданному, опасному и превосходящему противнику — надо иметь крепкие нервы или постоянный бойцовский навык: интеллигент не имеет ни того ни другого.
Глумливые смешки и опасные жесты достигли грани кошмара: нас, сейчас, здесь, за что, не может быть, неправда! Бежать? Но вдвоем не убежишь. Беззащитность ужасала.
Валина внешность была удостоена высокой оценки в крайне унизительной форме. Игорь молчал.
— А я бы на твоем месте его не защищал, — сказал ей коротыш. — Он ведь тебя не защищает, а? Что, обосрался, кавалер?
Вслед за чем крайний навесил кавалеру в выцеленное ухо, и темнота для последнего расцветилась искристым фейерверком. В секунды, пока он был оглушен, Валя ощутила безмерно оскорбительные похлопывания по местам, в лицо ей выдулась струя дешевого табачного дыма, насмешливое:
— Нич-чо, трахать можно… мотайте, чего перебздели!
И скрип снега за спиной: сцена окончилась.
Подобное унижение способно испортить мужчине всю жизнь. И пусть Валя уверяла, что Игорь молодец, не стал связываться с бандитами, показывала сочувствие, жалость, облегчение, мол, все нормально, он подыгрывал; чудовищная неловкость осознавалась непоправимой, неизбывной.
Чего испугался, терзал он себя, возвращаясь. Ну набили бы морду. А если б пырнули? Вряд ли до смерти… героем бы выглядел. Обгаженность…
— Леня, — спросила жена, — как же так выходит? Человеку говорят: ты подлец, а он отвечает действием: зато я сильнее тебя; и еще остается прав перед людьми. Бред! Слабый не виноват в своей слабости! А если он — хороший, умный, тонкий, добрый, любящий? Несправедливо: почему столько выгод победителю?
— Господь Бог создал людей слабыми и сильными, а полковник Сэмюэл Кольт создал свой револьвер, чтобы уравнять их шансы, — с удовольствием процитировал Звягин.
— Горе побежденным! — воздела руки жена. — И милость к падшим призывал! А как же Христос: прощать обидчику и подставлять вторую щеку?
— Святые не имеют детей, — пожал плечами Звягин, — а человечество хочет жить. Заметь — грех тоже привлекает женщину.
— Порочная привлекательность. И чем же привлекает?
— А тем, что грешащий имеет силу, храбрость, страсть достаточную хотя бы для того, чтобы нарушать общепринятую мораль.
Величина, смысл, ценность человека определяются тем, насколько он способен переделать мир, — Звягин оседлал любимого конька — или сел на диван, смотря в какой плоскости рассматривать действие. — Вначале все было просто: побеждал сильнейший, он мог прокормить семью, продолжить род, охранить его от врагов и опасностей. Затем в преобразующую силу все больше превращался ум; недаром женщины испытывают интерес к умным мужчинам…
— Господи, как политинформацию читает, — поморщилась жена, подруга боевая дней суровых, дух един и плоть едина.
— Молчать и слушать старших по званию, — приказал Звягин. — Тот, кто доказывает свою правоту физической силой — по-природному исконно прав: он доказывает, что значительнее своего обидчика и врага на Земле…
Победа привлекает женщину — да! Потому что доля мужчины на Земле — побеждать! Силой, умом, страстью! Выдержкой, волей! Побеждать — значит переделывать мир, оставить свой след, реализовать свои возможности. Это и есть удел и назначение человека.
Вклад женщины — принадлежать к роду победителей, продолжить его, тем самым — продолжить передел мира, обеспечить саму возможность этого передела, рожая победителей.
И женщина инстинктивно стремится к мужчине, в котором победительное начало выражено сильнее. Ведь любовь — проявление инстинкта жизни, а жизнь — это самореализация и передел мира.
— А почему любят богатых?
— Богатство — свидетельство силы человека в этом мире.
— А знаменитых?
— Слава — свидетельство значительности человека.
— А красивых? — Жена торжествующе посмотрела на замолкшего в затруднении Звягина.
— Красота — это тоже значительность, — нашелся он. — Красивый многим нравится, он заметен, ему легче идут навстречу, он ценен уже сам по себе.
Да… Так, если мужчина избит тремя хулиганами — это не поражение в глазах женщины: ну, втроем они сильнее физически, вот один на один — еще посмотрим. И побитый одним, но не сломленный, неукротимый, — он тоже победитель: в конце концов не он, так дети его своей неукротимостью и устремленностью добьются любой цели. А вот струсивший, отступивший — он проиграл, он слаб духом, и в глазах женщины падает. Ум и благородство на словах — дешевы. Ибо трусость — означает непригодность мужчины в борьбе, которая есть жизнь, добиваться своего, оставлять след в жизни. Трус слаб всегда, потому что трусость не дает ему возможность реализовать силу. Наверное, ничто так не отвращает женщину от мужчины, как трусость.
— Ты у нас известный храбрец, — засмеялась жена.
— Чашку кофе храбрецу! — велел Звягин.
26. Не имей сто рублей
— Одолжи у него стольник, — посоветовала Лариса. — А лучше двести — триста.
— Зачем? — изумилась Валя.
— Посмотреть — даст или нет.
— Зачем? Мне не нужно. Если будет — конечно даст. Но если б и понадобилось — я не хочу брать у него, это… нехорошо…
Лариса сощурила длинные глаза:
— Если женщина для мужчины что-то значит — он рад для нее на все и с деньгами не считается. Надо знать, с кем имеешь дело. Просьба о деньгах — прекрасная проверка чувств.
Совет был неприятен: презренные уловки!.. Но — верен… Валя разыгрывала в воображении сцену: срочно продается, скажем, фирмовая куртка. А отдаст — постепенно, со стипендии, отдаст.
В Дом журналистов, место престижное, для посвященных, Игоря пускали без пропуска, здороваясь: знали. Потягивая внизу в баре кофе, Валя, невольно кося по сторонам, где обычные на вид люди запросто разговаривали о публикациях и командировках, спросила как можно небрежнее, ввернув в удобную паузу:
— Кстати, ты не мог бы немного одолжить мне?
— Сколько? — улыбнулся он готовно.
— Ерунда. Сотни две. (Улыбка его стала резиновой.) Даже полторы.
Игорю казалось, что он ничем не выдает себя.
— Прямо сейчас?
— Если можно — завтра.
Вот оно. Лариса права. Девочка рассматривает его как дойную корову. Не удержалась. Раз у него машина, раз она ему нравится — деньги и подарки разумеются сами собой.
С оттенком внутреннего презрения (ожидал, ожидал подобной просьбы) шутливо вздохнул:
— У меня нет столько в наличности.
Она как бы не придала значения ответу:
— Ну, может быть, снимешь со сберкнижки.
Откуда она знает про его сберкнижку? Да и много ли там…
— Какие сбережения у нищего аспиранта, — вздохнул он.
— Мне казалось, ты такой бережливый, организованный, — протянула Валя, подпуская нотку разочарования. — Я бы могла взять у родителей, но они и так на меня тратятся.
«Но незачем посвящать их в мои траты», — перевел он ее слова.
Ему хотелось смягчить ситуацию, спустить на тормозах, но Валя вперилась испытующе — внутренняя неловкость нарастала.
— Ты не бойся — я отдам, — произнесла она сакраментальную фразу, пахнущую ледяным насмешливым леденцом.
«Значит, если б мне понадобились деньги, пришлось бы вот так унижаться, и после длительных раздумий и взвешиваний он бы осчастливил золотым дождем на сумму в двести деревянных. И не чувствует, что сейчас получит в рожу свой поганый журналистский кофе!»
Когда двое не понимают друг друга — непонимание взаимно.
«Значит, она уже считает естественным располагать моими деньгами? Дает понять, что не тратить больше, чем было, на такую заметную девочку — фи? Или — намек, что такая сумма сделает ее покладистей? Материальный эквивалент ее благосклонности? Да, раз богат, родители не нищие, — что ж будущей родственнице не пользоваться деньгами?»
